Книга желаний (СИ) - Лесина Екатерина (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
… здравствуй тварь, — человек, склонившийся надо мной храбр, но глуп… пытаюсь дотянуться: нежданного свидетеля нужно уничтожить, но горло сдавливает чья-то жесткая лапа.
— Нравится? — Красное лицо уродует улыбка. — Теперь я твой хозяин, запомни, тварь.
Задыхаюсь. На шее какая-то непонятная штука, пытаюсь сорвать, но пальцы соскальзывают. А человек смеется. Очень скоро я возненавидела этот смех и этого человека.
— А дальше?
А дальше была боль. Часы, дни и недели боли. Отец Димитриус с его поучениями и стремлением во что бы то ни стало извести порождение тьмы. Володар, хозяин и наблюдатель. И палач, просто выполнявший свою работу.
Воспоминания о той боли заставляли меня вздрагивать и прижиматься к земле.
Я не хотела вспоминать, но…
Но в узкой и тесной пещере, едва-едва хватает места на двоих. Пропитавшаяся сыростью одежда липнет к телу, скользкие влажные камни впиваются в спину, глиняное месиво напоминает перегнившую солому, в которой важно, неторопливо копошится толстый жук. Жук-мертвоед, как в княжеском подвале… от воспоминаний становилось тошно и страшно. Что я делаю здесь, с людьми? Почему я вообще с ними иду? Почему рискую, ввязываясь в чужую войну? Я же собиралась отомстить, а вместо этого с какой-то непонятной готовностью подчиняюсь приказам человека, которому, по-хорошему, следовало бы глотку перегрызть за то, что со мной его отец сделал.
А Рубеус, вместо того, чтобы успокоить или хотя бы поддержать, сказал:
— В Ватикане все повторится снова. Или будет еще хуже, я знаю, мне доводилось бывать в подвалах Храма, правда, не совсем в той роли… Ватиканские палачи умеют работать. Именно поэтому ты должна уйти.
— Куда?
— Туда, где безопасно, например, домой.
— А ты? — Я вдруг поняла, ради чего был затеян этот разговор, и что он сейчас скажет, тоже поняла. Как и то, что абсолютно, совершенно, принципиально не согласна с этим решением.
— Я пойду с князем. — Тихо сказал Рубеус.
— Зачем?
— Потому что должен.
— Кому должен? Людям? Забудь. Ты сколько угодно можешь считать себя человеком, но они не согласятся. Ты вообще представляешь, что такое настоящая боль? И не говори о душе, я говорю про обыкновенные физические страдания, от которых тебя безо всякой души наизнанку выворачивает. От которых не то, что воешь — орешь, пока голос есть. А он быстро исчезает, голосовые связки — вещь хрупкая, и ты уже не способен кричать, только мычишь, сипишь и ненавидишь всех, кто вокруг. Ты готов сделать все, что угодно, лишь бы они перестали, но они продолжают час за часом, день за днем… пока сами не решат остановиться. А они не останавливаются, они заботятся о тебе и искренне радуются, видя, как быстро и беспроблемно срастаются сломанные кости, заживают ожоги и раны, потому что тогда можно начать все сначала.
— Тише. — Его ладонь скользит по моим волосам, а голос успокаивает. — Тише, Конни, забудь, больше тебя никто не обидит. Завтра ты улетишь домой, в Орлиное гнездо, там безопасно.
— А ты?
— Если станет совсем плохо, я уйду. Ты же знаешь, что да-ори сложно удержать против воли. А теперь засыпай и не думай о плохом.
И Рубеус, обняв меня, замолчал, и молчание это было мирным, уютным. Мне почти хорошо, сознание плавно соскальзывает в сон, а я не сопротивляюсь.
Я вообще люблю сны.
Вечер принес свежий воздух, очистивший от въедливой бензиново-пороховой вони, прицепившейся к одежде, и совершенно определенное указание на северо-восток, связь с Коннован была крепкой, как в первый день после превращения. Она переливалась множеством цветов, что говорило о растерянности, усталости, каком-то чувстве долга — этот момент Карл не совсем понял, но и вникать не стал, решив разобраться на месте. Благо, Коннован находилась рядом.
Буквально за дверью. Старой железной дверью, выкрашенной в тот болотно-зеленый цвет, который так любили использовать в госучереждениях. На двери блестел кодовый замок, и тут же, словно для того, чтобы окончательно убедить Карла в нереальности происходящего, был нацарапан код.
