Маша Орлова. Тетралогия (СИ) - Чурсина Мария Александровна (лучшие бесплатные книги TXT, FB2) 📗
Маша запнулась о прислонённую к шкафу стремянку, та загремела, и Миф обернулся. Сигарета таяла в его пальцах, утекала дымом под потолок.
– Орлова, молодец, что пришла, – сказал Миф без улыбки.
А она так долго думала, что ему сказать, и теперь не могла подобрать слов.
– Садись, – добавил он, помолчав. Сам остался стоять.
Маша села на привычное место. Попробовала спрятаться за аквариумом, как вдруг заметила, что он вымыт, наполнен прозрачной водой, и в ней плавает новая золотая рыбка.
– Ну и что ты творишь? Ты можешь мне объяснить? – со спокойствием смертельно больного поинтересовался Миф.
Маша вцепилась в подлокотник. Она ждала от него всякого: угроз, ругани, не ждала только ледяного спокойствия, и получила именно его. То подленькое существо внутри, которое жаждало мести, так и осталось голодным.
– Что я творю? – сказала Маша срывающимся голосом. – Я пытаюсь снять проклятье, которые вы на меня наложили. А что, по‑вашему, я должна творить?
Он с силой растёр недокуренную сигарету в пепельнице.
– Ты должна была ждать.
– Но вы ведь исчезли, бросили меня.
– Но я ведь вернулся.
Маша замолчала. Она могла доказывать ему, что не умеет читать мысли, и что он должен был оставить ей знак, хоть ползнака, что вернётся. Но в голове, как надоедливая муха, крутилась единственная мысль: «Ты слишком много требуешь от мужчины, который тебе не принадлежит».
Если бы на её месте была гардеробщица в серых перчатках, она бы, конечно, имела право требовать и топать ногами.
– Значит так, – сказал Миф, не глядя на неё. С книжных полок ухмылялись фотографии серьёзных людей. – Так. Раз обычные слова на тебя не действуют, то я приказываю. Как старший по званию приказываю тебе не лезть в это. Учись, гуляй, читай книжки, или чем вы там занимаетесь по вечерам? Только не лезь.
«Любопытно, что его вернуло», – думала Маша. – «Замучила совесть? Дотянулось правосудие в виде жены с ребёнком? Или он предчувствовал страшную гадость, которую я собиралась ему устроить?»
– А вы что будете делать? – Она сложила руки на коленях. Изобразила из себя хорошую девочку, сама уже не веря в то, что может быть хорошей.
Миф постучал ногтем по стеклу аквариума. Рыбка меланхолично водила прозрачным хвостом вправо‑влево и не замечала его. Словно бы нарочно.
– А я буду всё это разгребать.
Она смотрела на него снизу вверх, как и положено примерной ученице.
«Радуйся, Миф. Живи этой секундой, пока ещё можешь. Пока ты всё ещё думаешь, что я верю тебе».
– Да я ничего. Я просто хотела узнать, а как вы будете это разгребать? Как в прошлый раз, или всё‑таки как‑то по‑другому. Хорошо, если бы по‑другому, а то ведь в прошлый раз вы ушли, сбежали, трясясь за свою драгоценную жизнь.
Миф посмотрел на неё прямо. Очки сползли на кончик носа.
– Что ты сказала?
– А что, всё было не так? – притворно удивилась Маша. – А я отлично помню. Было лето, была недостроенная больница, в которую вы послали нас с Сабиной. Была сущность, которую сначала не распознали, а потом она увела Сабрину, и несколько дней никто понятия не имел, жива она или нет. Я помню, как вы сбежали, как только почуяли, что сущность – не просто какой‑то там завалящий домовой дух.
Он выпрямился и сжал пальцами переносицу. Полосатый свитер натянулся на груди от тяжёлого вздоха. По столу ползала мелкая мушка. Она замерла на расстоянии вытянутой руки от Маши, умываясь. Маша прихлопнула её ладонью и не попала – мушка поползла дальше, на пяти ногах, с перебитым крылом.
– Так значит, вот как ты всё видишь, – сказал Миф. – А хочешь знать, как вижу я? Как я вижу девчонку, которая по причине крайней глупости и самонадеянности влезла в самый центр аномалии, а другая собиралась последовать за ней, чтобы, значит, трагически там погибнуть. И как я, вытаскивая тебя оттуда за шиворот, спасал твою бесполезную жизнь, чтобы сейчас выслушивать обвинения.
