Полночь - время колдовства (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте" (книги без регистрации .TXT) 📗
Троица приблизилась, и леди-рыцарь глухо произнесла из-под шлема:
- Велена идет с нами до Армейна. Она сведуща в травах и пригодиться Имперской Школе Лекарей.
Харник никак не отреагировал на речь леди Женевьевы, а я посмотрел на мешок, закинутый за спину Велены.
- Давай понесу, - предложил я.
Она фыркнула и ответила:
- Я сама.
Леди Женевьева взмахом руки прервала нас и проговорила:
- Горан карту читать умеешь?
- Ага, - ответил я.
Она передала мне кожаный тубус. Я вытащил из него свернутую в тугой рулон карту и развернул ее, держа за края. Благородная показала пальцем в латной перчатке на красный крестик - всего таких насчитывалось семь. Один был обведен в кружочек, а другой зачеркнут. Зачеркнули мою деревню. Путь был составлен таким образом, что последняя деревня была расположена недалеко от Армейна. Северный Мыс был первой деревней, которую посетили имперцы.
- Веди нас в эту деревню. Найдешь путь?
- Ага, - вновь не блеснул я красноречием.
- Тогда в путь, - скомандовала леди-рыцарь, и тут ее взгляд упал на двенадцать столбов с ликами зверей, стоящих за деревней, правильным кругом. Они символизировали двенадцать Великих Духов, которым поклонялись северяне. Благородную аж передернуло от этого зрелища, но она смолчала и отряд, мерно работая ногами, направился к деревне под названием "Лисьи Норы", совсем крошечному поселению на территории Бривенхейма. Скакать верхом на лошадях по такому снегу было невозможно, поэтому шли пешком. Впереди всех шел я, следом леди Женевьева, за ней Харник, потом Велена и замыкал цепочку Георг, с победной улыбкой ведущий за собой лошадей. Жители деревни немного проводили нас и отстали. Вслед еще недолго неслись пожелания удачи и скорейшего возвращения домой.
Глава 5
Погода вновь не радовала. Холодный, встречный ветер дул прямо в лицо. Кожа мгновенно занемела. Нос как будто превратился в ледышку. Для меня эти ощущения были привычны, а вот для остальных членов отряда, кроме Велены, они были в диковинку. Харник зябко ежился и поминал чью-то мать. Георг вроде бы был также спокоен и уверен в себе как обычно, но легкое дрожание губ, выдавало его. Что было написано на лице леди Женевьевы, наглухо скрывал шлем.
Неожиданно, ветер швырнул пригоршню снега в сторону благородной. Он попал ей в щель забрала, и девушке пришлось снять шлем. Теперь я понял, почему она не часто снимает его. От края верхней губы до левого уха по лицу леди Женевьевы тянулся шрам. Тонкой змеёй он извивался по снежно-белой кожи девушке, разрезая надвое щеку и скулу. Не будь этого шрама, ее можно было бы назвать вполне симпатичной, но он портил всю картину.
На вид благородной было двадцать пять - двадцать шесть лет. Дугообразные редкие брови, сейчас были нахмурены от неприятных ощущений. Девушка, варежкой вытирала холодные капельки воды, в которые превратились снежинки. Ее серые, чуть раскосые глаза смотрели с затаенным вызовом. В их глубине тлел странный огонек, смысл которого я не мог уловить - никогда раньше не встречал подобного взгляда. Ее глаза были, словно, два омута с затаившейся неизвестностью на две. Я перевел взгляд чуть ниже. Прямой как копье нос с трепещущими крыльями ноздрей, вылепленный, словно из алебастра, - был идеально правильным. Тонкие бледные губы мелко подрагивали. Холод и ей доставлял неудобства. Уголки рта были немного приподняты, создавая иллюзию улыбки. Волевой подбородок дополнял черты ее лица.
