Властелин колец - Толкин Джон Рональд Руэл (читать книги бесплатно .txt) 📗
– Поистине так, – согласился Эомер. – Я верю тебе, и сердце мое знает, как надо поступить. Беда в том, что я не могу следовать зову сердца! Наши законы запрещают чужеземцам странствовать в пределах Марки без соизволения Короля. Время теперь смутное, и закон стал еще строже. Я просил вас: поезжайте с нами по доброй воле! Но вы отказываетесь. Не биться же нам! Сто против троих – это не в моем обычае!
– Думаю, ваш закон писан для других случаев, – возразил Арагорн. – Такой ли уж я чужестранец? Я не раз бывал в ваших краях и даже сражался в рядах роханских воинов – только под другим именем. Тебя я прежде не видел, так как ты молод, но мне приходилось беседовать и с твоим отцом Эомундом, и с Теоденом, сыном Тенгела. В прежние времена благородный роханский военачальник не остановил бы человека, спешащего на выручку друзьям! Впрочем, мой долг – идти вперед. А ты, сын Эомунда, выбирай! Либо помоги нам, либо отпусти, если не хочешь помочь. А нет – поступай согласно закону. Но тогда к твоему Королю вернется не сто воинов, а намного меньше.
Эомер на минуту смолк и наконец принял решение:
– Мы оба спешим. Мой эоред с нетерпением ждет команды, стремясь поскорее выступить в путь, а твоя надежда с каждым часом становится все призрачней. Я сделал выбор. Идите своим путем! Более того, я дам вам коней. Об одном только прошу: когда выполните свой долг или убедитесь, что поиски тщетны, – верни коней в Метузельд [333], в Эдорас, к престолу Теодена. Этим ты покажешь Королю, что я рассудил верно. От этого будет зависеть моя честь и, может быть, самая жизнь! Не подведи!
– Не подведу, – молвил Арагорн.
Велико было удивление воинов Эомера, когда они услышали приказ отдать свободных коней чужестранцам. Много было брошено мрачных и сомневающихся взглядов на предводителя эореда, но только Эотайн осмелился открыто возвысить голос:
– Может, и стоит ссудить коня этому воину, который принадлежит к роду властителей Гондора, если верить ему на слово, – но слыханное ли дело, чтобы скакуна Роханской Марки оседлал гном?!
– Успокойся – никто не слышал о таком, никто и не услышит, – откликнулся Гимли. – Я лучше пойду пешком, чем взберусь на этакую зверюгу, даже если меня будут заставлять силой!
– Придется тебе, однако, уступить. Нам некогда дожидаться пешего, – заметил Арагорн.
– Не волнуйся, друг мой Гимли, – успокоил гнома Леголас. – Мы с тобой поедем на одном коне. Тогда тебе нечего будет бояться. Коня оседлаешь не ты, а я, и править им тебе тоже не придется.
Арагорну подвели крупного темно–серого жеребца.
– Его зовут Хасуфэл, – сказал Эомер. – Пусть он послужит тебе верой и правдой и пусть тебе повезет больше, нежели его прежнему хозяину, Гарульфу!
Конь Леголаса был не такой крупный, зато норовистый и горячий. Его имя было Арод. [334] Леголас попросил роханцев снять седло и уздечку.
– Обойдусь и так, – сказал он и легко вскочил на спину коня.
Ко всеобщему удивлению, Арод изъявил готовность повиноваться и, казалось, понимал нового седока без слов – эльфы легко находят общий язык со всеми добрыми животными. Когда к Леголасу подсадили Гимли, гном обхватил эльфа так крепко, что впору было вспомнить, как вцепился когда–то в борт эльфийской лодки Сэм Гэмги.
– Доброго пути! Желаю вам найти то, что вы ищете! – напутствовал их Эомер. – Возвращайтесь как можно скорее и пусть наши мечи засверкают рядом!
– Я вернусь, – молвил Арагорн.
– Я тоже, – обещал Гимли. – Нам с тобой надобно побеседовать о Владычице Галадриэли. Придется поучить тебя любезности!
– Посмотрим, – ответствовал Эомер. – Сегодня произошло столько странных событий, что я не удивлюсь, если мне придется после всего этого поступить в обучение к гному и его топор навсегда вобьет мне в голову вселюбезнейшее почтение к его Прекрасной Даме. [335] Прощай!
На этом они расстались. Быстро, как ветер, помчались кони роханцев, и когда спустя некоторое время Гимли оглянулся, эоред Эомера превратился уже в едва заметное пятнышко на горизонте. Арагорн не обернулся ни разу: он ехал низко нагнувшись, почти касаясь щекой шеи Хасуфэла, и вглядывался в следы. Вскоре они поехали вдоль берега Энтвейи. Здесь к орочьей тропе присоединилась вторая такая же, идущая с востока, из Волда. Судя по всему, о ней и упоминал Эомер.
Арагорн спешился и тщательно осмотрел землю, затем, снова сев на коня, проехал немного вдоль боковой тропы, стараясь не затоптать следов. Вскоре он снова спрыгнул на траву и прошелся взад–вперед, внимательно глядя под ноги.
