Дети порубежья - Школьникова Вера (книги онлайн .txt) 📗
– Наместница позволила мне говорить здесь сегодня, в тайной надежде, что я не посмею. – Он усмехнулся, и продолжил, – Сотни лет стоит эта часовня. Сотни лет на постаменте лежит кусок камня. Сотни лет глупцы величают этот кусок камня королем, поклоняются ему, позволяют править собой его именем. Сотни лет каменному болвану отдают в жертву лучших девушек из знатных семейств. Саломэ Тринадцатая – Тридцать Третья наместница короля Элиана. Тридцать две до нее сошли в могилу, так и не узнав любви. Честной любви, а не торопливых объятий, краденых поцелуев, отравленных взглядов. Сотни лет империей управляет призрак никогда не существовавшего короля.
«Да он с ума сошел!» – Растерянно произнес мужской голос в толпе, но с места никто не двинулся. Министр государственного спокойствия положил ладонь на рукоять кинжала, спрятанного под плащом. К сожалению, потеряв здравый ум, герцог Суэрсена сохранил трезвую память. Но наместница, словно окаменев в пару своему мраморному супругу, стояла, не шевелясь. А без ее знака остановить безумца не смели.
– Я, Леар Аэллин, герцог Суэрсена, Законохранитель и Законоговоритель империи Анра, здесь и сейчас предлагаю Саломэ Светлой, наместнице короля Элиана, стать моей женой, чему беру вас в свидетели, – сдавленно ахнула какая-то дама, остальные, ошеломленные, молчали.
Леар повернулся лицом к статуе короля:
– Слышишь меня, король Элиан? Каждый год тебя умоляют вернуться тысячи твоих подданных. Их ты не слышишь. Я забираю твою жену у тебя из-под носа. Встань и покарай меня, если ты и вправду король и мужчина!
Статуя неподвижно лежала на постаменте. Леар подошел к Саломэ, наклонился, привлек к себе и поцеловал. Медленно, не торопясь, спешить было уже некуда. Наместница не сопротивлялась, ей было все равно. Король не вернулся. Оторвавшись от ее губ, Леар повернулся к жрецу:
– Можешь не молиться за его возвращение. Король Элиан – всего-навсего раскрашенный кусок камня. А мы поклоняемся ему, как варвары своим божкам.
Жрец не успел ничего ответить – воздух пронзил глубокий торжественный звук, словно великан ударил в невидимый гонг. После никто не мог вспомнить, как же это произошло. Только что мраморная статуя неподвижно лежала на пьедестале, а вот уже король стоял на ступеньках.
Высокий эльф, будто сошедший со старинного портрета. Волосы цвета расплавленного в горне золота, тяжелой волной спадают на плечи поверх атласного плаща. Золоченая кольчуга обтягивает широкую грудь, на безупречно-правильном лице драгоценными сапфирами сверкают глаза, алые губы изогнуты луком, на правой руке – королевское кольцо-печать. По сравнению с королем дерзкий Хранитель казался жалкой тварью – черным скукоженным пауком. Светлые одежды только сильнее подчеркивали его уродство. Придворные не понимали, как они раньше могли смотреть на этого человека не испытывая омерзения.
Люди в зале застыли в благоговейном ужасе. «Когда король вернется» вот уже сотни лет означало – «никогда». За его возвращение привычно поднимали здравицы, молились в храмах, его именем оглашали указы и подписывали договора. Но никто, кроме наместницы, не верил, что король и в самом деле вернется, никто не задумывался, что произойдет потом. Старые летописи были щедры на восхваления, но разве можно верить придворным летописцам? Мир, еще утром предсказуемый и прочный, разваливался на глазах. Ни один страх не сравнится со страхом неуверенности.
Король простер руку:
– Ты оскорбил меня дерзкими словами, Леар Аэллин, но я мог бы простить тебя. Ты осквернил мою супругу похотью, но и это я бы мог тебе простить, ибо никакая грязь не способна запятнать ее свет. Но ты оскорбил народ империи, отрицая основу основ – верность подданных своему королю, вассалов – своему сюзерену. И этой вине нет прощения. Ты трижды предал меня, Леар Аэллин, и заплатишь за это жизнью. Взять его!
