Сокол Ясный - Дворецкая Елизавета Алексеевна (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
И вот тут, в миг ее величайшего отчаяния, пришло счастье. Милозора обнаружила, что затяжелела. Она узнала об этом в преддверии солоноворота, и дева-удельница во сне предсказала Бранемеру сына, могучего витязя. А Лютава, проводившая зиму в Ладином подземелье, весной исчезла, будто растаявший поутру сон. Милозора осталась дешнянской княгиней, единственной женой своего мужа, а в Перунов день уже была матерью обещанного сына. Ликованию ее не было предела: почти все, о чем она молила богов эти двенадцать лет, пришло к ней.
Счастье ее, как и несчастье, продолжалось двенадцать лет. А потом она первой увидела, как однажды ночью ее единственный сын, рослый, малоразговорчивый отрок, прямо на глазах превратился в молодого медведя. И она узнала, что родила оборотня.
И вот прошло семь лет. Если до Перунова дня ее сын, которого она не видела уже три года, не вернется в дом и не возьмет жену, он станет медведем навсегда. И она, Милозора, окончательно сделается бездетной, какой уже давно вновь ощущала себя.
Все повторялось. Как и тогда, двадцать лет назад, в конце осени Бранемер привез молодую девушку, которой предстояло стать новой дешнянской Ладой. А заодно и его новой женой, более счастливой матерью будущих дешнянских князей. И эта девушка, Унелада, была дочерью той самой Лютавы-угрянки!
Ощутив, что дрожит от холода на влажном ветру, Милозора вздохнула и побрела домой, в город. На тропе была уже сплошная грязь, вокруг навозных комков снег растаял. Она миновала ручей: он уже освободился ото льда и убегал под ледяной щит Десны, будто торопясь под крышу от последних зимних холодов. Вот-вот река вскроется. Да и сейчас по ней уже ездить нельзя. Никто не приедет сюда до Ладиного дня. Даже если Лютава выполнила обещание, данное осенью Бранемеру, и отыскала сына, доставить его вовремя не успеет. А значит, уже на днях у Бранемера появится новая молодая жена.
Впрочем, это уже мало волновало Милозору. Время пылкой любви для нее давным-давно миновало: она готова была принять новую княгиню, будто дочь или невестку, лишь бы та не ревновала к ней и была приветлива. Она бы с радостью нянчила детей этой новой княгини, видя в них продолжение рода, который не сумела продолжить сама. Но такая сильная боль пронзала сердце при мысли, что ее собственный родной сын Пребран в это время бродит по лесу, одетый медвежьей шкурой, перебирается через бурелом и ловит запахи леса чутким звериным носом, что хотелось умереть. Бранемер может пытаться жить дальше – даже обязан, ведь он князь и отец племени дешнян. Но для Милозоры жизнь незадачливая кончена.
***
Князь Бранемер проснулся с дико бьющимся сердцем, задыхаясь. Во сне он пытался кричать, но из губ вырвался лишь какой-то жалкий писк, даже слюна потекла, как у дряхлого деда. Он торопливо утерся, стыдясь этого младенческого писка. Но он и ощущал себя беспомощным перед судьбой, будто младенец.
Двадцать с лишним лет он не видел подобных снов. И сейчас ему казалось, что он перенесся на двадцать лет назад, когда ему однажды явилась во сне дева-удельница. Он и сейчас видел ее. Женщина в белой одежде, с распущенными белыми волосами до колен, с мертвенно-бледным лицом шла к нему по увядшей траве и несла на руках маленького ребенка.
«Вот твой наследник! – сказала она, протягивая ему ребенка. – Возьми и взрасти его, чтобы род твой не прервался».
А по бокам ее вдруг откуда-то взялись еще две женщины: средних лет и совсем старуха. При виде старухи-то он и испугался так, что чуть не закричал. Он помнил это лицо, давным-давно не виденное. Это была его мачеха, старая Данеборовна, которую двадцать лет назад однажды нашли на собственной постели… сгоревшей. Никто не понимал, как женщина могла сгореть, когда в доме не было пожара, утварь не обуглилась и живы все, кто ночевал в той же избе. Говорили, что без колдовства не обошлось. Мало кто доподлинно знал, что так оно и есть…
Ту женщину, самую молодую, что несла ребенка, он тоже узнал. Это была Белодена Витимовна, дочь его младшего сводного брата. Сам Витим умер уже лет десять как; его дочь растил Бранемер, и она целых шесть лет, с двенадцатилетнего возраста, исполняла должность дешнянской Лады. Он долго не отдавал ее замуж, поскольку некому было ее сменить. Пару лет назад сделать это все же пришлось, чтобы не позорить род; мужа ей он нашел поблизости, чтобы Белоденка могла оставаться Ладой, возможно, пока не найдется и не женится Пребран. Ну, или пока не подрастет ее собственная дочь.
