Напряжение сходится - Ильин Владимир Алексеевич (книги txt) 📗
— Заставит грабить банк на потеху его черной душе. — Сопроводил ответ мрачный взгляд.
И Аймара, дрогнув, вновь молча взялась за погрузку.
Потому что ну его к демонам, в самом деле. Тут хотя бы только десять миллиардов.
— Ах! — Изобразив беспамятство и переутомление, Дейю картинно упала на место почище.
— Китаянка померла, — хмуро констатировала Аймара, замерев на секунду.
— Предлагаю закопать. — Не отвлекаясь, трамбовала Ника купюры руками.
— А не, шевелится еще.
— Добить и закопать.
— Да что вы за люди-то такие! — Открыв глаза, прорычала Дейю и вновь взялась за лопату. — Не видите — человеку плохо! Человеку надо помочь! Отнести в дом! Положить в кровать и укрыть пуховым одеялом!
— Точно, одеяло! — Словно осенило Нику.
— Вот, добрая госпожа, я всегда верила…
— Надо слугам сказать, чтобы наволочки несли — мешки кончаются. — Выпалив и схватив тележку за ручки, побежала Ника на новый круг.
— Еще неделю назад я была уважаемым человеком, — глядя ей в спину, с горечью произнесла Го. — А сейчас? Чем я занимаюсь сейчас? — Грустно обвела она взглядом огромную кучу денег, которая, казалось, не уменьшилась. — Как простая крестьянка, машу лопатой.
— Неплохо живут ваши крестьяне.
— У нас на праздники часто приносят целые горы ритуальных денег, — пожала плечами Дейю. — На похороны там, в дар духам.
— Это — настоящие. — отметила важный момент Аймара.
— Да ну? — Недоверчиво посмотрела Го на купюры.
В магазине все платилось карточкой, а зарубежные деньги принудительно выменивались на границе Китая. Да и какой был ей интерес до валюты северного соседа?
— Угу.
А вот Аймара цену этим бумажкам знала. Оттого пребывала в странном состоянии чувств, которое еще не совсем было принято разумом.
— А какой курс? — Го подняла бумажку с земли и с интересом присмотрелась к гравюрному изображению моста через реку.
— Один к шести. — Произнесла Инка, и механически перевела в куда более понятный и родной эквивалент.
Выходило сорок тонн золота. Против двух тонн, выделенных от щедрот ее семьей на поиски похищенной старшей дочери.
— А надо делить или умножать?
— Надо копать! — прорычала взбешенная и уязвленная Аймара.
Глава 20
Шум стихийного рынка то взлетал ввысь высокой нотой, то разлетался на сотни голосов, покупающих и продающих, интересующихся товаром и сетующих на мелкий и занудный дождь. Слух то и дело ловил отрывок какой-нибудь истории, и ноги замедляли шаг, пытаясь задержаться и дослушать часть чужой судьбы — но тогда ушедший вперед Федор возвращался и тянул за руку дальше, уводя в тень натянутых поперек торговых рядов пленок и тентов, уверенно раздвигая плечом развешенную в проходах одежду. Однако еще десяток метров — и нить очередного разговора увлекала за собой разум, а глаз сам по себе ложился на товар выставленный перед дородными женщинами, распекающими своих мужей или нерадивых отроков. Иногда продавцы замечали покупателя и замолкали, а мне становилась не интересна тишина, и я сам спешил за братом.
Эти два выходных дня выдались муторными и неопределенными, как момент затяжного прыжка с большой высоты — шаг вперед сделан, и нет более под ногами твердой опоры. Безопасность ныряльщика обеспечивает техничность исполнения, спокойствие и знание глубины. Любая паника и резкое движение обернется тяжелой травмой или смертью. Но иногда в полет вмешивается сильный ветер, и определенность будущего разлетается вдребезги на десятки вариантов событий, закрывая обзор цепочками вероятностей перед глазами. А полет, который уже можно назвать падением, все длится, множа опорные точки и подтачивая ресурсы.
