Доспехи бога - Вершинин Лев Рэмович (читаем книги .TXT) 📗
…Ему и впрямь повезло. Фантастически, как в сказке. На лесной тропе он, бродяга без роду и племени, встретил пожилого рыцаря – ограбленного, истекающего кровью, совершенно нетранспортабельного, доволок беднягу до сторожки и возился с ним, пока не поставил на ноги. А тот, оклемавшись, выразил желание усыновить спасителя…
– Бербих дан-Лалла был чудак, пожалуй, даже слегка ненормальный после смерти сыновей, но сердце у него было золотое. Он искал приключений и, скажу вам, на свою голову умел находить их везде и всюду. Земля ему пухом!
Он поднял крохотную рюмку и выпил.
С поясного портрета, висящего на почетной, западной стене, на меня вприщур глядел худощавый козлобородый рыцарь в мятом нагруднике и плоском шлеме, смахивающем на супницу. Лукаво этак глядел, с неким вызовом: ну искал, мол, приключений, и что с того?
– А племянники хлопотали в имперском суде насчет опеки, – Арбих брезгливо поморщился, – но без толку. Короче говоря, через пять лет я совершенно законно вступил в наследство, а там и невесту присмотрел, бесприданницу, – голос его чуть заметно дрогнул. – Светлая ей память, моей Кире Фирруровне; сорок два года прожили, как один день, душа в душу…
Он помолчал, не стесняясь, смахнул со щеки слезу.
– Честно говоря, я надеялся, что все это ненадолго. Ведь меня считали надеждой и гордостью Института. – Вспомнив что-то, он улыбнулся почти весело. – Меня и Рудьку. Кстати, вам ничего не говорит фамилия Сикорски?
Я позволил себе пожать плечами. Кем бы я ни был, фамилия Сикорски мне ровным счетом ничего не говорила.
– Странно. Ему прочили большое будущее по административной части, – теперь пожал плечами он, надо признать, весьма изысканно. – Да, я очень надеялся, особенно в первые годы. И очень боялся, что меня не найдут; материк-то хоть и один, зато какой огромный! Я истратил кучу денег на информацию о всяческих странностях, однажды даже сорвался и рванул в чертову глушь, в Арканар, – он хохотнул. – В самое что ни на есть захолустье, крошечный маркизат на крайнем юге, почему-то считающий себя королевством. Там никогда ничего не происходило и не происходит, просто потому, что в такой глуши ничего и не может происходить. А я помчался туда, представляете? И, разумеется, совершенно напрасно. Обычная местечковая заварушка. Реки крови, море интриг, океан слухов – и все. Вот тогда я понял, что действовать надо совсем иначе. Так сказать, от противного. Ну да вы, наверное, в курсе…
– В курсе, – подтвердил я, ничем не рискуя.
В конце концов, о делах Арбиха дан-Лалла судачат по всей Империи, и если о нем еще не слагают экк, то лишь потому, что в экках полагается повествовать о делах давних, подернутых дымкой столетий. Иначе и быть не может: в мире, не знающем благотворительности, открывать сиротские приюты и дома призрения, учреждать школы для бедных и стипендии для одаренных, содержать бесплатные, прекрасно оборудованные больницы… да, такое и впрямь не могло не потрясти воображения аборигенов. Поначалу, правда, они искренне полагали, что сеньор дан-Лалла волею Вечного спятил, но с течением времени пришли к выводу, что безумец давно разорился бы в пух и прах, а тратить такие деньжищи на чужих детей, да еще – из простонародья, способен только святой…
– Сперва трудно было, с натуральным-то хозяйством. Но мы это проходили еще на первом курсе. Отменил я барщину, ввел оброк, позже и вольную людям выписал, понятно, без земли; живая копейка появилась – и пошло понемногу. Соседи, правда, косились на мои нововведения, но воевать все же не полезли, послали жалобу в имперский суд… – Вновь сочный смешок. – Не обломилось им ничего; я тогда уже в чести был, да и на примете у старого Императора…
Он дернул головой, указывая на золотую цепь с усыпанной каменьями семилучевой звездой, висящую на стене меж двух обнаженных мечей.
Я присмотрелся.
– Это у вас «За верность»?
