Город-на-Границе (СИ) - Гуцол Мария Витальевна "Амариэ" (читать книги без .TXT) 📗
К тому моменту, когда Дженифер, ежась и кутаясь в куртку, выбралась из машины, костерок весело потрескивал. Закипала вода, грелись консервы, которые Уилл пристроил в углях.
Он встал, уступая женщине место на подстилке, Дженифер слабо улыбнулась. Села и вытянула ноги так, что ее кроссовки оказались почти в костре. Проговорила:
— Холодно.
— Здесь бывает, — Уилл вытащил из машины свой спальник, набросил на плечи Дженифер. Та перехватила его руку, чуть сжала его пальцы, потом выпустила, словно смутившись. И ни слова не сказала о снах. Керринджер решил, что его амулет сработал.
Где-то ближе к полудню им пришлось сделать крюк. Местность стала ровнее, но на горизонте отчетливо вырисовался большой холм. На вершине его рос вполне узнаваемый дуб, а связываться с Королем-Охотником Уиллу совсем не хотелось.
Ночной холод сгинул, словно его и не было. Даже сумрачное серое небо немного просветлело, вернулся запах яблонь. Дженифер даже опустила стекло и подставила теплому ветру лицо. Даже сквозь шум двигателя до Керринджера время от времени долетали то обрывок далекой песни, то перезвон колокольчиков, то тихий голос свирели.
И неожиданно на него навалилась такая тоска, что хоть вой. Уилл Керринджер, охотник на фей, много лет приходил на Другую сторону. Видел ее смутные чудеса, даже пил вино на сидских пирах. И оставался чужаком, удел которого — обрывок песни, эхо мелодии.
Ощущение это оказалось настолько острым, что Уилл едва сдержался. А мог бы, мог бы повернуть машину и гнать к холму-сиду на горизонте, чтобы явиться перед его хозяином и с бесшабашной наглостью потребовать у него праздничную чашу вина. Единственного вина, которое Уилл мог пить по своему гейсу.
Он покосился на Дженифер и начал постепенно выводить джип на прежний маршрут по стрелке компаса. Подумал неожиданно, что может это и не так плохо — встретить Белтайн вдвоем с ней. Ночь Белтайна полна волшебства.
Потому и для ночевки выбирал место тщательнее обычного и только в сиреневатых сумерках остановился на опушке леса, рядом со старой узловатой яблоней. Белые цветы на ее ветках мерцали, как далекие звезды. Рядом звенел ручей, колыхалась под ветром высокая трава.
Уилл посмотрел вокруг, подумал и решил.
— Переночуем снаружи, — сказал он Дженифер. — Ночь Белтайна стоит того, чтобы не встречать ее внутри железной коробки, воняющей соляркой.
— Здесь красиво, — Дженифер дошла до яблони, протянула руку и дотронулась до низкой узловатой ветки.
— Хорошее место, — Уилл улыбнулся, глядя на нее. Сумерки мягко обтекали тонкую фигуру женщины.
Он снова разжег костер. Кинул на землю старое покрывало и на него спальники. Напоил костер самогонкой из фляжки и хлебнул сам. Вернувшаяся Дженифер выразительно протянула руку, и Уилл отдал флягу ей. Предупредил на всякий случай:
— Крепкое. Очень.
Отхлебнув, она скривилась, закашлялась, потом рассмеялась. Села рядом, обхватив руками колени.
— Я не праздновала Белтайн с юности, — задумчиво сказала она.
— Мы празднуем, — Керринджер усмехнулся. — Три улицы ходят ходуном. Ездим на ярмарку, танцуем у майского дерева. Моя Рейчел в прошлом году выиграла в тире куклу. В этом году хочет медведя. Самого большого.
— Наверное, Дэвиду бы понравилось, — губы Дженифер тоже тронула улыбка.
Как-то сама собой она прижалась к плечу Уилла, тот обнял ее. Тихо-тихо потрескивал костер, пахло весной. Звенели колокольчики.
Потом Дженифер задремала, и Керринджер аккуратно укрыл ее спальником, а сам остался сидеть и кормить с рук огонь.
Наверное, он сам тоже заснул у огня, потому что когда Уилл открыл глаза, оказалось, что берег ручья затянут туманом, костер почти прогорел, а спина у него затекла самым безобразным образом. Дженифер спала, по-детски посапывая во сне.
Керринджер покачал головой. Подумал, что ночь Белтайна он проспал самым бездарным образом. В воздухе еще висело смутное ощущение чуда и далекий запах цветов, и эхо флейт, но скоро оно развеется вместе с дымом угасшего костра.