Вывод на финишную прямую прошел штатно: князья прибыли к воротам поместья Еремеевых, не зная друг о друге. Трое в точном намерении разрушить помолвку, четвертый абсолютно равнодушный к исходу дела — идеальная конфигурация, чтобы характер, противоречия, личные отношения и интересы присутствующих сдетонировали в монолитный состав, твердо намеренный добиться успеха. Огромный запас амбиций не давал выкристаллизироваться общей мысли похерить все дело — никто из присутствующих попросту не принял бы чужую идею и чужой план, а озвучивать собственный не позволяли приличия.
Хоть и разрушать они, в общем-то, собирались по-разному.
Князь Долгорукий собирался сорвать помолвку обыденно — настроения отца семейства ему были известны, и не было причин, по которым он формально бы выполнил просьбу Игоря, но навредил мне. Не стоит вспоминать об уступках и одолжениях, оказанных мною ему и его семье — вся благодарность и благородство за те моменты были давно законсервированы в дарственный перстень с гербом Долгоруких, который надо только отдать и попросить что угодно из разумного. После чего вновь стать ребенком, у которого он был вынужден униженно просить о милости, безвозвратно и позорно отдавая часть богатства клана. То воспоминание будет всегда сильнее любых банков и хороших отношений с его внуком.
Князь Панкратов убил бы отца невесты, списав его смерть на возмутительное хамство (которым могло стать недостаточно вежливое приветствие). Слишком свыкся он с желанием мести, да и мои действия с его высоткой и банкиром вряд ли оставили его равнодушным. Он просто не мог оставить мое поведение без ответа, не смотря на иные выгодные прожекты, судьба которых зависела от добрых между нами отношений — потому что иногда надо ломать выгодные перспективы, чтобы доказать себе и миру о том, что гордость важнее денег, а он не купец, но великий князь. Да, у Еремеевых была защита цесаревича — но распространялась она только на попытки мстить за события на турнире. Безусловно, цесаревич не оставил бы без внимания попытки провокаций и якобы «случайных» трагических совпадений. Но если жених сам просит явится на крыльцо невесты, а отец семьи ведет себя безобразно — то кто же в том виноват? Цесаревич не может прикрывать род от любой глупости, а в действиях Панкратова не было бы изначального злого умысла — так что смерть Еремеева-старшего ему вполне сошла бы с рук. Не исключаю, что Нику он при этом все равно сосватал бы, выполняя свое слово и не обращая внимание на чужое горе и слезы.
Князь Шуйский не простил покушения на свою жизнь, но в иерархии их семьи, повернувшейся с ног на голову, у него не было и шанса пойти поперек слова Артема. Поэтому он обеспечил появление у ворот князя Давыдова.
Человек, неспособный к спокойной жизни, разрушитель сердец, физических законов и единственный гусар в полку личной охраны императора, Давыдов генерировал вокруг себя такой объем бардака, что сломать сватовство ему не составило бы никакого труда — даже просить об этом не следовало, все получалось как-то само собой. «Подослать Давыдова» на свадьбу — означало превратить торжество в самый черный день для молодых. Никому, к примеру, не нравится, как поднявший бокал князь в тексте своего торжественного тоста растроганно начинает припоминать, как он с матерью невесты смотрел на звезды самым прихотливым образом, и быть может — выдает он сейчас собственную дочь… Или без затей бьет в морду любого, кто в ответ на грозное «гусар?!» неуверенно блеет слово «да». Потому что в Империи только один гусар — остальные его товарищи погибли. Очень неприятный и крайне влиятельный персонаж, которого просто нереально убить. Многие, как можно догадаться, пытались.
Князь Галицкий… Должен же быть хоть кто-то, приучающий остальных к мысли, что это им просто не повезло, и со мной можно вести дела?
Нельзя сказать, что этими людьми можно манипулировать. Но было приятно дать Долгорукому шанс возглавить равных; Шуйскому — показать, насколько ему плевать на чужое лидерство и насколько он справился бы один; Панкратову — с иронией намекнуть на уровень информированности; Галицкому — напомнить о деловитости и хваткости его рода. И каждый в тот момент был готов сосватать невесту без какой-либо помощи, демонстрируя превосходство над остальными. Ну или дать с этим сватовством провалиться тому же Долгорукому и показать, как это делают профессионалы.