Приказ вырвал людей из оцепенения: несколько молодых кавалеров, ближе всех оказавшихся к алтарю, бросились вперед, сообразив, что имеют шанс первыми доказать свою преданность новому господину. Хранитель не сопротивлялся, когда его швырнули на колени, заломив руки за спину. Чанг, прикусив губу, оглянулся в поисках эльфийского посла. Обнаружил его у самой двери, на обычно непроницаемом лице эльфа читалось откровенное торжество. Заметив, что на него смотрят, Эрфин спрятал улыбку. А вот незнакомый магистр, заменивший Ира, напротив, не выглядел счастливым, так же, как и Илана, недовольно поджавшая губы.
Король величественно спустился вниз, и протянул обе руки Саломэ:
– Ты прекрасна, моя королева. Одной лишь твоей красоты было бы достаточно, чтобы вернуться со звездного пути. Твоя вера послужила мне путеводной нитью.
Саломэ вцепилась в подставленные ладони. Голова кружилась. Он такой же, как в ее снах. Его голос, его глаза, от него даже пахнет так же – едва уловимо, лавандой и земляникой. Но почему же тогда ей так страшно? Почему ком сдавил горло, и она не может сказать ни слова? А король, приблизив ее к себе, подозвал военачальника:
– Вина преступного Хранителя видна всем. Он призывал этих людей в свидетели своей дерзости, пусть же они станут свидетелями его смерти. Твой меч послужит орудием правосудия, твоя рука исполнит мою волю.
И жрец и Чанг одновременно шагнули вперед, и так же одновременно отступили. Министр государственного спокойствия не переносил Леара, еще день назад он был бы рад казнить его под каким-нибудь благозвучным предлогом, но не вот так… по воле эльфийского оборотня. Чанг знал, что король Элиан не может вернуться. И знал так же, что любой, владеющий этим знанием, разделит судьбу герцога Суэрсена. А он обещал Энриссе сохранить ее империю.
Жрец в ужасе смотрел на меч в руках Тейвора – пролить кровь перед алтарем Эарнира, бога жизни! Да будь этот человек хоть трижды преступник, недолжно осквернять храм! Но кто он такой, чтобы возражать королю? Ведь если король вернулся, такова была воля Семерых, значит, все, что велит король – согласно их воле. И жрец опустил руки.
Саломэ хотела сказать, пыталась, но звуки упорно не желали покидать ее горло, она будто онемела. А Леар смотрел на нее, запрокинув голову, и в его взгляде она видела только бесконечное сожаление. Тейвор растеряно вертел в руках меч – церемониальный, старый, с плохой заточкой… Он же не палач, он воин!
Но король приказал, и он быстрым коротким движением полоснул подставленную под удар шею. Тупое лезвие только рассекло кожу. Военачальник нажал на рукоять, проталкивая меч вперед, словно пилу. Руки дрожали, кровь забрызгала золоченый доспех. Леара держали сзади за волосы, не давая опустить голову. Наконец ему удалось перерезать артерию. Леар Аэллин, герцог Суэрсена, Хранитель дворцовой библиотеки, был мертв.
Тейвор отошел от тела на негнущихся ногах, прислонился к стене. С нагрудной пластины капала кровь. Король окинул часовню взглядом и безошибочно подозвал Чанга:
– Господин министр, тело изменника обезглавить и выставить на площади. Через три месяца снять и бросить на свалку. Род Аэллин объявляется вне закона и лишается всех своих владений. Суэрсен переходит под власть Короны.
Чанг покорно склонился, радуясь, что может спрятать лицо. Министр чувствовал, что отточенная годами службы внешняя невозмутимость готова подвести его. Придворные расходились молча, не глядя друг на друга. Каждый боялся, что на его лице вместо положенного ликования заметят страх. Король увел Саломэ, так и не подтвердив брачную клятву. У испачканного кровью алтаря остался один жрец. Он опустился на колени возле тела и тихо, словно опасаясь, что ему запретят, начал читать молитву.
Змея неторопливо, кольцо за кольцом, сползла вниз, освободив Леара. Он стоял на негнущихся ногах и все никак не мог надышаться. Воздух с хрипом врывался в легкие, в висках стучала кровь. Элло в гневе кричал на змею:
– Ты же обещал, обещал!
– Провидец мертв. Он мне больше не нужен. Так же, как и ты.
