Шайтан-звезда - Трускиновская Далия Мейеровна (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
– А почему бы нам не пойти к мухтасибу, о дядюшка? – спросила, подумав, Джейран. – Если мы сделаем ему богатый подарок, он укажет нам подходящих купцов, и наша сделка будет безупречна. Мы же не знаем здешних нравов. Вдруг в Хире покупают и продают по таким законам, которые заезжим купцам легко по незнанию нарушить? На мухтасиба мы хоть сможем пожаловаться вали!
Хашим покосился на девушку.
То, что она сказала, свидетельствовало о знании городской жизни, которого не получишь, взирая с небес. Джейран и сама понимала это, но давно пора было призвать к порядку заядлого спорщика Хашима.
Она все еще была в мужской одежде, на чем настоял старик, хотя в райской долине к ее ногам сложили огромную кучу найденных нарядов. А ведь под изаром она чувствовала бы себя в толпе спокойнее, и ей не пришлось бы следить за свисающим концом тюрбана, уложенным на левую щеку с тем расчетом, чтобы скрыть исчерна-синие знаки Сабита ибн Хатема.
Городского мухтасиба они нашли в ювелирном ряду, где он терпеливо разбирал склоку и расспрашивал свидетелей.
Речь шла о весах, к одной чашке которых якобы чудом прилип снизу медный даник, а потом исчез, словно его смело хвостом шайтана. И хозяин весов клялся, что они по точности равны знаменитым харранским весам, и постоянный покупатель, случившийся рядом, подтверждал его слова, а другие покупатели утверждали, что своими глазами видели монетку. И если бы Аллах, отвлекшись от более серьезных дел, прислушался к воплям и клятвам, то немало участников этой склоки ослепло бы, оглохло, онемело, лишилось близких и утратило имущество – ибо именно этого они себе и требовали в награду за лжесвидетельство.
Настала минута, когда почтенный мухтасиб сам едва не оглох, и Джейран, пробившаяся с Хашимом к лавке виновника суматохи, – с ним заодно. Однако Хашим чувствовал себя подобно рыбе в воде – очевидно, в годы затворничества среди озерных жителей ему не хватало именно крика, проклятий, тычков локтями под ребра и иных прелестей городского базара.
Наконец, всего после полутора дневных часов разбирательства, решено было покупку взвесить заново и деньги за нее уплатить также заново. При этом, разумеется, выяснилось расхождение с первой ценой, но не такое, которое бы оправдывалось прилепленным к днищу даником. Мухтасиб не выдержал, обругал продавца и покупателя скверными лжецами, нарушителями закона, и собрался послать невольника за городской стражей с палками. Тут произошло мгновенное и решительное замирение этих смертельных врагов, вплоть до объятия и взаимного поцелуя, причем один с восторгом прибавил от себя к двум проданным ожерельям еще и третье в подарок, а другой радостно вручил ему, не считая, все, что оставалось в кошельке. И оба вместе уговорили мухтасиба принять за беспокойство десять динаров, скаля при этом из густых бород зубы, чтобы все видели их дружественные улыбки.
– Тяжек твой труд и горек твой хлеб, о друг Аллаха, – обратился к мухтасибу Хашим, пока никто другой не увлек этого рыночного начальника разбирать новый спор. – Что ты скажешь о том, чтобы оказать небольшую услугу двум чужеземцам? Аллах возблагодарит тебя – и мы из миролюбивых людей, о мухтасиб, мы из умеющих быть благодарными людей, о мухтасиб, и в беседе с нами для тебя будет польза и прибыль, о мухтасиб!..
Речь старика, увлекавшего за собой из толпы мухтасиба, напомнила бы Джейран журчание райского ручейка Сальсабиля – если бы она слышала эту сладостную речь до своего путешествия в рай, а не после его.
И при дальнейшей беседе оказалось, что мухтасиб сам охотно возьмет дорогие платья, потому что он выдает замуж дочь, и что серебряной посуде он тоже будет рад, хотя эти товары поступают в Хиру беспрепятственно, и дороги свободны, и разбойники давно не давали о себе знать, а что касается благородных айаров – то и их здесь не видели и не слышали.
