Стальной подснежник - Арнаутова Дана "Твиллайт" (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
…Рота, в которую он завербовался, едва попав в Дорвенант, стояла в деревне вроде Гарвии, но на равнине. Мари с маленькой Тильдой осталась в ближайшем городе, а Эйнар тогда ничего не понимал в дорвенантской армии, иначе выбрал бы другое место службы. Нет, рота была неплоха, но полк собирались расформировывать… В общем, и солдаты, и офицеры пребывали в унынии и безделье.
Эйнара, несмотря на возраст, принятого сержантом, определили на постой к тихой одинокой старушке. Бездетная вдова держала коз, вязала пуховые шали и немного приторговывала травками…
— Что-то мне это напоминает, — пробормотала леди, кинув взгляд внутрь хижины.
— Она была очень порядочная женщина, — возразил Эйнар.
…Козьим молоком и сыром господина сержанта она угощала от души, и Эйнар, соскучившийся по домашней еде, блаженствовал. Его не смущало даже, что соседи на старушку косились с откровенной неприязнью, частенько поминая ей вслед барготово семя. Старушка только улыбалась виновато и трепала по холке вечно бегающую за ней пеструю рогатую козу.
Так прошла пара недель, Эйнар на мече поклялся бы, что его хозяйка — смирнейшая и богобоязненная женщина. И, когда однажды в деревянные ставни чистого ухоженного домика полетели камни, выскочил на крыльцо в одном исподнем, собравшись поймать сорванцов и надрать уши.
Выскочил — и опешил.
— Барготово отродье! — орала крепкая тетка, предводительствующая толпой человек в двадцать. — Нечисть проклятая! А ну иди сюда, дрянь такая, я тебе ноги повыдергиваю и шею узлом сверну.
На Эйнара тетка поглядывала мрачно, но без испуга, видно, считая себя в своем праве.
— Да что ж такое, житья нет никому! — визгливо поддержали ее из толпы. — Опять из-за этой погани у моей Милавы молоко пропало! Все вымя в синяках!
— А белье! Кто белье прямо с веревки ворует, а? У-у-у-у, паскуда мерзкая!
— Ведьма, как есть ведьма! По крышам ночами скачет — они аж трещат! Как-то выглянула: луна полная — и эта гадина прямо по коньку бежит!
Старушка, отважно вышедшая вслед за Эйнаром на крыльцо, пыталась что-то пролепетать, но ей и слова не давали сказать.
— А у моей невестки ребенок рябой родился! Это она сглазила, тварь! Встретила на дороге за три дня до родов и ка-а-ак зыркнет! А глаз дурной, желтый да косит! У ребенка пятно на темечке и глаза косые! От нее все, проклятой, от нее, мерзавки!
— Собаку цепную извела, пес из будки выйти боится!
— Родник копытами истыкала да испоганила, вода дерьмом воняет!
— А ночами-то! А ночами! Вы посмотрите в ее глаза бесстыжие! Она ж ночами мужиков на улице ловит да непотребное творит! Ка-а-ак догонит! Ка-а-ак даст! Мой-то из трактира замучился уж огородами ходить! Как с ней встретится, так бежать, а она следом, дрянь такая!
На последнем обвинении Эйнар не выдержал. Представить старушку ловящей по ночам мужиков у него не получалось, будь она хоть сто раз ведьмой. Впрочем, как и скачущей по крышам.
— Да что вы говорите, люди! — попытался он образумить толпу. — Ну какая она вам ведьма? Тихая, смирная…
— Тихая?! Смирная?! Молчи уж, солдат! Ума у тебя нет, что говоришь такое!
— Прибить заразу! Зарезать и шкуру снять! Отдавай ее нам, житья нету ни взрослым, ни детям, слышишь?
— Белье мое, белье! Две простыни, что свекровь на свадьбу подарила!
— Колодец испоганила!
— Крыши потоптала!
— Простыни! И одеяло шерстяное, новое!
— Муж мой! Муж с синяками ходит! Прям на этом самом месте, что не сесть!
— И вымя у Милавы попортила! А огород потравила? Ни былинки ведь не осталось! Капуста моя…
— Молчать! — заорал Эйнар, чувствуя, что еще вот-вот — толпа качнется, а он даже без оружия, — и случится страшное. — Молчать, говорю, сто йотунов вам навстречу и мать их следом!
Он обернулся на старуху. Сердце сжалось от жалости: по ее морщинистым щекам текли слезы. Нет, что-то здесь было не так! За все время Эйнар от нее слова худого ни о ком не слышал. Да и ночью она никуда не шастала — он бы заметил. Бред какой-то!
