Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга первая - Лазарчук Андрей Геннадьевич (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
Правое крыло, в основном легкая пехота и конные лучники, осталось под командой Андроника Левкоя. Поражения под Ирином ему не простили, но погасили потрясающе быстрым и легким взятием Бориополя. Мало кто знал, что Андроник полагал себя ущемленным таким вот разменом: разгром пяти тысяч – и сохранение как минимум пятидесяти; потеря нескольких дней темпа высадки (да хоть бы и вообще никогда не высаживались в этот злосчастный Ирин!..) – и сохранение полугода, который потребовался бы для осады Бориополя... Но Андроник никогда не служил и не присягал царю Авенезеру, оставался на службе Императора – и этим обозначил себе место в грядущих событиях: правое крыло, легкая пехота... Левым крылом командовал боевой жрец Темного храма Пард. Мало кто видел его...
И были еще отряды саптахов под общим номинальным командованием всадника Игона, которые на самом деле никому по-настоящему не подчинялись и творили в равной мере разбой и разведку. Всем этим командовал «Железный сапог» стотысячник Демир Иерон, когда-то ученик швеца, ставший тем, кем стал, лишь благодаря собственным недюжинным талантам и необыкновенной работоспособности. Говорили, что в мирное время он спал через ночь по три часа. Он знал в лицо и по именам всех офицеров и большую часть солдат, с которыми провел хотя бы одну кампанию. Двадцать лет он воевал на западных границах Степи против небольших, но упорных в своих заблуждениях стран и племен. Оба последних Авенезера держали там малые силы, резонно полагая, что само прибытие Иерона к армии делает армию непобедимой. Его «танцующие» марши, при которых противник неизбежно получал удар не с той стороны, с которой ждал, снискали ему славу гения маневра. Что ж, Авенезер, или Полибий, или их военные советники знали свое дело. Мелиорцев следовало переиграть именно в том, в чем они были заведомо сильнее. Именно поэтому Рогдай, узнав о новом командующем силами вторжения, решил начисто отказаться от маневра и занять жесткую оборону в таком месте, где сама возможность маневра будет сведена к ничтожности.
Медленным осторожным маршем, не обнажая флангов, армия вторжения направлялась в сторону древнего города Фелитополя, ныне почти нежилого. Дороги, сходящиеся к нему со всех сторон Севера, еще могли, однако, служить для прохождения войск, а главное, обозов, без которых нормальное войско быстро превращается в озабоченную пропитанием толпу малограмотных мужчин.
Чуть южнее Фелитополя начиналась Долина Роз, единственный сухопутный проход в кесарийскую область. Розы тут так и росли до сих пор, хоть и одичали после двухсот лет непрерывных походов и сражений.
Долина, дважды прорезанная не слишком широкими, но глубокими ложами речек Белая и Кипень, имела около шестидесяти верст в длину и ширину около двадцати. С запада, отделенное грядой холмов, было море, с востока поднимались отроги Черепашьих гор.
Так же медленно и осторожно вводил в Долину Роз с юга свои войска Рогдай.
С подходом личной гвардии мятежника Аркадия Филомена у Рогдая стало девяносто тысяч регулярного войска – и еще шестьдесят тысяч тех, кто горел решимостью, но слабо отличал дрот от копья, а копье от пики.
На военном совете решено было ставить мелиорцев, южан и северян, вперемежку, самое крупное – тысячами. Взаимная ревность удвоит их стойкость. Гвардию же использовать как единую силу.
Днем и ночью на южном берегу Кипени рыли землю, насыпали валы, возводили частоколы из заостренных ошкуренных бревен, наклоненных в сторону реки. Кое-где земляные работы сопровождались таинственностью: там люди Януара готовили врагу какие-то особые гадости; об этом говорили шепотом. Но многие видели те возы, крытые мешковиной, что подъезжали с тяжелым скрипом, а отбывали с легким.
Остатки лодочного флота и полтора десятка кораблей Филомена, поднявшие пиратские флаги, собирались в бухтах и бухточках, которыми изрезаны были берега залива Фелис, и у острова Чур, закрывающего вход в залив, чтобы прикрыть берег от высадки десанта. Впрочем, ожидать появления армады кораблей не приходилось: обширная область рифов и блуждающих мелей, именуемая Теркой, делала судоходство в этой части моря делом в высшей степени ненадежным и рискованным.
Через Кипень все еще время от времени перебирались с севера потрепанные группки отважников. Под покровом темноты другие группы уходили в поиск.
Рогдай, не стесняясь присутствием посторонних, обнял Алексея. Отодвинул его, вцепившись в локти, на всю длину своих крепких ручек. Вновь – обнял.
– Как же ты долго ходил, – сказал он тихо. – Я отчаялся ждать. Алексей сглотнул.
– Не буду спрашивать, – продолжал Рогдай. Якун уже разъяснил, что Кузня – это совсем не то, что мы о ней думаем. Только все – потом, потом... Отправляйся к нему. Решите, что делать дальше. И делайте, черт возьми. Никого не спрашивая. Ты меня понимаешь? Уже некогда совещаться, просить позволения...
– Да, стратиг, – прошептал Алексей, – вот это я понимаю.
– И вот еще, – не отпуская, сказал Рогдай. – Не верь себе. Душа твоя будет говорить: все пропало. Не верь. Это – чары.
– Моя душа мне такого больше не скажет, качнул головой Алексей. Только это не чары, подумал он.
Как, оказывается, легко жить, когда уже нечего терять...
Рогдай потрепал его по плечу правой рукой, а левой потащил за собой. При этом он глянул на Алексея так, что у того вдруг бросилась кровь к щекам,
Похоже было, что дядька Рогдай если и не знает всего, то обо всем догадывается...
– Сутки тебе даю, – сказал он на ходу. – Ночь пьешь и к девкам, день отсыпаешься. Завтра вечером в Артемию.
– Если надо...
– Я все сказал. Дохлый ты никому не нужен. И в тоске ты тоже никому не нужен. Встряхнись.
– Понял, стратиг...
Шатер Рогдая состоял из трех, один больше другого. В третьем стоял низкий стол, при котором не сидят, а лежат. Там уже лежала припомаженная матрона с подведенными глазами и волосами серебряного цвета, две музыкантши в чем-то прозрачном наигрывали на китаре и тихой дудочке, а темнокожая танцовщица-южанка, одетая лишь в ожерелья, пояс да тонкие сапожки до колен, покачивалась, держа в руке широкую чашу с вином.
