Паломничество жонглера - Аренев Владимир (лучшие книги .TXT) 📗
— Не против Церкви, а только супротив тех священнослужителей, кто погряз в корыстолюбии!
— Однако — и это признано многими виднейшими умами, известнейшими авторитетами, — дабы воздать должное величию Сатьякала, храмы должны выглядеть богаче и прекраснее какой-нибудь крестьянской халупы, — вмешался в спор Хельминур Блистающий. — Иначе как донести до темного сознания истинность Книги? Как, спрашиваю я вас, уверить того же крестьянина или ремесленника в том, что есть нечто, к чему следует стремиться?
— О, вы знатно уверяете их в этом, — добродушно рассмеялся Осканнарт Хэйр, настоятель монастыря Весеннего Роения. — Правда, цель, к которой следует стремиться… — Он помахал в воздухе изящной рукой с черными наперстками-коготками на каждом пальце. — Я слышал, некоторые из простолюдинов утверждают, что у тех же купцов, к примеру, дома побогаче иных храмов. И если всё дело только в богатстве, так, мол, не лучше ли поклоняться деньгам, а не Книге.
— Ересь! — рявкнул Секач.
— Разумеется, ересь. И довольно опасная. Но так или иначе, а некоторые тенденции, на мой взгляд, должны бы Собор насторожить. — Хэйр после окончания монастырской школы провел полтора года в университете, и это было заметно по тому, как он себя вел и по манере разговаривать. — Пора признать, что пытаясь тягаться в богатстве с купцами мы ничего не добьемся. Простой человек допускает в своем, с позволения сказать, сознании, что король, герцог, графы и бароны могут быть богаче Церкви, вернее, отдельных ее… м-м… частей. Но купцы!.. Это смешно, это противоречит всем представлениям простолюдинов о порядке в мире. Представлениям, замечу, взращенным самою Церковью. Так что, братья, — произнес он с легкой иронией, — остается один выход.
— Какой же? — не выдержал Секач. Впрочем, по тону, с которым Эмвальд задал вопрос, было ясно, что он не ставит Хэйра ни в медный «коготь».
— Очень простой. Перестать поражать, точнее, пытаться поразить, прихожан роскошью. И акцентировать внимание на другом.
— Осканнарт, не подобает служителю Церкви столь часто пользоваться словами проклятых пралюдей! — не выдержал Пустынник.
— Не помню, чтобы в Книге было написано что-нибудь по этому поводу. Равно как и по поводу чрезмерного употребления архаизмов из языка Востока.
— Не смей зверобогохульствовать! — выкрикнул Анкалин. — Мальчишка!. ты…
Тагратвалл постучал жезлом о столешницу, призывая к порядку, и высказался в том смысле, что хорошо бы всё-таки быть лояльнее… или терпимее — и вообще придерживаться начатой темы.
— Давайте, — предложил, — сперва решим одну проблему, а потом перейдем к другим; дискуссию же… да, дискуссию о словах вообще оставим на другой раз. Хватает и более насущных вопросов.
— Верно! — подхватил Секач. — Мы же так и не разобрались с бродяжцами…
И всё завертелось по второму кругу.
Баллуш в перепалке не участвовал. Он следил из-под полуопущенных век за всеми присутствующими, подмечая даже то, как вздрагивал молоденький писец с голубыми глазами. Мальчик, кажется, впервые присутствовал на Соборе — а может, его недавно лишили языка и он еще не привык? Нужно будет сказать Хэддолу, чтобы пригляделся к голубоглазому повнимательнее: не исключено, что тот на грани нервного срыва. На следующие заседания, пожалуй, не стоит Хэддолу его брать сюда, только сломает паренька.
Тихоход беззвучно постукивал двумя пальцами по столешнице и рассеянно следил за развитием перепалки. Иерархи, как обычно, разбились на группки: кто-то отчаянно спорил, доказывая свою точку зрения, кто-то дремал, делая вид, что внимательно слушает собеседника, кто-то перешептывался с соседом, делясь последними сплетнями.
По расчетам Баллуша, еще немного — и верховные иерархи Церкви достаточно выпустят дурной крови (фигурально, разумеется, выражаясь), чтобы можно было начать серьезный разговор.