Однако Рожаницы-удельницы напряли иную судьбу. Белоденка умерла первыми родами, и ребенок ее, мальчик, вскармливался пока в отцовском роду. В горький час Бранемер и сам думал, что этот ребенок – последняя веточка рода Витимеровичей. И если не вернется Пребран, если боги не пошлют больше сыновей самому Бранемеру, то этот мальчик, правнук старого князя Божемога, останется единственным возможным наследником и продолжателем рода.
Так неужели ничего иного ждать не следует? Во сне к нему пришли три удельницы, принявшие облик предков того ребенка по женской ветви: – Белоденки – его матери, Яросветовны – жены Витима и бабки ребенка, и Данеборовны – матери Витима и прабабки младенца. Пытались положить наследника ему на руки. Оттого он и закричал во сне, будто ему совали в ладони раскаленное железо.
– Нет! – Бранемер сел на лежанке, запустил пальцы в волосы, утер ладонями пот со лба. – Рано… вы меня хороните…
– Что с тобой? – Милозора тоже приподнялась и прикоснулась к его локтю. – Домовой, что ли, душит?
– Да уж не лучше домового! Нет! – рявкнул Бранемер, глядя в темноту и обращаясь к тем, кого здесь сейчас не было. – Рано вы меня сажаете чужих внуков качать! Я вам еще не пень старый!
Ведь у него была еще одна, последняя надежда. Богиня Лада, живущая под землей, как золотое зернышко, готовое проклюнутся на свет, едва оросит его животворящая Перунова влага.
Он не имел права владеть ею. Еще зимой сюда однажды явился полоцкий княжич Хортеслав со своей молодой дружиной и потребовал возвращения Унелады Красовитовны, с которой был обручен еще отроком. Предъявил кольцо и свидетельство своего кормильца и волхва, но Бранемер и сам знал, что утянул чужой каравай. Княжич Хортеслав был молод, но отважен, силен и уверен. Не робея, он глядел в глаза Бранемеру, годившемуся ему в отцы, и решительно требовал возвращения похищенной девы. Ах если бы и его сын Пребран вырос таким же! Глядя на Хортеслава, Бранемер не мог подавить в себе зависти к его отцу.
Не показывая своих чувств, он невольно ответил то же самое, что и Лютава: Унелада приехала послужить богине ради завершения своих посвящений, а к Ладиному дню, когда Лютава привезет его собственного сына с невестой, Унелада вольна будет идти куда ей вздумается. В опровержение этого Хортеслав мог предъявить только свой сон и не стал этого делать; тем более что девушка уже какое-то время находилась в священном заключении и вызволить ее оттуда до истечения срока было нельзя ни при каких обстоятельствах. Поэтому он был вынужден смириться с тем, что до наступления весны своей невесты не увидит, но и уезжать не пожелал. Бранемер предоставил ему и дружине пристанище в одном из близко сидящих родов на Десне, чтобы дождался весны. А там, если Пребран вернется, особенно с невестой, у Бранемера не будет причины задерживать Унеладу. Если же не вернется…
Нынешний сон лишил его последних сомнений. Если Пребран не вернется, у него останется всего один выбор. Или взять за себя чужую невесту – или отдать свое наследие двоюродному внуку. А он в свои неполных пятьдесят лет был еще не так дряхл, чтобы выбрать второй путь.
А решать предстояло уже сейчас. Ладин день стоял на пороге.
***
В это утро, как и каждое в последние пять месяцев, волхв Огневед рано поутру спустился в подземное обиталище Лады. С собой он нес охапку дров. Обычно Лада к его приходу еще лежала в постели, укрывая поверх одеяла большой медвединой: за ночь изба остывала, и девушке не хотелось вылезать на холод. Огневед принимался топить печь, попутно рассказывая священной пленнице немудреные зимние новости, а Лада иногда пересказывала ему свои сны и советовалась об их значении. Важную новость он принес ей только однажды: когда приехал ее нареченный жених. Лада приняла это известие без радости, о чем Огневед не преминул намекнуть Бранемеру.
