Лорд Престимион - Сильверберг Роберт (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
По крайней мере, Стойен оказался довольно веселым местом, если уж нет другого выбора, как только застрять в далекой провинции. Климат его был идеальным, лето круглый год, воздух ароматный, небо безоблачное, приятный морской бриз с позднего утра до раннего вечера, теплые вечера, восхитительный прохладный дождик, начинавший каждый раз моросить ровно в полночь. Сам город представлял собой узкую полосу, вытянувшуюся более чем на сотню миль вдоль широкой дуги большой гавани, так что население более десяти миллионов человек умещалось в нем, не создавая ощущения скученности. И этот город радовал глаз. Поскольку весь полуостров Стойензар был совершенно плоским и нигде не возвышался более чем на 20 футов над уровнем моря, жители порта Стойен внесли в свой город топографическое разнообразие. Они выдвинули требование, чтобы каждое строение возводилось на платформе из кирпича, облицованной белым камнем, и чтобы эти платформы были самыми разнообразными. Некоторые из них имели в высоту не более десяти или пятнадцати футов, но другие, подальше от берега, представляли собой внушительные искусственные холмы, которые поднимались на сотни футов.
Особо важные здания стояли во всем великолепии высоко над уровнем улицы на индивидуальных фундаментах; в других местах целые районы площадью в квадратную милю и более размещались на общем гигантском пьедестале. Взгляд вынужден был постоянно двигаться во всех направлениях, вынуждаемый к этому приятными переходами от высоких зданий к низким.
А наличие такого количества кирпича смягчалось обилием кустов, лоз и всяких тропических растений, которые пышно разрослись вокруг каждой платформы, вдоль пандусов, ведущих на верхние этажи, и взбирались на крепкие стены. Эта бурная растительность переливалась всеми красками, не только тысячами оттенков зелени листьев, но и роскошным синим, розовым, алым, красным и фиолетовым сиянием бесчисленных цветов.
Красивое место. Из кабинета самого Акбалика на верхнем этаже здания таможни у гавани открывался прекрасный вид на пролив Стойен, вода которого здесь была бледно-голубой, а поверхность — гладкой как стекло. Он мог проникнуть взглядом на сотни, даже на тысячи миль на север, до того места, где все сливалось в тонкую серую линию горизонта. Но он все равно тосковал по дому.
Акбалик начал мысленно составлять еще одно послание Септаху Мелайну:
«Уважаемый друг и достопочтенный Верховный канцлер! Прошло уже четыре месяца с тех пор, как я приехал в Стойен по твоему поручению, и все это время я преданно и усердно трудился над заданием…»
— Принц Акбалик! Прошу прощения, милорд…
Это был Одриан Кестивонт, вруун, который служил здесь у него секретарем. Маленькое существо стояло у двери и, как всегда, суетилось. Его многочисленные болтающиеся щупальца сворачивались и распрямлялись, к чему Акбалик вынужден был долго приучать себя. Он принес еще одну пачку бумаг.
— Еще бумаги мне на прочтение, Кестивонт? — спросил Акбалик и сделал кислое лицо.
— Эти я уже просмотрел, принц Акбалик. И обнаружил в них нечто весьма интересное. Они собраны с грузовых судов, которые отплыли в Зимроэль из разных портов Стойензара за последние две недели. Если позволите, милорд…
Кестивонт принес бумаги к столу начал раскладывать их, словно игральные карты в пасьянсе. Акбалик увидел, что это декларации груза, длинные списки товаров, пересыпанные замечаниями судовых капитанов об их состоянии на день погрузки на борт, о качестве упаковки и тому подобных вещах. Акбалик заглянул через покатые плечи врууна, пока маленькое существо раскладывало листы бумаги. Столько-то центнеров медового лотоса, столько-то мешков смолы дерева мадарат, столько-то фунтов орохалка, столько-то тесаных бревен, шил, топорищ, вьючных седел, кувалд…
— Нам действительно необходимо этим заниматься, Кестивонт?
— Еще секунду, умоляю вас, добрый принц. Вот. Теперь прошу вас обратить внимание на седьмую строчку первой декларации. Видите, что в ней написано?
— Анивуг истин рипливич радитикс, — прочел пораженный Акбалик. — Да. Вижу. Но не нахожу в этом никакого смысла. Что это, язык вруунов?
— Больше похоже на скандарский, чем на Какой-либо другой, но это не скандарский. И вообще, по-моему, это не похоже ни на один из языков Маджипура. Но продолжим, милорд, если не возражаете: строка десятая во второй декларации.
