В час волка высыхает акварель (СИ) - Бруклин Талу (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
Мост кончился. Лис посмотрел на Данте и подмигнул. Пришло время прощаться. Они пожали друг другу руки. Отца Настоятеля не особо волновало, что он есть пешка в игре какого-то магического маразматика. Все мы чьи-то пешки в той или иной степени.
Люди Иннира сошли с моста на просторное горное плато, куда и обещал их вывести Лис. Сам же он сказал, что пока уйдёт, но как только прибудут люди, для которых Маэстро и Данте попросили проход — он появится. После этой фразы образ бога превратился в облако дыма, а мост осыпался серой пылью в пустоту.
Данте уже начал планировать наступление на Дворец роз, с учётом наличия тайного хода, который пообещал предоставить Маэстро. Однако стоило только Отцу Настоятелю выйти на выступ скалы, чтобы с высоты оценить позиции противника, как все его планы рухнули.
Прекрасная долина Аурелиона была усеяна монструозными палатками и лагерными кострами. То тут то там спали после боя жуткие машины войны. Гремели молоты и жар от перевозных кузниц чувствовался даже за несколько десятков миль.
Объединённая армия Пяти островов прибыла раньше, сокрушив Стену костей.
Глава 20. В час волка высыхает акварель — Конец Четвёртого Акта
Данте смотрел на размах сил противника, и сердце леденело. Он видел сотни костров и палаток, раскинувшихся в долине вечного лета. Все народы и расы, все короли и генералы пришли в центр мира. Вот как выглядел конец света.
План взять Дворец Роз силой рассыпался на тысячи крошечных осколков. Никто не позволит чужакам даже близко подойти к месту, где хранится главный приз. Никакая дипломатия не поможет. Все силы Иннира, а точнее их остатки, численностью не составляли даже шестой части от войска Пяти островов.
Данте посмотрел на чистое звёздное небо. Впервые чистое после нескольких дней непрекращающихся ливней.
— Спасибо и на том, что сейчас ночь. Есть время, хоть и его ничтожно мало. Есть время подумать.
Первым делом Отец Настоятель велел людям разбить лагерь, но не жечь огня, чтобы никто не смог даже заподозрить, что за узкой полоской низких гор нашли убежище последние дети Иннира.
Пока люди начали разбираться в поклаже и разгружать повозки, нужно было действовать. С приходом утреннего солнца силы Пяти островов, скорее всего, пошли бы на приступ. Надо было что-то делать. К Отцу Настоятелю заявился Маэстро. Впервые его маска не выражала ничего. Просто фарфор.
— Рокировка чёрных, белых. Предательство, и пост был сдан. Но трое из теней охотно приняли ту ношу, которую я вверил на другого. Не больше четырёх часов отмеряет песок, прежде чем всё придёт к финалу.
— Прости, но из всей тирады я более-менее понял лишь то, что нас предали.
— Значения это не имеет, ибо ношу розы на себя взяла тройка иных теней. Лишь то печалит, что противник наш теперь не одинок и полон жизни. Ворота будут открыты.
— И это главное, господин актёр. Увы, но на бой мы пойдём только вдвоём. — Данте снова бросил взгляд на долину, — Ночь поможет нам пробраться до секретного прохода. Большого отряда с собой брать нельзя — я не стану подвергать опасности лагерь и тайну его существования. Я готов пожертвовать последней жизнью — своей. Никто из моих людей больше не погибнет, но слово своё я сдержу и сражусь с учителем, чтобы кисть стала твоей.
— Держи своё слово, Отец Настоятель. Держи. Иначе ночные тени превратят твой ненаглядный лагерь в горстку пепла.
Маэстро резко развернулся, взмахнув плащом, и направился куда-то в сторону нескольких маленьких пещер, шатаясь и что-то шепча себе под нос. Его тонкие руки дрожали, а одежда впервые на всё время казалась грязной. Данте окликнул актёра, сказал, что на сборы и последние приготовления следует отвести не более часа. Маэстро на секунду обернулся, а затем поковылял дальше.
Его маска треснула.
***
Если ты не спишь, это не значит, что ты проснулся. Бывает так, что годами люди куда-то ходят, что-то делают, а в один момент встают на месте и обнаруживают себя посреди незнакомой комнаты, в чужом доме, с посторонними людьми. И была ли это их жизни — вопрос хороший.
