Волчья хватка. Книга 1 - Алексеев Сергей Трофимович (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
Колеватый достал телефонный справочник, спросил с пониманием:
— Побочные дети?
— В какой-то степени, — неопределённо отозвался он.
— Правильно. О побочных нельзя говорить уверенно… — потыкал кнопки на аппарате. — Куда их лучше определить?
— В пограничный спецназ.
— По стопам родителя?.. Не жалко? Война по границам империи…
— Этих не убить.
По телефону он не просил — продиктовал, что нужно сделать, и положил трубку.
— Вечером-то что делаешь?
— Делянку хотят отвести в Судной Роще. Дровец порублю.
Колеватый вскинул глаза, медленно загасил в них естественный мирской вопрос, развёл руками.
— Тут я тебе не помощник… Хотел на дачу пригласить.
— Как-нибудь потом, — Ражный встал.
— Провожу. — Генерал достал из шкафа мундир в галунах, нашивках, блямбах и совсем уж нелепую, латиноамериканскую фуражку, облепленную блестяшками, как новогодняя ёлка.
— Красавец, — похвалил Ражный и весь обратный путь до парадного подъезда, потом до двора, где стояла «Нива», гадал, с чего это Колеватый проявляет к нему внимание: сочувствует, как однополчанин, или тоскует?
У машины крутились мальчишки, дразнили веточкой волка, просунув её в щель над стеклом. Молчун смотрел на них печально и скорбно, стоя лапами в земле. Генерал кышкнул на них и сам заглянул в кабину.
— И с этого шкуру сдерёшь? — спросил, намекая на полученный после поединка утешительный подарок.
— Когда-нибудь, — пообещал Ражный, садясь за руль. — Если раньше с меня не снимут…
— Матёрый волчара!..
— Это не волчара.
— Но и не пёс.
— И не пёс…
— А кто?
— Канис сапиенс. — Ражный запустил двигатель.
— Понятно, — обронил Колеватый и, склонившись, снял фуражку, всунул голову сквозь опущенное стекло. — Ражный, научи драть шкуру? В долгу не останусь.
— В коммерческих структурах научат. Или в Росвооружении.
Он вытащил голову, установил на ней свой потешный убор.
— Счастливо дровец порубить! Волк смотрел на него так же печально, как на мальчишек, и долго провожал взглядом, пока машина не влилась в поток, ревущий вдоль водного потока Москвы-реки…
Калик с известием явился как всегда неожиданно, и не в пример другим, был печальным и немногословным, может, оттого что приносил поруки нерадостные, суровые — приглашения на Судный Пир.
Ехать на Валдай Ражный решил немедля, наутро же и стал готовиться в дорогу. Зависимых душ и долгов не оставалось, заботы по хозяйству на базе он взвалил на Карпенко и от греха подальше разобрал правило на повети: выпустил песок из мешков, смотал верёвки, снял блоки со сторожками и спрятал все в разные потаённые места. Прошёл всю территорию, поговорил с гончаками в вольере и в последнюю очередь пошёл на могилу отца. Удерживаясь от соблазна прикоснуться к камню, постоял возле него в поклоне аракса — на одном колене, попросил:
— Сила есть. Дай мужества выстоять в Судной Роще.
Как и тогда, семь лет назад, он приехал в Валдайское Урочище и в первый день решил не объявляться, бросив «Ниву» на дальних подступах, возле деревни. Дальше он пошёл пешком, и примета была добрая: едва ступил на дорогу, как пошёл осенний ветреный дождь…
Волк бежал впереди и чуть сбоку, как балерина, на подвёрнутых носочках, отчего появлялось чувство, будто собирается оттолкнуться и взлететь. А он шёл неторопливо, с удовольствием ощущая твердь под ногами и вспоминая, как приезжал сюда с чувством мести, из которой потом вышел потешный поединок. Теперь и вовсе жизнь соединила с боярым мужем, как в братании — рук не разомкнуть. Отец предугадал, как распорядится судьба, поручил сына Пересвету и тем самым благословил на это братское соединение…
Умиротворённый такими библейскими мыслями, Ражный прошагал половину пути и остановился на краю широкой свежевырытой траншеи, пересекающей дорогу и все открытое пространство от горизонта до горизонта — шла какая-то стройка и вдали, в поле, работала техника. Волк тоже смотрел и поджимал хвост.