— Простите, люди! — взмолилась старуха, кланяясь в пояс. — Не со зла ведь! Молоденькая она, резвая! А простыни я верну. И вымя Милаве полечу. Запирать ночами буду накрепко, не выйдет больше. Старая я, куда мне углядеть…
Молоденькая? Резвая? Так речь не о старухе, не с нее собирались содрать шкуру? Испоганенный колодец, украденные простыни, вымя, огороды и испорченный цепной пес… Эйнар ничего не понимал!
— Вот она, тварь! — истошно заорала тетка, вытянув руку куда-то к сараю, из которого утром пастушок, как обычно, забрал коз на выпас. — Вот! Вернулась потихоньку — и опять!
— Полотенце! — взвыла молодая деваха. — Мое полотенце! Только сушить повесила!
На крыше козлятника, добротной, в полтора человеческих роста от земли, гордо стояла пестрая бабкина коза, дожевывая белое вышитое полотенце. Местная ведьма и, несомненно, то еще барготово семя…
Леди смеялась взахлеб. Негромко, искренне, аж всхлипывая, и Эйнар от всей души пожалел, что не умеет балагурить, как Тибо, плести словесные кружева, спутывая ими страх и отчаянье, словно сетью. Вот сейчас бы пригодилось…
— Ох, благодарю, — сказала она, наконец, просмеявщись. — Прелесть какая! И что же, пестрой ведьме так все и сошло?
— Не знаю, — пожал плечами Эйнар. — В тот раз — да, а через три дня нас сняли с постоя и отправили в Дайхольм. Там я и завербовался в гарнизон. Тибальд подсказал, мы с ним как раз познакомились.
— Хотела бы я встречаться только с такими ведьмами, — вздохнула леди, поднимаясь. — Еще раз благодарю, капитан. Надеюсь, вы мне потом расскажете еще что-нибудь?
Эйнар молча кивнул, проглотив обещание. Пусть только вернется в крепость — он непременно расскажет, даже если придется просить истории у Тибо. У нее красивый смех, оказывается. Чистый и звонкий. А еще, смеясь, она словно светится изнутри. Не надменная Снежная Дева, даже не высокомерная леди-магичка, а просто юная женщина. Боги, ей же в самом деле на десять лет меньше, чем Эйнару! Двадцать шесть, из которых три с лишним года украла война.
Синяя накидка в свете очага казалась почти черной, но Эйнар помнил, что леди к лицу этот цвет под дневным солнцем. И на лошади она сидит как влитая, глянуть приятно. Даже не просто приятно, йотуны бы побрали два года воздержания… Но разве об этом сейчас следует думать? Слишком дорого им может обойтись этот миг неожиданной близости, слишком страшные тени стоят за спиной в темноте.
Чего-чего, а такого Ло не ожидала. У капитана, оказывается, есть чувство смешного! Он, правда, рассказывал серьезно, но ирония все равно сквозила в каждом слове, будто нынешний Эйнар слегка и беззлобно подтрунивал над тем, молодым. Умение посмеяться над собой — редчайшее качество и оттого особенно драгоценное! Оно безумно нравилось ей в Маркусе и Гилберте, но Рольфсон… Вот почему он раньше не был с ней таким? Заботливым, спокойным, слегка насмешливым… Почему нужно было оказаться на краю смерти, чтобы из оболочки Кирпича проглянул интересный мужчина? Обидно как…
С другой стороны, а много ли можно насчитать дней, когда они с мужем не цапались, будто кошка с собакой? Если бы капитан попытался тогда проявить заботу, можно не сомневаться, Ло первая бы ощетинилась иголками.
Она подкинула в огонь последние обломки жердей и вспомнила, что надо забрать молоко. Правда, Аманда с ребенком спят, вряд ли стоит их будить. Ло подошла, пригляделась, стараясь не коснуться края постели. Сон был больше похож на лихорадочное забытье, иногда малыш покашливал с бульканьем и хрипами. Третий день. Неужели можно это пережить?!
Лестер думает, что нет. Ло знала почти непроницаемый, но все равно отдающий сочувствием взгляд профессиональных целителей. Насмотрелась и во время войны, и потом в лазарете. Да, леди, мы сделаем все, что возможно. Конечно, чудеса бывают. О, несомненно, надежда есть! А потом — клятое заражение крови, или пробитая артерия, или маленькая острая дрянь под сердцем… и у Ордена еще на несколько магов меньше. Они до последнего говорили Тимоти Дорсу, что надежда есть! Еще чуть-чуть, и ведьмачье проклятье удастся снять! Тимми умер, считая, что непременно выздоровеет. С Ло у них так не получилось, она выжала правду. И сбежала, прекрасно понимая, что помочь ей не смогут, а стать еще одним экспонатом, к которому водят адептов зеленого факультета, — да идите вы к Барготу!