Но где, во имя всего святого, тот монах, о котором говорил ему Осканнарт?! Или Хэйр приберегает его на крайний случай, в виде, как он бы выразился, резерва?
Хотелось бы верить.
— Итак, вы всё-таки решили заключить договор? — Нотарий эрхастрии, господин Минайтал Р'Хожж оглядел Тойру и Фриния паучьим взглядом. Сам господин нотарий был мужчина средних лет, среднего роста и незапоминающейся наружности; единственной примечательной чертой в нем был как раз взгляд — да еще, пожалуй, происхождение. Среди далеких предков Р'Хожжа затесался мелкий князек горцев, не князек даже, а то ли внебрачный сын, то ли оставшийся без наследства брат князька — словом, некий изгой, сумевший прижиться в Хайвурре и впоследствии, за неясно какие заслуги, получивший мелкий дворянский титул. Нынешний потомок горца был последним в окончательно обнищавшем роду, посему выбрал стезю, когда настало время, без колебаний. Хотя знал, что профессия нотария при чародеях — не такое «теплое местечко», как полагают некоторые невежды.
— Извольте ознакомиться с текстом. — Он протянул Тойре и Фринию по свертку, а сам склонился над бумагами и, казалось, напрочь забыл о посетителях.
Не удивительно: подобные контракты нотарию приходилось составлять и заверять довольно часто; собственно, в этом и состояла его главная работа. Договор между исполнителем-чародеем и работодателем-нечародеем всегда таил в себе большее количество неприятных возможностей, нежели тот же договор, допустим, между чародеем и эрхастрией. Здесь неприемлемы были обычные меры контроля за соблюдением условий — в силу как раз того, что упомянутые «неприятные возможности» могли осуществляться неподконтрольным для светских властей путем.
Заключенный же нотарием эрхастрии договор делал таковое осуществление невозможным. Если, конечно, решивший нарушить условия не хотел через день-другой после нарушения отправиться во Внешние Пустоты.
В основном речь шла, разумеется, о нарушениях критических, вроде злоумышления против здоровья, благополучия или жизни одного нз заключивших контракт. Причем мало кто мог объяснить механизм карательного действия.
А те, кто мог, объяснять не торопились…
Так или иначе, но факт оставался фактом: попытка любой из сторон нарушить договор между чародеем и нечародеем наказывалась быстро, неумолимо и необъяснимо. А в нынешние времена, когда таковое нарушение могло быть вызвано не злым умыслом, а просто стечением обстоятельств…
Текст обычного договора Фринию был известен, но он всё равно внимательно читал каждый параграф. В общем-то ничего особенного и сверхъестественного. «Нанимаемый обязуется выполнять все поручения нанимателя, кроме тех, которые могут нанести ущерб его здоровью, благополучию, чести и достоинству или же явно угрожают его жизни; также и те, что не соответствуют профилю работ (см. соотв. раздел договора), для которых его наняли… Наниматель обязуется производить расчет с нанимаемым следующим образом: …Наниматель обязуется предотвращать все случаи смертельного риска для нанимаемого, могущие возникнуть в результате выполнения последним заказа нанимателя; также — не злоумышлять против нанимаемого, его имущества, здоровья, чести и достоинства».
Ну и так далее.
— Всё верно. — Тойра протянул свиток господину Р'Хожжу. Тот принял его своими идеально чистыми, без малейшего чернильного пятнышка, пальцами. По мнению некоторых, эта чистота была самым убедительным доводом в пользу того, что господин Р'Хожж не обычный нотарий. Фриний тоже вернул свиток и согласился, мол, да, всё порядке.
Едва заметно кивнув, нотарий предложил им подойти к каменному столику, на котором находилось блюдо, на толщину мизинца заполненное некоей темно-алой жидкостью.
— Смочите правую ладонь и приложите ее к обоим экземплярам. Чуть сильнее. Благодарю.
Господин Р'Хожж аккуратно присыпал их отпечатки мелким песком и жестом указал на рукомойник в углу:
— Всё, господа. Вы можете вымыть руки.
Потом широкой кисточкой смел песок обратно в квадратную жестяную коробку, отставил в сторону и достал печать. Поочередно ударил ею по каждому из оттисков их ладоней — и Фринию показалось, что дважды его кожи — там, где линию жизни перечеркивает линия обреченности, — действительно коснулся холодный кругляш.