С каким-то мальчишеским упрямством Уилл ждал от этой ночи чего-то особенного, чего-то волшебного. И заснул. А если бы нет — какая разница. Лезть напролом к Дженифер он бы не стал, а волшебства между ними не случилось. Так бывает. Но можно жить и без волшебства. В ресторан там сходить, когда они вернуться. Съездить на побережье с детьми.
От этих правильных в общем-то мыслей Уиллу стало тошно и горько. Он зло сцепил зубы. Выругал себя шепотом, чувствуя как по жилам вместе с кровью все еще течет дурман Белтайна.
Серебряные колокольчики звякнули где-то совсем близко. Керринджер резко вскинулся. Положил руку на рукоять револьвера, потом убрал, разглядев вышедшую из тумана, и преклонил колено.
Там, где она шла, туман наливался золотым светом, и золотом светились ее волосы, в них были вплетены белые цветы, а лицо сияло, словно свеча в темноте.
— Лиам, — тихо позвала Королева Холмов. — Пойдем.
Он встал. Коротко глянул на спящую Дженифер. Королева протянула ему раскрытую ладонь, Керринджер взял ее за руку.
Она вела его куда-то в туман, к ручью и дальше. Ниже по течению они перешли на другой берег, под сень старых цветущих яблонь. Белые лепестки иногда падали с веток, невесомые, словно призраки.
Королева Холмов обернулась к Уиллу. Легко сняла с его щеки яблоневый лепесток, едва ощутимо коснулась его губ кончиками пальцев. Она была совсем близко, и Керринджер с удивлением понял, что она примерно его роста, а вовсе не такая запредельно высокая, как он помнил с детства.
У ее поцелуя был вкус летнего меда. Платье оказалось легче тумана и как-то само собой соскользнуло с белых плеч. Она рассмеялась — зазвенели колокольчики, и потянула Уилла на траву, мокрую от утренней росы.
Роса была холодной. Руки Королевы — обжигающе горячи.
— Люби меня, — прошептала она.
И Уилл любил ее. Самозабвенно, безрассудно, как мальчишка. Целовал губы, сладкие, словно колдовское вино, обнимал ее, то податливую, как горячий воск, то неуступчивую, то ненасытно-жадную. И он был с ней таким, как хотела она — влюбленным мальчишкой, робким и стыдящимся собственной робости, безумцем, теряющим в ее руках свое имя, настойчивым, нежным, задыхающимся от желания, большего, чем может вместить человек, безудержным, как лесной пожар, и они оба горели в этом пожаре.
Позже, много позже, измученный последним почти болезненным наслаждением, Уилл лежал на спине, на измятой мокрой траве, а над ним медленно тек жемчужный туман. В тумане кружились яблоневые лепестки. Сида устроила голову у него на груди, прядь ее растрепавшихся волос щекотала шею.
— Я бы хотел хоть раз назвать тебе по имени, — неожиданно сказал он.
— У этого твоего желания может оказаться высокая цена, — тонкие пальцы женщины пробежались по его щеке.
— По эту сторону Границы у всего есть цена, — Керринджер хмыкнул.
— Верно, — она рассмеялась. — И у моей любви тоже. Даже такой краткой, как это утро.
— Я знаю, — Уилл поймал ее руку, поцеловал раскрытую ладонь.
Она приподнялась, нависла над ним, окутанная золотом собственных волос. Королева Холмов улыбнулась Керринджеру, но глаза ее были смертельно серьезны:
— Ты ничего не знаешь, Лиам из Каэр-Рин. Даже один мой поцелуй изменил тебе сильнее, чем все те женщины, с которыми ты ложился прежде, но не потому что такова моя злая воля. Такова моя суть.
— Я знаю, — мягко сказал Уилл. Приподнялся на локтях, поцеловал ее в плечо. — Я знаю.
И в этот миг он на самом деле знал. Может быть, даже больше, чем она. Керринджеру даже показалось на несколько ударов сердца, что это утро Белтайна было предопределено еще тогда, много лет назад, когда он попросил у Королевы Холмов свою судьбу. Потом он мотнул головой, отгоняя эти мороки, и поцеловал медовые губы.
— Сколько у нас времени? — выдохнул он в какой-то момент, когда нашел в себе силы отстраниться.
— Достаточно, — сида рассмеялась. Она прижалась к нему, прошептала едва слышно: — Ниалвет. Мое имя Ниалвет.
