Огонь сильнее мрака (СИ) - Герасименко Анатолий (е книги .txt) 📗
Хонна чуть наклонил призрачную голову.
– Полагаю, вы имеете сказать нечто… (пауза) …неотложное?
Джон поиграл желваками.
– Я нашёл, – сказал он. – Это здесь, в Дуббинге. Нужно доехать до конца Копейной улицы, там должен быть пустырь, а по пустырю идёт дорожка. Если пройти несколько лидов по дорожке, увидите сарай. В подвале сарая – ваша лаборатория. И ваши... па-лотрашти.
Хонна помолчал.
– Вы знаете, кто они такие, – бесстрастно произнес он.
– Да, – сказал Джон. – И ещё знаю, кто вы такой.
Хонна снова помолчал.
– Вы отличный сыщик, – сказал он.
– Неплохой, – признал Репейник и переступил с ноги на ногу. – Хонна, мне нужна помощь.
Фернакль вскинул брови над очками.
– Туда сейчас направилась одна девушка, – продолжал Джон. – Долго рассказывать, но, в общем, без неё бы я не справился.
Он с удивлением сообразил, что говорит правду.
– Так, – произнес Хонна.
– Насколько я знаю, все ваши подопечные уже там, – сказал Джон.
Хонна улыбнулся. Улыбка у него была широкая и уверенная.
– Предлагаете спасти вашу девушку?
– У меня только револьвер, – признался Джон, – а их – двадцать один человек.
Хонна улыбнулся еще шире.
– Вот как! Уже только двадцать один? Преотлично.
– Да, – выдавил Джон.
Хонна поправил очки.
– Что ж, – сказал он деловито, – отправляюсь немедля. Думаю прибыть через… пожалуй, через полчаса.
– Полчаса? – не веря, повторил Джон.
Хонна покачал головой:
– В этом убогом теле я могу жить долго, но при том буду немощен. Тело же Великого Моллюска… В нём я способен протянуть от силы часа три. Но это – прекрасное тело, господин Джонован. Я буду… горд, что вы его увидите.
***
Темнота уступала предутренним сумеркам. Воздух был сырым и промозглым, от дыхания шел пар. Нахохлившись на козлах, Джон правил по заросшей колее, высматривая в потемках сарай, о котором говорил Олмонд. Лошадь тихо фыркала, размеренно – туп, туп, туп, – стуча копытами по накатанной земле; кустарник по бокам дороги был таким высоким, что временами самые длинные и наглые ветки задевали рукава Джона. Кэб достался Репейнику очень просто: он вышел на улицу, махнул проезжавшему кэбмену, а потом вспрыгнул на козлы и вытащил револьвер. Кэбмена словно ветром сдуло, а Джон, настегивая лошадь, помчался вверх по набережной, к Копейной улице и дальше, пока не очутился здесь, на пустыре. Теперь он ехал медленно, до слёз вглядываясь в предрассветную мглу. Наконец, услышал вдалеке тихое ржание, и тотчас лошадь, впряженная в коляску, заржала в ответ. Ругнувшись вполголоса, Джон натянул поводья. «О скрытности можно забыть, – хмуро подумал он. – Распроклятые зверюги». Спрыгнув с козел, Джон похлопал лошадь по крупу, и та, тряхнув головой, принялась щипать траву. Отгонять лошадь Репейник не стал: коляска могла пригодиться при отступлении. Дальше он пошёл пешком – быстро, но бесшумно, держа револьвер у бедра, ежеминутно проверяя, на месте ли телепорт.
От того момента, как Джил оставила Репейника связанным в храме, прошло чуть меньше двух часов. Обычный человек за такое время ни за что не смог бы преодолеть пять лидов по лесу, достичь города, найти Копейную улицу и добраться до пустоши в конце дороги. Но Джил, во-первых, была не обычным человеком – по лесу она, скорей всего, бежала, легко и неутомимо. Во-вторых, она тоже могла взять кэб. Словно подтверждая догадку Репейника, откуда-то слева опять послышалось лошадиное ржание. Джон зашагал быстрей, потом не выдержал и перешел на бег. Внезапно кусты расступились, взору открылась небольшая поляна, очищенная от вереска и лещины. В центре поляны высилось двухэтажное строение, темная островерхая громада на фоне сумеречного неба. Рядом паслись несколько лошадей. У Джона мелькнула запоздалая мысль: что, если Олмонд все-таки наврал, и перед ним – обычная загородная конюшня, мирная, никчёмная, и на пороге ждет растерянная Джил… А через четверть часа сюда явится Хонна, с содроганием вспомнил Джон, и надо как-то будет с ним объясняться. Да, дела. В этот момент внутри сарая, видимый через щели в стене, вспыхнул свет. Джон от неожиданности вздрогнул, попятился, чтобы спрятаться в кустах, и тут его кто-то наотмашь ударил по плечу.
