Осколки (Трилогия) - Иванова Вероника Евгеньевна (книга регистрации .txt) 📗
— Слышала, не слышала… Какая разница?
В двух шагах от меня над темной водой выросла светлокосая головка.
— Так слышала или нет?
Девчонка фыркнула, всплыла выше, разлеглась на глади моря, как на ковре, задумчиво черпая ладошкой воду.
— Если бы ты знал, сколько всего я слышу каждый день… Уши устают. Хочешь, поменяемся местами?
— Не уходи от ответа! И не предлагай заведомо неисполнимых вещей. Тебя просили о помощи?
Глаза, совсем черные, насмешливо прищурились.
— Хочешь знать правду?
— Хочу.
— Нет.
— Что значит «нет»? Ты не ответишь или же…
Она поболтала пальчиками, взбивая пену.
— Не просили.
— Этого не может быть!
— Может. Давай, все же, ты попробуешь встать на мое место? Представь, о чем просят люди?
— Ну… О помощи.
— О да! — Веселый, но слегка горчащий смешок. — Но они никогда не уточняют, в чем именно нуждаются. «О, Всеблагая Мать, даруй мне долгую жизнь, а моему дому защиту и процветание!» Это разве просьба?
— Чем же она плоха?
Девчонка перевернулась на спину, заложив руки за голову и принятой позой напомнив мне Ксаррона.
— Она неконкретна. Нельзя решать за другого, что ему лучше, а что хуже. Верно?
Насмешливое подмигивание.
— Да, но…
— Если я буду исполнять просьбы по своему разумению, люди придут в ужас.
— Почему?
— Например, долгие годы. Видишь ли, поскольку каждая вещь со временем изнашивается, и людские тела также приходят в негодность. Я могу даровать жизнь сверх срока, но ее придется проводить в безнадежно одряхлевшем теле. Это приятно? Мне думается, нет. А ты как считаешь?
Я куснул губу.
— Хорошо, я понял. Ты требуешь прямой и точной просьбы, ограниченной узкими рамками.
— Конечно.
— Но разве никто из заболевших не просил у тебя исцеления?
Она пожала острыми плечиками.
— Просили. Многие.
— Так почему же…
Девчонка перевернулась на живот и подплыла совсем близко.
— Не прикидывайся дурачком! Надо было просить об изгнании болезни или ее уничтожении. Согласен?
Я разочарованно качнул головой.
— Так просто…
— И так невыполнимо, — закончила мою фразу девчонка. — Как и должно быть. Хочешь поспорить?
— Нет.
— Точно?
— Здесь не о чем спорить.
— Вот именно! — Победно провозгласила она.
— А мою просьбу ты сможешь исполнить?
— Смотря какую, — хитро изогнулись тонкие губы маленького рта.
— Очень простую.
— Излагай.
— Помоги мне уничтожить источник этого зла.
Она помолчала, что-то перебирая в уме.
— Источник, говоришь… Что ж, сам напросился. Изволь! Ты его уничтожишь.
— Когда?
— Когда найдешь.
— Но ты ведь знаешь, где его искать, верно? Так подскажи!
— Э, нет! — Шутливо погрозили мне пальчиком. — За один раз я исполняю только одну просьбу.
— За один раз? Значит, когда мы встретимся снова…
— Ты снова сможешь о чем-нибудь попросить. Если все еще будешь нуждаться в МОЕЙ помощи!
Звонкий смех рассыпался серебряными монетками по глади моря, поднимая рябь. Пресветлая Владычица, малолетняя мерзавка с русыми косами и черными, как ночь, глазами, исчезла. Но в отличие от Пустоты оставила о себе память: волна ударила мне в грудь. Нетерпеливо, упрямо. За ней пришла вторая, еще сильнее и неукротимее. Я покачнулся, делая шаг назад и…
Нырнул под воду с головой, но всего лишь на один вдох, потому что чья-то твердая рука уверенно ухватила меня за рубашку и потащила к берегу.
Мэтт угрюмо кинул в костер еще несколько мотков сухих корней кустарника, обжившего прибрежные скалы, и спросил:
— Собирался утопиться?
— С чего ты взял?
Разложенная на камнях одежда медленно, но верно подсыхает в тепле огня, отраженного низкими сводами и стенами маленького грота, в котором мы укрылись от надвигающейся бури. Должно быть, штормить будет до самого рассвета, но это значит: погода изменится, и вместе с ней изменится и жизнь Вэлэссы. А может быть, и жизнь кое-кого еще.