Беглое изучение лица благородной закончилось, когда она справилась с последствиями снежной атаки и надела шлем. Теперь можно было сказать, что мое знакомство с троицей имперских воинов полностью состоялось. Это, пожалуй, было единственное светлое пятно среди монотонности пути. Время тянулось, словно патока из дырявой бочки, а мы еще медленнее пробирались по заснеженному лесу. Вой ветра, нечастое ржание лощадей и редкие восклицания Харника, сетовавшего на погоду, судьбу, ноги и прочее, что, по его мнению, было послано ему в наказание за грехи, нарушали тишину леса, и хоть как-то отвлекали меня от щемящего чувства разлуки с домом. Вроде бы после расставания с отцом, оно поутихло, погребенное под грузом дел, но когда мы, в общем-то, не так далеко отошли от деревни, я уже снова вовсю переживал. Никогда не думал, что так люблю свой дом и отца. Пока человек рядом, ты не понимаешь всей его значимости в твоей жизни. Я по умолчанию должен любить отца, так как я его сын, но в жизни не все так просто. Родители далеко не всегда любят своих детей, и те в свою очередь платят им той же монетой. Я никогда не слышал от отца слов любви, но всегда чувствовал его поддержку, а она во сто крат ценней любых слов.
Я тяжело вздохнул и посмотрел на Велену. Она шла довольная. Щечки раскраснелись, глазки заблестели. Во взгляде читалось ожидания скорых приключений. Не знаю как будет дальше, но пока девушка была в полном восторге от того какую дорогу выбрала. Казалось, что ей совершенно не ведомы те чувства, что прогорающим костром бушевали у меня в груди.
Раздался голос леди Женевьевы:
- Привал.
Я посмотрел на солнце - время обеда, когда по всем законам путешествий, должен состояться прием пищи и краткий отдых. Отряд остановился на небольшой полянке. Харник вытащил из вьючных мешков сухих веток и принялся разжигать огонь, на очищенном от снега клочке земли. Георг начал возиться с лошадьми. Велена, по подсказке обладателя фламберга, нашла в седельной сумке котелок и зачерпнула снег. Когда Харник с красной от натуги рожей разжег костер, она повесила его над огнем. Пока снег превращался в воду, девушка принялась на плоской дощечке, из всё тех же мешков, кромсать различные корешки, вяленое мясо и травы. Затем все это отправила в закипевшую воду.
Леди Женевьева еще в самом начале привала отошла к деревьям и опустилась на колени, точно напротив солнца. Она сложила ладони лодочкой, поднесла их к лицу, опустила голову и, закрыв глаза, что-то шептала. Закончив со своими делами, к ней присоединился Георг, а потом и Харник. Все вместе они что-то затянули в унисон.
Я, пользуясь возможностью, и тем, что меня ни к чему не припахали, принялся рассматривать карту. Недели нам должно хватить с лихвой, чтобы обойти все деревни, если нигде надолго не задерживаться.
- Горан, - позвала меня Велена.
- Да, - откликнулся я, оторвав взгляд от карты.
- Яко они творят? - спросила девушка, кивнув головой на имперцев.
- Молятся.
- Кому? Духам?
- Нет, Единому богу, ну так они его называют.
- Откуда ты ведаешь?
- От матери осталась книга, в которой было немного написано об этой религии.
- Странно всё это. Чем он может им помочь? - проговорила Велена непонимающе. - Это же не Духи, могущие вывести из лесных дебрей, приманить рыбу на удочку, вылечить хворь...
- В империи многие молятся ему, - перебил я девушку. - Они называют себя унуситы.
- Уну... кто?
- Унуситы, - повторил я, снимая варежки. - Советую тебе поближе познакомиться с этой религией, если ты собираешься учиться в империи. У них множество запретов, табу и прочего, что следует тебе знать. И я тебе советую никогда, слышишь, никогда не подвергать сомнению их учение.
Велена изучающе посмотрела на меня и произнесла:
- Ты мне расскажешь об этих унуситах?
- Лучше обратись к леди Женевьеве, я не достаточно знаю об этой религии.
Девушка фыркнула и бросила на меня разочарованный взгляд.
- Почему ты все-таки пошла с нами? - спросил я, зачерпнув ладонью снег и пытаясь помыть руки. - Ведь мы идем на войну. Пусть у тебя проблемы с матерью, но ведь это не так страшно.