– Э… нет! – засмеялся он моему невежеству. – Берите выше, «Третий Светлый» с бриллиантами. Дарован мне на поле боя самим престолонаследником, отцом нынешнего нашего государя, за храбрость в подавлении мурисского мятежа. Так что, любезный Ирруах, затея моя получила одобрение на высшем уровне. А поскольку я, как усердный прихожанин, не скуплюсь на жертвы Вечному, церковь тоже не возражала против моей, так сказать, благотворительности…
– Не сомневаюсь, – кивнул я.
Благотворительность! Идеальный, безукоризненный маячок для спасателей, тем паче – институтских; они, повернутые на социальной проблематике, ни в коем случае не упустили бы из виду такое чудо, как туземец-филантроп. А заснеженные пейзажи – это кусочек сыра в мышеловке.
Передо мной, безусловно, сидел гений, и вся беда его заключалась в том, что никакую спасательную экспедицию никто скорее всего и не думал посылать…
То ли я, забывшись, произнес это вслух, то ли Арбих, наезжая в Калуму, кое-чему там научился, но отреагировал он моментально.
– Вы правы, друг мой. Наверное, поэтому при наборе нам, интернатским, полагались льготы. С нами в случае чего хлопот меньше; чепэ ведь – дело накладное, бюджетом не предусмотренное, да еще и отчетность портит. А маменькины сынки, – хозяин недобро усмехнулся, – еще и завидовали, жаловались.
Он надолго замолчал, хмурясь и поигрывая желваками.
– А знаете что, дружок? Скажу вам как на духу – ни о чем я не жалею и, случись выбирать, другой судьбы бы себе не пожелал. О чем мечтал, тем и занимаюсь. Своим делом на своей земле. Даже скажи вы: собирайся, Антон, за тобой я, даже докажи вы мне на пальцах, что все эти годы в Институте только и думали, как меня разыскать, все равно – никуда бы я не полетел. И точка! – В бесцветных глазах старика мелькнула неожиданно молодая искорка. – Все, Ирруах! Поздно уже, идите-ка спать, а делами вашими с утра займемся. Как у нас говорят, утро вечера мудренее.
Часть III
Тлеющие уголья
Глава 1
Полковника никто не ищет
Пой, менестрель!
И он поет. «Розовую птичку», и «В саду тебя я повстречаю», и «Клевер увял, значит, осень настала», и, конечно, «Тополиный пух», и снова «Розовую птичку» – в общем, полный набор хитов сезона. В мятую шапку щедрым ручейком падают медяки, нет-нет перепадает и сребреник, и парень старается изо всех сил, но силы на исходе, в горле уже хрипит, и его наконец отпускают, сопроводив добродушным подзатыльником, но впереди – снова хмельные лица и тяжелое дыхание; толпа есть толпа, ему преграждают дорогу, заставляют скинуть с плеча виолу.
– Пой, менестрель!
Бедняга пытается отнекиваться, но с крепкими и весьма хмельными мужиками не очень-то поспоришь.
И он поет снова.
Братва слушает истово, подпевая в наиболее жалостных местах, иные даже всхлипывают. А как же, именно такие склонны к сентиментальности после пары-тройки кувшинов. Даже не наемники – штрафники, дармовое пушечное мясо, едва ли не половина с клеймами на физиономиях: с якорьком на лбу – галерники, с киркой, похожей на перевернутый крестик, – рудничные. Меж двух огней оказались, болезные: с каторги вернули, копья раздали – а податься некуда, и к Багряному не очень-то перебежишь, поскольку там Ллан, а Ллан это тебе не имперские судьи, он не по закону, а по понятиям судит, вот только понятия у него очень уж свои. Нет грешника, нет, понимаешь, и греха, и никакой зверюга-адвокат не поможет. Спасибо, тут хоть аванс выдали на выпивку…
– Пой, менестрель!
Все. Больше не могу. Еще одна «Розовая птичка» – и сблюю.
Чего ждать? Никто на меня не смотрит, никому не интересны ни я, ни моя ящерка…
Пробивая дорогу локтями, вываливаюсь из толпы – в толпу.
Горожане – лавочники, мелкие приказные, прочий разночинный люд – с жаром обсуждают, каким будет царствование Багряного. Ого! И ни одного стражника поблизости.
– Вот увидите, вот увидите, вилланы ж не знают городских ремесел, нечего им в городе делать, вернутся они к себе, – горячится плюгавый, похожий на лысоватого петушка, мужчинка, – а мы будем жить по справедливости – как в Старой Столице!