То же самое случилось и с Маэстро, когда он обнаружил себя в холодной и пустой пещере, которая находилась совсем недалеко от лагеря, но этого актёр не знал, так как даже не помнил, как ноги сами его сюда принесли.
Камень как вода. И стены словно не стояли недвижимыми, а гудели и текли на Маэстро. Шепчущую тишину в клочья рвали, а потом вновь сшивали большие и плотные капли, летевшие откуда-то сверху пещеры, из чёрного ничего, за которым скрывался где-то совсем далеко потолок. Актёр смотрел на всё это и не понимал, что с ним происходит. Ему просто было плохо. Ни ран, ни яркой боли, только гнетущее ощущение, что сейчас стены схлопнуться и заключат тебя в себе. Простая тяжесть в груди, и сердце колотилось рьяно, как никогда раньше.
И тут мир вокруг потёк. Как будто на свежий холст выплеснули доброе ведро растворителя. Актёр, парализованный той фантасмагорией, в центре которой он оказался, стоял и смотрел. Смотрел как вековые каменные стены превращаются в ручейки мутной серой воды. Смотрел как лучи света белеют и обращаются стайками бабочек. Смотрел как растворяется мир, оставляя после себя лишь бесконечную пустоту.
И потом, когда ничего уже вокруг не осталось, его маска раскололась и рассыпалась тысячей сверкающих фарфоровых осколков. Их вихрь закружился во тьме, образовывая некий тонкий силуэт.
— Что… — Только и смог выдавить из груди Нарисованный человек, смотря на остатки маски, которая долгие годы заменяла ему лицо, и которую как он снять не старался — не мог. А вот теперь она сама разбилась. Просто так. И вот странный силуэт из блестящего фарфора, хотя света-то вовсе нет здесь, в пустоте…
— Здравствуют. — Раздалось слово, и затем повторилось ещё сорок раз эхо.
— Кто говорит со мной? Неужели я умер?!
Пустота промолчала. Вихрь осколков кружился всё быстрее и быстрее, для обычного глаза он уже выглядел, как странный зеркальный столб, всё слилось. И вот, в столбе появилось отражение — тонкий образ высокого шута с лицом, закрытым маской. В правой руке гость-из-зеркала держал прелестное наливное яблоко.
— Дружок, наивно считать себя мёртвым, когда ещё не потерял дар речь. Ей богу, человек жив, пока его рот может выплёвывать глупости, а отрежь язык, и половина людей просто так и не придумают, чем себя занять. Яблочко? — Шут протянул Нарисованному человеку фрукт, сделав шаг вперёд. Он вышел из колонны зеркальной колонны осколков.
— Ты тот самый демон моей головы. Демон маски! Чёртов маньяк, убийца! — Маэстро хоть и пытался говорить осуждающе, но у него не выходило. Его голос изменился. Стал не обволакивающим и медленным, а прерывистым и высоким, как писк. Он не чувствовал себя… Как раньше. Неуязвимым и таинственным. Он больше не был Маэстро. Просто мальчишка.
— Ну, я поклонюсь, — и шут поклонился, — и всё же отмечу, что не ставлю себе цель кому-то навредить! Я ли виноват, что зачастую самые весёлые вещи связаны с массовыми убийствами и обманом? Взрыв Анор-Ассора вот, например, был просто омерзительно прекрасен! Да и сам бал так ничего, хоть можно было и лучше. Так или иначе, но из нашей парочки первым убил ты, так что ничего личного. — Шут улыбнулся. О, эта неестественная длинная и тонкая линия губ, эти бритвенно-острые и невероятно мелкие зубы… Шут за полсекунды уничтожил ими яблоко, проглотив даже черенок.
— Чего тебе нужно? Что опять?! Я почти достиг цели! Кисть практически моя, и искуплю свой грех…
— Всё верно, малыш, только это я почти у цели. Тебе же я говорю до свидания. Твоё нытьё, твоя мягкотелость… Это всё мешает. Я бы взял твоё тело сразу, но всё же в условия сделки входило твоё воскрешение. Было бы неудобно, знаешь ли, называть воскрешением лишь акт восстановления тела, без присутствия в нём сознания хозяина. А я чту сделки с тем человеком, который её предложил. И не смотри на меня так, детка. Вот он я! Твой чудесный Воскреситель! Если уж желаешь больше лоска, то здравствуй, бедный Лазарь!