Маша добилась своего – она его разозлила. Миф крутил в пальцах карандаш, так что его очертания расплылись, стали похожими на крылья бабочки. Страх потерять Мифа совсем, отчаянное желание вернуть всё назад – вот что он хотел в ней вызвать. Маша проглотила всё это вместе со своей полумёртвой любовью и почти не подавилась.
Глядя в окно, он произнёс:
– Не понимаю, зачем женщине вообще лезть в эту профессию. Сущности питаются эмоциями. При твоей истеричности, при твоём постоянном фонтанировании эмоциями ты не сможешь долго работать. Тебя сожрут. Дочиста выпьют и выбросят. Они потому и выходят к тебе так быстро. Для них ты – яркая лампа в темноте.
Как он бил – как всегда, в самое больное. Ещё месяц назад Маша просто умерла бы от таких слов. Теперь она глотала их, как камни. Неприятно, но терпимо.
– Но тогда я нашла Сабрину.
– Потому и нашла. Больница выплюнула карамельку, когда перед ней замаячил шоколадный торт. Я понятно изъясняюсь?
Была бы в ней хоть толика тщеславия, слова Мифа её бы уничтожили. Единственная из студентов третьего курса, которую допустили к полевой работе, одна из немногих живущих, к кому сущности выходят сами собой – и вот причина. Истеричность. Уникальная, непревзойдённая, гениальная истеричность.
– Значит, вы брали меня с собой, как приманку? Чтобы сущности быстрее выходили, да?
– Бездоказательно, – произнёс Миф, откидываясь на спинку скрипучего офисного стула. – Я брал тебя с собой, потому что ты моя ученица, и я вообще‑то зарплату за это получаю. А что ты там выдумала, никого не интересует.
– Вообще‑то вы повесили на свою ученицу проклятье.
Он зажмурился и через секунду открыл глаза.
– И что? Тебя поезд переехал? Выпала с пятнадцатого этажа? Ты сидишь передо мной живая и здоровая, ещё имеешь наглость огрызаться. Так что всё с тобой в порядке, не прибедняйся.
«Что я делаю», – запоздало отдёрнула себя Маша. – «Чью совесть я пытаюсь пробудить. Легче пробить лбом стену».
– Отдавай ключи. – Миф похлопал рукой по краю стола. – Давай‑давай. Думаешь, я не заметил пропажу?
Ключи лежали под блокнотом, но Маша показательно долго копалась в сумке, прежде чем их достать. За потемневшее кольцо зацепилась её собственная связка, и Эми глянула в лицо Маше, скаля пластиковые зубы.
– До свидания, – сказала она напоследок.
– Всего хорошего, – пробормотал Миф и отвернулся.
Маша не зажигала свет. Она сидела на полу, привалившись к Сабрининой кровати, закрывала глаза и открывала снова. Полоска фонарного света просочилась сквозь шторы и легла на пол разделительной чертой. Одна половина комнаты принадлежала Маше, другая – ему.
Он пришёл. Он так долго брёл по городу, по улицам, залитым туманам, по глухим задним дворам, по широким проспектам. У него не было глаз, чтобы видеть. Но он наконец‑то пришёл. Маша закрывала глаза и слушала его – за шкафом звучали шаги. Нечеловеческие. Грохот, от которого сотрясался пол, и затем тихий шорох, будто вторую ногу он волок за собой.
Может, это была вовсе и не нога. Маша всё‑таки оставалась человеком, и воображение у неё тоже было человеческим. Оно вовсе не подходило для того, чтобы представить себе неовеществлённую сущность.
Шаги звучали на одном месте, звучали и звучали, как будто расстояние от двери до шкафа – многие километры по бурелому, пустыням и обвалам. Не отрывая глаз, она позвала его опять.
Значит, яркая лампочка в темноте. Не самое обидное сравнение. По крайней мере, у неё есть время и силы до того, как она прогорит. До того, как ей за неуплату обрубят электричество.
Скоро он придёт, и тогда Миф увидит, какая она бездарность.
В коридоре послышались шаги, потом – скрип ключа в замочной скважине. Сабрина вошла, громко хлопнув дверью, и тут же включила свет. Мгновенно рассеялось всё: шаги, мысли, чувство холода на кончиках пальцев. Маша ощутила себя на полу, скрюченной в неудобную позу. Щекам было холодно. Она провела ладонью: слёзы.
– Ты чего? – глухо от испуга спросила Сабрина. Наверняка она не ожидала увидеть её здесь – так рано, одну, в темноте.