— Эмиджикук джибпиж яссин ис. Что это за абракадабра?
— Возможно, зашифрованное послание? Посмотрите сюда, милорд, строка тринадцатая в следующем документе: «Мурсез эбумит юмус гок». Девятнадцатая строка следующего, они идут по порядку из документа в документ, разве не так? — Вруун взволнованно перебирал бумаги, подносил их по очереди к самому носу Акбалика. — Эта чепуха повторяется последовательно в самых обычных текстах через интервалы в три строки.
Мне кажется, нам недостает первых двух строк послания, которые должны быть на первой и четвертой строчке отсутствующих деклараций. Но они продолжают появляться: пока что я обнаружил сорок таких строчек. Что это может быть, если не шифр?
— Действительно. Звучит слишком абсурдно для настоящего языка. Но есть шифры и шифры, — заметил Акбалик. — Это может быть всего лишь уловкой торговца, чтобы скрыть коммерческие тайны от конкурентов. — Он взглянул на следующий лист. — Зинукот тактамт иниагоги ногтуа. Что, если это значит: «Десять тысяч воинов выступят на следующей неделе»? — Он почувствовал внезапный прилив возбуждения. — Или, с другой стороны, перед нами может быть переписка Дантирии Самбайла с его союзниками.
— Да, — согласился вруун. — Очень может быть.
А шифры довольно легко взломать тому, кто является специалистом в этой области.
— Ты имеешь в виду себя? — Акбалик знал, что врууны обладают многими умениями в деле предсказаний.
Щупальца заклубились в вихре отрицательных жестов.
— Не я, милорд. Это выше моих сил. Но один мой знакомый, некий Гивилан-Клострин…
— Этоимясу-сухириса, не так ли?
— Да. Он безукоризненно честен, и такие тексты для него не проблема.
— Он живет здесь, в Стойене?
— В Траймоуне, милорд, в городе домов-деревьев.
Это всего в нескольких днях пути отсюда по берегу в сторону…
— Я знаю, где находится Траймоун, спасибо. — Акбалик на мгновение задумался. За месяцы совместной работы он проникся большим доверием к этому Одриану Кестивонту, но привлекать какого-то неизвестного су-сухириса к такой взрывоопасной тайне — совсем другое дело. Сначала надо тихонько навести о нем справки. Двухголовые люди все знают друг друга. Он попросит Мондиганд-Климда высказать свое мнение о Гивилан-Клострине, прежде чем вызовет его.
«Джиинукс таквиду экибин эсис. Эмбаджик юкиву ксткип ее».
Акбалик прижал кончики пальцев к ноющим вискам. Интересно, подумал он, неужели этот язык мумбоюмбо скрывает тайные планы Дантиии Самбайла? Или это просто личный жаргон какого-нибудь мохнатого скандара-морехода, занимающегося торговлей?
«Зудликик. Зигмир. Касаски. Фустус».
На Замковую гору отправили запрос магу Мондиганд-Климду. Из Замка через короткое время пришел ответ. В нем говорилось, что Мондиганд-Климду хорошо знаком Гивилан-Клострин: принц Акбалик может полностью доверять ему. «Я за него ручаюсь, — писал Мондиганд-Климд, — как за собственного брата».
Достаточно веская рекомендация, решил Акбалик.
И послал за Одрианом Кестивонтом.
— Пусть твой друг су-сухирис немедленно прибудет в Стойен, — приказал он.
Тем не менее при виде Гивилан-Клострина Акбалик усомнился в весомости рекомендации Мондиганд-Климда.
Сам Мондиганд-Климд, к которому Акбалик питал глубочайшее уважение, держался с большим достоинством, величавость его облика подчеркивала монашеская простота одежды. В Замке вкусы в одежде обычно склонялись к ярким цветам и причудливой оригинальности, но Мондиганд-Климд отдавал предпочтение строгим костюмам из черной шерсти или из темно-зеленого полотна с красным поясом, чтобы оживить их ярким пятном.
А этот Гивилан-Клострин явился в кабинет Акбалика в гротескном лоскутном наряде из золотого шитья, украшенного квадратами из яркого шелка полудюжины контрастных цветов, а его две удлиненные головы были увенчаны высокими пятиконечными шапками, концы которых почти касались потолка комнаты. Полдюжины огромных, круглых, широко открытых глаз под широкими кустистыми бровями были нарисованы на каждой из шляп — три спереди, три сзади. Жесткие, торчащие вверх эполеты возвышались на восемь-десять дюймов над каждым плечом оракула: их тоже украшали глаза, а вниз ниспадали узкие алые ленты.