А собственно говоря, почему бы и нет? Связь совершенно определенно указывала, что Коннован Эрли Мария находится за дверью, а обмануть или подделать связь невозможно. И Карл, набрав код, нажал на ручку. Дверь с тихим скрипом открылась, и Хранитель Южных границ смело шагнул в темный проем.
На той стороне были скалы, круглый шар луны — странно, Карл был совершенно уверен, что до полнолуния оставалось около пяти-шести дней — и низкое звездное небо. Рисунок созвездий совершенно иной, Карлу даже удалось более-менее точно сориентироваться в пространстве, впрочем силуэт круглой, похожей на башню горы с почти плоской верхушкой, невозможно было не узнать.
Перекресток.
Значит, все-таки те, кто доказывал невозможность мгновенного перемещения в пространстве, были не правы. Больше всего Карла позабавила форма точки перехода — дверь весьма удачный образ, совершенно точно отражающий суть.
Воздух пах осенней сыростью, к которой примешивались едва ощутимые ароматы дыма и жареного мяса. Запахи тянулись с севера, а Коннован находилась на северо-востоке, примерно в ста-ста десяти метрах.
Вот и замечательно. Карл бодро зашагал к намеченной цели. Настроение было великолепным, Карл даже поймал себя на мысли, что уже давно не был настолько доволен жизнью.
Круглая луна ехидно улыбнулась в ответ.
Фома очнулся от боли, света и запаха. Боль, поселившаяся где-то в области левого плеча, грызла мышцы, свет жег глаза, а отвратительный до невозможности запах бил прямо в ноздри. Исходил он из крошечной склянки, которую держали длинные тонкие пальцы с розовыми полукружьями ногтей. Фома хотел было отодвинуться от вони, а заодно и от подозрительных пальцев, но неуклюжее движение вызвало такой взрыв боли, что Фома застонал.
— Очнулся, — произнес кто-то, чье лицо пряталось за желтым снопом света, а пальцы со склянкой исчезли.
— Значит, ты утверждаешь, что этот человек — один из тех, кого мы ищем?
Голос Фоме не понравился: холодный, равнодушный, опасный этим самым равнодушием и приправленный той ленивой уверенностью, которая свойственна людям, облеченным властью.
— Да, Повелитель. Он, невзирая на юный возраст и телесную хилость является не только воином, но и мудрецом, знакомым с грамотой. Один из тех, кому довелось говорить с ним, собственными глазами видел, как юноша этот записывал слова о нашей вере и наших обычаях. И сам же говорил, будто бы прочел неисчислимое множество книг. Он много знает, Повелитель.
— Настолько много, что сначала уговорил твоего брата совершить предательство, а потом и весь твой народ подтолкнул к безумию мятежа?
— Прости, Повелитель, мой брат был не в себе, думая, что сын его мертв… людей же ослепили демоны ночи, которые…
Повелитель, не соизволив дослушать оправдания, приказал:
— Поднимите его.
Фому тут же вздернули вверх. Ослабевшее тело отказывалось слушаться, и Фома буквально повис на руках держащих его степняков. Зато теперь он имел возможность разглядеть того, кого почтительно именовали Повелителем. Человек? Несомненно. Высокий, сильный, еще молодой, даже слишком молодой. Стоящий по левую руку Повелителя Ука-Тон выглядел древним стариком. Минувшая ночь добавила брату Великого Хана седины, а в глазах его появилось глубоко тоскливое выражение. Ука-Тон больше не выглядел воином, Ука-Тон смирился с судьбой. Фоме тяжело было смотреть в эти глаза, и он снова переключил внимание на Повелителя, который в свою очередь с любопытством рассматривал Фому.
— Отвечай, это правда, что ты пришел из Проклятых земель?
— Да.
— Сколько вас было? Где начался ваш путь?
Фома задумался, он не знал, можно ли отвечать на подобные вопросы и не повредят ли его ответы остальным. Впрочем, он не знал, есть ли эти остальные. Он потерял сознание в тот момент, когда огенный вихрь смял машины кандагарцев, и поэтому не знал, что происходило дальше. Но то ли Повелитель уловил сомнения, то ли он просто не любил ждать, но резкий удар и оглушающая боль заставили Фому поторопиться с ответом. Ему было больно и стыдно. Он отвечал на вопросы Повелителя и проклинал себя за слабость. Святые мученики в подобных ситуациях выказывали куда больше мужества. Дважды или трижды Фома порывался последовать их примеру, но всякий раз новая порция боли развязывала язык.