Хашим, готовый к тому, что мухтасиб может как бы не знать чего-то важного, перешел к заранее придуманной истории, которая, будь она записана иголками в уголках глаз, послужила бы назиданием для поучающихся. Слушая, как повествует старик, возводя глаза к небу и не стесняясь после каждого слова призывать Аллаха, Джейран изумленно помалкивала. И дня не прошло, как они вместе сочинили эту историю, и она была настолько коротка, что слушатель не успел бы выплюнуть косточку от финика. А Хашим расцветил ее такими благочестивыми подробностями, что вызвал слезы на глазах много повидавшего городского мухтасиба Хиры.
– И это дитя, этот отрок четырнадцати лет, подобный обрезку месяца, понял, что таково веление Аллаха, и что хадж для него неизбежен! И он боялся сказать об этом мне, потому что я недавно снарядил караван и не имел свободных денег, чтобы снарядить другой караван, в Мекку, чтобы послать свое единственное дитя, прохладу моих глаз!..
Концом тюрбана Хашим утер свои оставшиеся без прохлады глаза и продолжал историю о богобоязненном отроке тайком ушедшем в паломничество и по дороге пропавшем.
– И айары разграбили тот караван, и все, кто ехал, разбежались, и я узнал лишь то, что предводитель айаров скрывает лицо под золотой маской, о мухтасиб! И я взял этого своего племянника (тут Джейран, в грудь которой уткнулся острый палец с достоинством кивнула), и мы поехали по следу, и нашли место, где айары напали… что с тобой, о мухтасиб?
Рыночный начальник вскочил на ноги и, ступая прямо по скатерти, которую велел накрыть для него Хашим, бросился прочь из хана, куда его с таким трудом привели ради угощения.
В дверях он повернулся к Хашиму и Джейран.
– Не надо мне вашего шелка и вашего серебра, о враги Аллаха! Знаю я вас – клянусь Аллахом, вы подстроили мне ловушку!
И он исчез в рыночной толпе.
– Он – бесноватый, или его разум поражен, о звезда? – осведомился крайне обиженный Хашим. – Разве я плохо говорил? А ведь еще не дошло до того, как мы узнали, что отрок четырнадцати лет в плену у айаров, а сами айары – в плену у Джубейра ибн Омейра, и он привез их сюда, в Хиру…
Хозяин хана, прислуживавший за трапезой, встал перед Хашимом и Джейран, уперев руки в пояс.
– Что вы все толкуете – «айары, айары», о несчастные? Вот уж кого Аллах лишил разума, так это вас обоих! – крикнул он. – Не надо мне таких постояльцев! Пожалуй, вы и мне подстроите ловушку!
– Угомонись, о друг Аллаха, мы всего лишь проезжие люди! – с огромным почтением глядя на толстые руки хозяина, запел Хашим. – И мы не знаем ваших нравов, и мы всего лишь хотим найти утраченное дитя, подобное обрезку месяца…
– Убирайтесь отсюда вместе со своим обрезком месяца! – загрохотал хозяин хана. – Не будет вам здесь ни приюта, ни уюта, о соглядатаи!
Хашим и Джейран шустро вскочили и скрылись из хана прежде, чем подобный рассвирепевшему верблюду хозяин не призвал своих невольников с крючковатыми дубинками, которые были здесь в употреблении.
– Клянусь собаками, эти горожане все – бесноватые! – убежденно заявил Хашим. – Другие радовались бы, что к ним в город привезли пленных айаров. Ведь если будет назначена казнь – она продлится по меньшей мере три дня, и толпа увидит столько, что хватит рассказывать внукам, правнукам и…
Увидев лицо Джейран, Хашим зажал себе рот ладонью.
– Что тебе в этом несчастном, утратившем свою золотую маску, о звезда? – тихонько осведомился он. – Мы который уже день идем по его следу. Странно, конечно, что именно в Хире мы ничего не можем о нем узнать. Но ведь еще за шесть фарсангов от нее в ханах рассказывали о людях Джубейра ибн Умейра, которые везли в столицу пленных! И вот они пропали, как будто провалились сквозь землю.
Джейран только вздохнула.
Не могла же она рассказать Хашиму о том, как упала со звоном золотая маска на пол узкой пещеры…
Неугомонный Хашим решил подойти к этому туманному делу с другой стороны.
– Расскажи мне наконец, о звезда, как ты узнала, что в той долине лежат брошенные сокровища? – осведомился он.
– Я ведь уже говорила тебе, о дядюшка, что понятия не имела о сокровищах! – сказав это, Джейран почувствовала, что чье-то могучее плечо задело ее по щеке, сдвинув конец тюрбана, и поскорее поправила его, чтобы не поразить правоверных проклятыми знаками на своей щеке.