— Забрел в воду почти по горлышко, да еще и волн дождался. Между прочим, следующая уж точно накрыла бы тебя с головой и по камням протащила!
— Наверное.
Не спорю, протягивая ладони навстречу язычкам пламени. Маг неразборчиво ругается.
— Что-то случилось?
— Ничего.
— Так чем ты недоволен?
Молчание. Слишком долгое, чтобы быть настоящим ответом на мой вопрос.
— Ладно, не хочешь говорить об этом, скажи другое. Зачем ты пошел за мной?
В темных глазах пляшут отсветы костра и светлячки недоумения, словно Мэтт считает: я и так все знаю, но нарочно строю из себя простачка.
— Я спрашиваю совершенно серьезно, без цели обидеть тебя или посмеяться над тобой. Мне нужно это знать.
— Просто так, — неохотно буркает маг.
— Просто так ничего не происходит. Любое событие имеет причину своего происхождения, правда, иногда она прячется слишком глубоко, чтобы быть очевидной. Ну же?
Упрямо отвернувшаяся светловолосая голова.
— Пойми, это не из любопытства! Я и так наделал кучу ошибок, в том числе и в отношении тебя… Больше не хочу ошибаться. Ты против?
Веселое потрескивание хвороста. Гул моря, в очередной раз атакующего берег в бесплодной попытке отвоевать некогда утерянные просторы.
— Послушай, Мэтт. Наверное, мне нужно извиниться за наш последний разговор… Признаю, вспылил. Да, у меня были причины для дурного настроения, но я не должен был вымещать свою злость на тебе. Если сочтешь возможным, прости.
Я вижу его профиль с упрямо заострившимся носом и плотно сжатыми губами. О чем сейчас думает молодой маг? С какими демонами борется в своей душе? Не узнаю, пока мысли не будут доверены словам, а значит, вынужден ждать, терпеливо и покорно.
Но долго ждать не приходится:
— Тогда и ты… прости.
— За что?
— Я кричал, что ты ни о ком не думаешь и ни за кого не волнуешься.
Беззаботно улыбаюсь:
— Возможно, так оно и есть.
— А еще врешь все время.
— И это может быть верным.
— Ну зачем ты это делаешь?!
Наконец-то он снова смотрит мне в глаза, отчаянно и непонимающе.
— Что я делаю?
— Зачем ты прячешь свою боль? Ведь она есть в тебе, и ее много, правда?
Настает мой черед отвести взгляд. На мгновение.
— Есть. Но я не хочу, чтобы она стала болью еще для кого-то.
— А разве не говорят: надо поделиться своими бедами, чтобы они уменьшились?
— Говорят. Но это не всегда возможно. И уж точно, не всегда помогает… — Стоп. Кажется, я расковырял искомую занозу. Теперь нужно ее извлечь. — Но пробовать нужно. Ты пробовал?
— Вот еще! У меня нет таких бед, чтобы…
— А я чувствую, что есть. Признаешься?
— В чем я должен признаваться? — Мэтт переходит из нападения в оборону.
— В своих заблуждениях.
— У меня нет заблуждений!
— Позволь не согласиться. Есть. И наверняка, глупые.
— Да какое ты имеешь право…
— Никакого.
Маг осекается, растерянно хлопнув ресницами.
— Но…
— Я просто высказываю свое мнение. Оно не обязано быть правильным и подходящим для тебя. Но оно может помочь тебе изменить свое. Если пожелаешь, конечно.
Могу предположить, что его гложет. Уже догадываюсь. Но если он услышит свое горе в моем изложении, не поймет и не простит. Нет, не меня, а само горе.
— Я…
Жду, глядя на покрывающиеся вуалью пепла веточки. И буду ждать хоть целую вечность: если я не смог спасти одну жизнь, то другую, находящуюся в моих ладонях, уже не упущу.
— Я видел, как она умирала.
Понятно. Подглядывал за мной и Юлеми. Мальчишка… Впрочем, ему это, похоже, пошло на пользу.
— Я видел твое лицо. Оно… Ты словно был с ней у самого Порога, а потом шагнул за него. Почему?
— Малышку кто-то должен был проводить, чтобы ей не было страшно и одиноко.
— Но почему ты?
