Торнан-варвар и жезл Тиамат - Лещенко Владимир (мир книг .TXT) 📗
– Друзья, может, отложим богословие хотя бы до ближайшего города? – Чикко печально ковырнул носком старого сапога затвердевшую землю. – Мы не знаем даже, на каком языке будем разговаривать с местными, если встретим их, а вы собачитесь!
– Я не собачусь, а говорю, – холодно припечатала Марисса. – А насчет языка не волнуйся: сумею объясниться как-нибудь. А ты, Торн, вместо того чтобы разговаривать про то, чего не понимаешь, заглянул бы в карту да сказал, куда нам лучше идти. Ты ж у нас в походе вроде командуешь, а я ведь кто – посол храмовый…
Решив не вступать в спор с раздраженной амазонкой, Торнан извлек из сумы карты и углубился в них.
Познания Торнана в вопросах жизни в степи исчерпывались фразой – «А Дий его знает!». В эти края его никогда не заносило, знакомых, кто бы рассказал что-то полезное, тоже не было вроде…
В общем, ничего, кроме обычных баек и слухов.
Впереди, насколько хватало глаз, тянулась Бесконечная Степь. Ее западная окраина, вроде как входившая еще в логрийские земли, принадлежала Ибрании – диковатому и отсталому государству. Туземцы мыли золото в заводях великой Ары, торговали со степняками, скупая шкуры и шерсть, тем и жили. Во всей стране имелось лишь два приличных города – Такон и Касса-Ибра – столица, в которой самым значительным сооружением был двухэтажный глинобитный дворец местного короля, а ибранская монета – «всадники» – вошла в иронические пословицы.
Что там дальше на Восток – про то говорили разное. Например, что там есть земли, населенные людьми с собачьими головами. Или что далеко в степях вокруг далекого и почти легендарного Лунного моря обитает могущественный и многочисленный народ, чьи женщины, подобно мужчинам, участвуют в битвах и где юноша может взять в жены девушку, если одолеет ее в скачках или в стрельбе из лука. Но пока взору открывались лишь поросшие высокой травой просторы, балки с рощицами, по дну которых струились ручейки, каменные гряды, заросшие камышом озерца.
Под обжигающими, как языки пламени, полуденными лучами солнца необозримый степной простор казался вымершим. На много лиг вокруг простерлась степная гладь, поросшая высокими травами. По этим просторам можно было ехать много часов и не встретить никакого жилья. Иногда в степи попадались юрты одиноких кочевий или хотоны – стоянки пастухов. Вечно голубое небо, синие, желтые и пурпурные тюльпаны, голубые и алые как кровь маки, чистый горячий воздух. Глиняные и каменные пирамидки на холмах – сэберганы, курганы, в которых похоронили кого-то и когда-то, выложенные растрескавшимся от времени камнем колодцы в низинах. На сочной траве жирели суслики, земляные белки, тарбаганы и стада диких ослов, волки и лисы охотились за мышами и зайцами.
Им предстояло пересечь эту степь и добраться до ближайшего города – без коней и почти без припасов. Степь дикую, где не просто добыть воду, и к тому же населенную людьми, частенько рассматривающими чужаков как добычу.
Да, пожалуй, степняки-харьятты – все эти холкейты, сироллы, оркиты и прочие – будут главной проблемой.
У народов, гордо именующих себя «цивилизованными», на харьяттов существовало две противоположные точки зрения.
Первая – сохранившаяся с древних времен, с Арфа-саиба и Таббу-кагана. По ней степь населяли страшные дикие всадники, оставляющие за собой лишь трупы и пепел, стирающие с земли города и целые страны. Те, чьи луки выпускают стрелы на шесть сотен шагов без промаха и способны просадить любой доспех. Те, кто сокрушал древние королевства, обращая знатнейших людей в рабов, а их жен и дочерей – в наложниц, греющих зимними ночами ложа в юртах.
Но уже давно большая часть логрийцев думала совсем по-другому.