Джон отскочил. Его противник – тёмный силуэт – надвинулся, крутанул над головой чем-то длинным. Палка? Меч? Должно быть, палка: рука болит, но цела. Джон ушёл вниз, пропустил над собой удар. Револьвер он выронил, не было времени искать. Пальцы рванули с пояса нож. Перед лицом свистнуло: промах! Джон подскочил вплотную, сунул нож врагу под челюсть – раз, другой. Тот сипло каркнул, забулькал. Джон оттолкнул его – ногой в бедро – развернулся. Сзади подбегал ещё один темный силуэт. В руках – тонкое, длинное, держит на отлёте. Меч. Джон подпустил человека совсем близко. Шатнулся вбок от замаха. Противник не ожидал: оступился, пробежал по инерции дальше, засеменил, тормозя. Джон подлетел сзади, ударил в затылок, в прикрытую волосами ямку. Перебросил нож в левую, подобрал меч. Справа – топот. Репейник обернулся, увидел рядом оскаленную рожу, в сумерках белую, как непропечённый блин. Поздно смотреть на руки. Отпрыгнул влево, наудачу. Выбросил руку с мечом, попал клинком по белой роже. Короткий, сдавленный вскрик. Джон, махнув всем корпусом, рубанул врага по темени. Тот свалился, и Джон, ухнув, прыгнул сверху, вогнав клинок куда-то ниже шеи, так что скрипнула по лезвию кость. Вытащил меч, отбежал назад, огляделся.
Первый еще ворочался, хрипел, остальные уже не шевелились. Больше никого не было. Чуть отдышавшись, Репейник бросил меч, спрятал нож и нагнулся за револьвером. Теперь, когда драка закончилась, он был рад, что ни разу не выстрелил. Может статься, те, кто оставались внутри, не услышали криков. Джон осмотрел плечо: болело, но не сильно, терпимо, и даже куртка осталась цела. Взмахнув для уверенности пару раз рукой, сыщик трусцой побежал к сараю. Он чувствовал себя сильным и злым, кровь словно кипела в груди. Когда до сарая оставался всего десяток ре, изнутри донесся крик. Кричала Джил.
Джон вышиб ногой хилую щелястую дверь. В сарае было светло: горели карбидные фонари на полу. Щурясь от жёлтого света, Джон увидел, как четверо мужчин, наваливаясь всем весом, держат на полу нагую извивающуюся Джил.Её глаза скрывала грязная повязка. Над девушкой стоял ещё один па-лотрашти с ножом в руке. Увидев Репейника, он занёс руку для броска, но Джон выстрелом разнёс ему лоб. Те, кто держали русалку, бросились к Джону, и он, отступив в дверной проем, расстрелял их. Первый и второй сложились пополам, получив по пуле в живот. Третьему раздробило нижнюю челюсть, он грохнулся на четвереньки и заревел, поливая дощатый пол кровью. Четвертый начал отступать, но Джон прострелил ему грудь. Па-лотрашти взмахнул руками – жест вышел почти театральный – и повалился навзничь. Джил вскочила, сорвала с глаз повязку, замерла на полусогнутых ногах, рыча и скалясь. Джон шагнул было к ней, но тут под полом застучало, и кто-то приглушённо крикнул несколько слов на незнакомом языке.
В дальнем углу поднялась крышка лаза, открывая проход вниз, в подвал. Из подвала полезли люди – вооружённые боевыми жезлами, с золотыми медальонами поверх одинаковых кожаных плащей. Джон выстрелил в первого, тот взвизгнул, выронил оружие и скатился вниз, под ноги остальным. Это их, однако, не задержало: тут же из-под пола выросли трое новых па-лотрашти, среди которых Репейник увидел старого знакомого, Дементия Маковку. Джил сбила его с ног, обхватила руками голову, крутанула. Кто-то навис с жезлом над русалкой, та обернулась, сверкнула глазами, и парализованный враг бухнулся на пол. Тут же другой, вертлявый коротышка, схватил Джил за волосы, но Джон подоспел, ударил револьвером, как кастетом. Сверкнул разряд жезла – мимо. Огромный, плечистый мужик схватил Репейника за локоть. Джон ткнул здоровяка ножом. Тот зарычал, отмахнулся, выбил нож. Сыщик нагнулся, ловя на полу оружие. Получил удар в бок – вышибло дух, потемнело в глазах. Успел увидеть, как Джил падает. Всё-таки подобрал нож. Глотая воздух, сделал несколько выпадов, кажется, задел кого-то, но это уже было неважно: подсекли колено, он растянулся во весь рост, и его принялись пинать по рёбрам. Удары были не слишком сильные – те, кто бил, мешали друг другу – но с каждым пинком Джону передавалась чужая ярость, эйфория победы, жажда убить, искалечить, и надо всем довлело счастье, счастье, счастье... Джон взревел от боли и бессилия. Нутряным рыком отозвалась Джил. «Вот и смерть пришла, – подумал Репейник. – Глупо как…»