– Много здесь не вычитаешь, – сказал он, вернувшись к друзьям. – Основной след изрядно попорчен лошадьми роханцев: на обратном пути всадники, видимо, держались ближе к реке. Что до второй тропы, то там следы сохранились лучше, но среди них нет ни одного, который вел бы назад, к Андуину. Надо бы ехать помедленнее и убедиться, что никто не свернул в сторону. На этом месте орки наверняка уже заметили погоню и вполне могли оттащить пленников куда–нибудь в сторону или хотя бы попытаться это сделать.
Погода менялась к худшему. С Волда пришли низкие серые тучи, солнце затуманилось. Лесистые склоны Фангорна медленно приближались, темнея по мере того, как день клонился к вечеру. Охотники так и не обнаружили следов, которые вели бы в сторону от дороги, зато стали натыкаться на орков, застигнутых внезапной смертью: у одних из спины, у других из шеи торчали стрелы с серым оперением.
Наконец, когда дневной свет уже мерк, друзья добрались до опушки леса и на поляне, среди первых деревьев, обнаружили огромное кострище. Угли еще не остыли и дымились. Поодаль кучей громоздились шлемы, расколотые щиты, сломанные мечи, копья, луки, стрелы, дротики, доспехи и прочее орочье снаряжение. Посреди поляны скалилась насаженная на палку голова огромного гоблина, на его расколотом шлеме все еще виднелся белый герб. Чуть в стороне, невдалеке от реки, высился курган, насыпанный, видимо, совсем недавно: земля на нем еще не подсохла. В свежесрезанный дерн, покрывавший склоны, было воткнуто пятнадцать копий.
Арагорн и его товарищи наскоро обследовали землю на поляне и далеко вокруг, но дневной свет погас – и наступил вечер, тусклый и туманный. За ним спустилась ночь, а следов Мерри и Пиппина найти так и не удалось.
– Мы сделали все, что могли, – печально подытожил Гимли. – От самого Тол Брандира мы только тем и занимаемся, что разгадываем загадки, но эта будет потруднее прочих. Боюсь, кости хоббитов сгорели вместе с орочьими. Тяжело будет Фродо узнать об этом – если он, конечно, когда–нибудь узнает! А старый хоббит, который ждет их в Ривенделле?.. Элронд был против того, чтобы они шли с нами.
– А Гэндальф – за, – напомнил Леголас.
– Гэндальф тоже вызвался идти и погиб первым, – отозвался Гимли. – Дар предвидения изменил ему.
– Гэндальф вызвался идти отнюдь не потому, что предвидел для себя и других благополучный исход, – сурово напомнил Арагорн. – Есть дела, отказываться от которых бесчестно, хотя исход их темен и неясен. Пожалуй, я останусь пока тут и посмотрю еще. Тем более что до рассвета трогаться с места мы не собираемся.
Они расположились на ночлег под раскидистым деревом, напоминавшим каштан, что росло неподалеку от места, где разыгрался бой. На ветвях дерева сохранилось множество прошлогодних листьев – широких, бурых, похожих на иссохшие ладони с длинными растопыренными пальцами. При каждом дуновении ночного ветра листья сухо и печально шелестели.
Гимли стучал зубами от холода. С собой у каждого было только по одному одеялу.
– Давайте разведем костер, – предложил гном. – Я уже ничего не боюсь. Пусть орки летят на огонь, как мотыльки на свечу, мне все равно!
– Если хоббиты блуждают по лесу, огонь мог бы выманить их на поляну, – добавил Леголас.
– Огонь может приманить не только орков и хоббитов, а и еще неведомо каких тварей, – предостерег Арагорн. – Мы в двух лигах от гор, оцепляющих владения предателя Сарумана. Кроме того, мы на краю Фангорна, а, говорят, здешние деревья трогать опасно!
333
В оригинале Meduseld. Слово заимствовано из «Беовульфа». Означает «палаты, хоромы». Как художественный образ представляет собой кальку с описания дворца короля Хродгара в «Беовульфе».
334
Хасуфэл – рох. «темная шкура». Арод – рох. «быстрый».
335
В роханской культуре почитание Прекрасной Дамы является прямым анахронизмом, заимствованным из рыцарской эпохи европейского средневековья. У древних мерсианцев ничего подобного не было. Однако Толкин не смущается этим несоответствием и позже (в гл.5 ч.6 кн.3) к нему возвращается. Прямых объяснений этому нет, поскольку ВК в целом ориентирован не на рыцарскую культуру, а на героический эпос. В письме к сыну Майклу от 6 марта 1941 г. (П, с.48) Толкин пишет о «рыцарской культуре» так: «В нашей западной культуре все еще очень сильна романтическая рыцарская традиция… которая идеализирует «любовь», – и это было бы неплохо уже хотя бы потому, что «любовь» для нее больше, чем просто телесное удовольствие, и подразумевает если не чистоту, то по крайней мере верность, а следовательно, и самоотречение, «служение», учтивость, честь и мужество. Слабость ее заключается, конечно же, в том, что она сделала любовь искусственной придворной игрой, способом наслаждаться любовью ради нее самой безотносительно к браку (и даже в противоположном браку смысле). Ее центром был не Бог, а воображаемые божества – Любовь и Прекрасная Дама… а это, конечно, взгляд уже прямо ложный». См. также письмо к неизвестному читателю (1963 г., П, с.323): «В моей книге речь идет не о периоде так называемой «рыцарской любви» и его претензиях, но о культуре более благородной». В духе Толкина было бы предположить, что средневековые рыцари косвенным образом заимствовали культ Прекрасной Дамы у гномов, долгие века хранивших память о Гимли…