В их глазах кочевники Степи были всего лишь кривоногими малорослыми дикарями, которые, спустившись из седел своих коньков, даже толком не способны ходить. Глупые и дикие, способные отдать табун в десяток лошадей или отару овец за саблю из скверного железа и драгоценную шкуру ахнайского барса или гигантского ташкуна – за бусы из позолоченной меди и цветных стекляшек. Те, кто приносил неплохие прибыли работорговцам, в голодные годы отдавая своих смуглых крепкотелых дочерей лишь за мешок зерна. Те, кто, по рассказам знающих людей, удовлетворяют свою похоть с овцами и кобылами, отчего иногда рождаются полукони-полулюди.
Молва приписывала, впрочем, обитателям степи и положительные качества – гостеприимство, например. Торнан слышал, что не накормить встреченного путника – для кочевника тяжкий грех, будь он последний пастух или даже хан. (Точно так же, как для путника – оскорбить хозяев отказом от угощения.)
Впрочем, говорили также, что в голодные годы путника могли и самого пустить на угощение – как ни жалко чужого человека, а своих детей еще жальче.
Еще ходил занятный слух, что в Степи никогда или почти никогда не грабят ради золота или драгоценностей, ибо номады не испытывают в них большой нужды – другое дело оружие, стада и женщины (мда, вот еще проблема!).
Одним словом, впереди была довольно опасная дорога. Но выбора не было – нужно было идти. Будь Торнан один, он бы просто дождался ночи и вернулся в Альбию, и помоги Громовник тому, кто бы попытался поймать его и сдать страже! А там – быстрый конь, купленный или украденный, за день-два донес бы его до границ с Хетти или Ниссарой. Но где пройдет он один, там нечего и думать проскользнуть четверым, среди которых – никчемная изнеженная девчонка.
При мысли о том, что придется тащить Лиэнн, он скривился, как от доброй порции уксуса.
Тренированный человек, например, солдат славной Северной Стражи, может пройти в день с грузом примерно тридцать лиг. Ну хорошо, он сможет идти с такой скоростью и пять, и десять дней. Дня три продержится Марисса. А вот эта патрицианская дочка свалится на первом же десятке миль. Но что прикажешь делать? Бросить ее в степи, на почти верную смерть от голода или хищных зверей или рабство у бродячих пастухов?
То есть, если на то пошло, выйдет, что они зря подставили в имении герцога Мархо голову под топор, поубивав при этом некоторое количество живых людей?!
Но даже и брось они ее – Чикко тоже долго не сможет идти. День-два – самое большее. И что – сидеть и ждать, пока он вылечит себе сбитые до костей ноги? Или друга тоже надо бросить на поживу волкам и полосатым гиенам?
Значит, придется идти, равняясь по самому слабому, в надежде, что по дороге попадутся торговцы или аборигены, которые продадут им хотя бы двух коней.
Между прочим, куда им идти, он тоже толком не знал.
Если судить по карте, то в трех-четырех днях хода одву-конь лежит Такон – второй по величине город Ибрании, ее пограничный форпост. За ним всякая цивилизация обрывается. Оттуда можно будет легко спуститься по какой-нибудь из мелких речушек в Хатту и без особых трудностей добраться до Андии, где и добыть недостающую часть жезла.
Но без коней, да еще с довеском в виде отставной герцогини Тамисской, путь может растянуться на месяцы. Значит, придется сворачивать на юг, пересекать засушливую Смеарскую котловину, выбираться к стоящему на границе Таноры городку Самхен и уже оттуда двигаться во все тот же Такон, из которого, в свою очередь, через Хатту – в Андию.
И все это опять-таки будучи обремененными девицей, которая даже не вполне понимает, что они для нее сделали.
Хотя… Капитан несколько повеселел. Кто их, собственно, заставляет тащить Лиэнн всю дорогу?
Он пододвинулся к Мариссе.
– Слушай, Рисса, я вот что подумал. Нам надо ведь что-то решить с Лиэнн…
– А чего тут решать? – передернула плечами воительница. – Доберемся до ближайшего святилища Матери и там ее оставим. Уж послу соборного Коргианского храма не откажут?
Торнан закивал, испытав глубокое разочарование. Он-то думал, что Марисса поблагодарит его за верно найденное решение, а она уже обо всем догадалась сама.
Он наконец принял решение:
– Идем на юг. Давайте, поднимайтесь. Тебя тоже касается, – слегка пнул он молча нахохлившуюся Лиэнн.
