Рождение империи - Браун Саймон (читаемые книги читать .txt) 📗
Юноша взглянул на Ганиморо, надеясь найти ответ в ее глазах, но и она, и Нетаргер смотрели на него как-то странно, с выражением то ли печали, то ли сочувствия.
Императрица принялась массировать ему шею правой рукой, и Верклофф зажмурился от удовольствия. Лерена что-то напевала: его стало клонить в сон. Однако откуда-то издалека настойчиво доносился голос сомнения и страха. Голос этот был слаб и шел как будто из прошлого; у юноши не было сил прислушиваться к нему – тем более что сонливость уже растекалась по телу, ослабляя волю, погружая в сладкую дрему.
Когда острое лезвие проткнуло ему яремную вену, Верклофф уже ничего не почувствовал.
Сначала Китайра подумала, что это силы возвращаются к ней, разливаясь по ослабевшим членам, окрашивая розовым бледную кожу и заставляя легкие жадно вбирать больше воздуха. Но способна ли одна лишь решимость, даже подкрепляемая ненавистью, делать такое с человеком? Девушка знала, что оживает ненадолго, что прилив сил сменится их упадком, как только…
И тут Китайра ощутила присутствие Сефида. Первая пришедшая на ум мысль: так бывает в те минуты, когда наблюдаешь восход. Ты знаешь, где поднимется солнце, и если сумеешь дождаться, то увидишь, как светлеет горизонт, как черное становится пурпурным, пурпурное – красным, красное – оранжевым, желтым, а потом в небе появляется и само светило… Нечто похожее происходило и с грамматистом. Край неба окрасился Сефидом, и все мысли мгновенно устремились к нему в ожидании рассвета.
Китайра поняла – он скоро наступит.
Во рту у Поломы пересохло. Он попытался собрать хоть немного слюны, но страх высосал из него все, до последней капли.
Мальвара стиснул рукоять сабли, чтобы никто не видел, как дрожат пальцы, но так и не придумал, что сделать с коленками. Впрочем, в темноте никто ничего не замечал. До него долетали крики и шум битвы, охватившей едва ли не весь остров. Сражение шло за его маленький городок. Бедный, несчастный Кидан…
Полома огляделся. Его товарищи и соотечественники, вооруженные и готовые защищать свои дома, стояли рядом. Стояли в ожидании.
Какая-то мысль не давала ему покоя, копошась в мозгу, как спрятавшаяся под полом мышь.
Интересно было бы узнать, как обстоят дела у других. Мальвара нисколько не тревожился за Мэддина и Кадберна, даже несмотря на прозвучавший ранее взрыв. Эти двое представлялись ему несокрушимыми, словно скалы. Кевлерену в любом случае никто не сможет причинить зла, а Кадберн легко сумеет постоять за себя. С Госом тоже ничего не случится – он ведь профессиональный военный и командует профессиональными воинами. Гэлис Валера? В нее Полома верил беззаветно.
Все эти люди сражались по разным причинам, ради своих собственных интересов, но, так или иначе, помогали защищать Кидан. Удивительные настали времена. Удивительные люди – эти хамилайцы…
В памяти всплыло лицо Эриот. Жаль, не довелось видеть ее чаще. Симпатичная женщина, энергичная, да еще и с живым умом. Пожалуй, он мог бы завести от нее детей…
Поломе вдруг пришло в голову, что Эриот в этот самый момент, может быть, тоже бьется не на жизнь, а на смерть. Он попытался представить ее сражающейся, но получилось плохо – жестянщинца никак не подходила для войны.
И снова непонятное беспокойство отвлекло Мальвару от мыслей об Эриот.
Сколько же его друзей погибнут, защищая город? Это их личный выбор, сказал себе Полома. Каждый принимал решение сам, по собственной воле. Люди сами связали свое будущее с будущим родины. Даже Эриот.
Полома почесал голову рукоятью сабли. Должны ли его соратники связать свое будущее с будущим Кидана?
Едва задав себе этот вопрос, он понял, что именно не давало ему покоя весь вечер. Единственными, кто не дрался за Кидан, были сами киданцы, а это значило, что кто бы ни победил, они все равно останутся в проигрыше. Что же он тогда за вождь?..
– Пора выступать, – громко сказал Мальвара.