По дну канавы тянулись четыре нитки толстенных труб, сбегающих с валдайских холмов и уходящих вдаль по другую сторону дороги. Они ещё не были соединены, готовые плети лежали рядом и сверкали, будто хлебозоры, яркие вспышки электросварки. А за отвалом земли поднималась новая дорожная насыпь с чёрным, свежим асфальтом, уложенным и раскатанным на удивление ровно, так что дождевая вода, сбегая на обочины, покрывала его как стеклом. И дорога, и трубопровод были гигантскими, прямыми, и исполненными скрытой внутренней мощи. Неукротимо прорезая пространство — холмы, поля, дома, огороды и скотные дворы, создавали неземной ландшафт, а строители этого циклопического сооружения выглядели муравьями, ползающими по канаве и вдоль неё.
У горизонта махали ковшами ярко-жёлтые, бесшумные экскаваторы, ползали трубоукладчики и асфальтовые катки…
Ражный спустился в траншею, перескочил через трубы и хотел уже подняться по деревянному строительному трапу, однако волк схватил одного из сварщиков за робу и потянул от трубы. Не отрываясь от дела, тот оттолкнул Молчуна, отмахнулся ногой, как от надоедливой мухи; волк в свою очередь перехватился за рукав и дёрнул сильнее. Сварщик поднял маску, на мгновение замер, после чего присел перед волком, откинув держак с электродом.
— Витюля? — наугад крикнул Ражный.
— Сергеич?.. Ты? Или не ты? — произнёс неуверенно.
— Что тут делаешь, Витюля?
— Видишь, газопровод строю, в четыре нитки…
— Вот так встреча!
— Да уж… А ты зачем сюда? — спросил вдруг насторожённо. — По охотничьим делам?
— По каким же ещё? — отмахнулся Ражный. — Охота пуще неволи… Все-таки вернулся в сварщики?
— Куда же ещё? Вернулся, работаю вот… — вздохнул и все же протянул руку к волку, опасливо погладил. — Молчун… Матёрый стал… Орден получил, «За заслуги перед Отечеством» второй степени. Да…
— А говорил…
— Говорил!.. Теперь на проклятых буржуев работаю! На ворьё и кровопийцев! На сук этих, которые народное добро растащили! Их бы, паскуд, по столбам вешать!..
На короткий миг он стал узнаваем — болезненно засверкали глаза и голос сделался сипло-яростным, как некогда в электричках…
— Ненавидишь хозяев, а работаешь хорошо, ударно…
— Блин, да не могу я плохо, не умею! Ну, не получается!.. Да и нельзя. Мне до зарезу надо орден первой степени заработать. И бюст на родине…
— Ладно, я не в обиду, — успокоил Ражный. — Просто в другой раз болтай поменьше, террорист…
— Я не болтал, — он огляделся по сторонам. — Я его, сатану, с пяти метров жаканом наладил, с одностволки. Тут у него дача есть, резиденция. Подкрался и вмазал. Прямо в сердце, навылет…
Он уже смело погладил Молчуна, и тот на удивление, не то что позволил — хвостом вильнул.
— Ну и как? — механично поинтересовался Ражный.
Герой снял каску, вытер мокрый лоб жёстким рукавом сварочной робы.
— Как… У него и тогда пластмасса стояла. Заменили, да и все… А за мной гонялись потом, пришлось сюда на работу устраиваться. День и ночь рожа под сварочной маской, никто не видит. Да и не знает в лицо… Но я на всякий случай внешность изменил.
— Здорово изменил… Научил бы, как?
— Это ерунда… Тут кормят, отъелся. Если русского человека хорошо кормить, он до неузнаваемости меняется. Вот ты даже без маски не узнал!
— И никакого тебе терроризма. Накормить от пуза — и вся недолга.
— Как это — никакого? — оттолкнул волка и взял держак. — Погоди ещё… На сытое брюхо быстрее мозги шевелятся. И ружья не надо. Заработаю первую степень — он вручать будет, вот уж тогда не уйдёт…
— Может, лучше бюст на родине? — одновременно посоветовал и спросил Ражный.
Герой опустил забрало и ткнул электродом в стык труб.
Пионерский лагерь он не узнал, поскольку его не существовало вовсе, а на этом месте стояло два гостиничных корпуса, настоящий круглый манеж для выводки и высокие, белокаменные конюшни. Вначале Ражный прошёл мимо кованых решётчатых ворот с золотистыми лошадками, но у края дубравы остановился перед огромным камнем, как витязь на распутье. От камня расходились три дороги, и высеченные на его боках надписи со стрелками указывали три туристических направления — налево «Русь изначальная», прямо «Русь средневековая» и направо «Русь современная».