Двое или трое стоявших рядом с ним людей недоуменно посмотрели на префекта.
– Выступать? Куда?..
– В помощь друзьям. Пора отбивать наш город.
Он не стал смотреть, последует ли кто за ним. Сражение шло вокруг Цитадели, и исход его определялся на Длинном Мосту. Там-то Полома и хотел быть в эту ночь.
Солдат удивленно захлопал глазами. Квенион, не мешкая ни секунды, вскинула огнестрел и выстрелила в упор.
Отдача получилась сильной, приклад больно ударил девушку в живот, а стражник покатился вниз по ступенькам, оставляя за собой кровавый след. Не зная, как перезарядить оружие, Избранная отбросила огнестрел и подобрала другой, выпавший из рук солдата. На выстрел никто не прибежал. Это не было удивительно, учитывая доносящийся снаружи нескончаемый шум боя.
– Что это было? – тревожно спросил Намойя.
– Идемте, ваше высочество, опасность еще не миновала, – ответила Квенион, обрадованная тем, что к ее хозяину вернулся слух.
Однако ей пришлось остановиться, чтобы восстановить сбившееся дыхание. На Намойю она старалась не смотреть: лицо Кевлерена обгорело до такой степени, что при первом взгляде на него девушку едва не вырвало.
Так никого и не встретив, они прошли всю лестницу и оказались в главном зале, где и остановились. Просторное помещение было заполнено растерянными и напуганными людьми, главным образом женщинами и детьми. При этом, как ни странно, никто не плакал, не кричал; все прислушивались к долетающим из-за дверей звукам. Появление Намойи и Квенион прошло практически незамеченным, лишь несколько человек скользнули по ним равнодушным взглядом, но поднимать тревогу никто не стал. Намойю, по-видимому, никто просто не узнал. Скорее всего его приняли за раненного при взрыве хамилайского солдата.
– В чем дело? – нетерпеливо спросил ее спутник. – Почему мы остановились?..
– Разве вы не видите, ваше высо… – Тут она прикусила язык. – Мы в главном зале.
– Все расплывается перед глазами, – признался Намойя.
Перед ними расступались – никому не хотелось видеть изуродованное лицо или прикасаться к несчастному. Добравшись до двери, Квенион приоткрыла ее и выглянула наружу. В темнеющей бреши мелькали неясные фигуры.
– Шанс есть, – шепнула она принцу. – Однако риск велик. У меня есть огнестрел, но чтобы стрелять, мне понадобятся обе руки. Держитесь за мой пояс и не отпускайте.
Намойя что-то пробормотал, но Квенион уже не слушала. Чтобы выбраться из плена, им нужно было пройти через брешь в стене, избежав при этом нападения. Потом можно обратиться к кому-то из атакующих и попросить увести их из Кидана. План был не слишком удачным, и Избранная отлично это понимала, но ничего другого придумать не могла. Оставалась только ждать того мгновения, когда солдаты той или другой стороны отступят от бреши.
Кадберн не знал, сколько прошло времени с момента начала сражения и много ли врагов полегло от его руки. Рукава Избранного до локтей пропитались кровью, лезвие палаша затупилось, и даже сам воздух превратился в кроваво-красный туман. И все равно он не останавливался и не отступал, ведомый одним лишь желанием: убить всех врагов на острове.
Какой-то детина с широким коротким мечом вспрыгнул на груду камней и уже открыл рот, чтобы издать победный крик, но успел лишь прохрипеть что-то нечленораздельное – палаш Кадберна вошел ему между зубов. Место упавшего тут же занял другой: вертя над головой палицей, он шарил по сторонам свирепым взглядом. Кадберн дернул палаш, но клинок застрял. Избранный пнул врага в пах, вложив в удар столько силы, что кровожадного верзилу отбросило на несколько шагов вместе с булавой. К тому времени, когда Кадберну удалось высвободить палаш, ухватившись за рукоять двумя руками и наступив мертвецу ногой на физиономию, любитель проламывать черепа пришел в себя, но подняться уже не успел – Кадберн изо всей силы рубанул его по запястью.
Бой давно уже перешел в рукопашную схватку, потому что порох и пули у хамилайцев кончились: они дрались, прикладами и саблями. Получалось не так уж плохо, и вскоре, впервые с начала сражения, брешь в стене полностью перешла в руки защищающейся стороны.
