Изъян (СИ) - Инк Анна (бесплатные полные книги .txt) 📗
- Инг…
- А ещё ребёнок должен забыть о своём родителе, когда достигает тринадцати лет.
Я тяжело вздыхаю и бормочу:
- Какой-то странный цвет у варенья получился.
- Нормальный. Золотисто-золотой.
- Я думала, грушевое варенье должно быть оранжевым.
- Тогда тебе нужен другой сорт… Итак, оценишь? – Инг заворачивает засахаренную дольку груши в блин, закручивает его в рулет, разрезает на несколько частей, и подносит мне вилку с нанизанным на неё угощением. Липкая золотистая капля просачивается сквозь отверстие и медленно начинает спуск, повторяя витиеватые контуры ручки.
Я подхожу ближе на полшага. Пробую.
- Вкусно, - удивлённо говорю я.
- А ты сомневалась? Все мокли умеют готовить, - Инг облизывает со своих пальцев струю варенья, моет вилку. – Будешь ещё?
- Мне нужно в душ. Ты весь мой шампунь потратил, или ещё что-нибудь осталось? – спрашиваю я, учуяв от его волос запах персиков.
- Он тебе всё равно не подходит.
- Тебе тоже. Между прочим, на втором этаже, в северном крыле дома, есть комната, которую я готовила для своего аполло. Там своя гигиеническая комната, и есть соответствующие принадлежности. И одежда. Ты опять надел эту мерзкую толстовку, которую дали тебе вЫселы. На чистое тело. Иди и всё исправь.
- И не подумаю. Я уверен, что там нет ни толстовок, ни футболок. Когда ты готовила эту комнату, ты ведь меня ещё не знала. Теперь тебе нравится мой стиль.
Я вздыхаю и иду к лестнице наверх:
- Буду рада, если ты оставишь для меня пару блинчиков с вареньем.
- Любишь завтракать в саду?
- Да. Да, конечно!
- Тогда завтрак будет ждать тебя там.
Я уже на втором этаже.
- Кира! – кричит Инг. Я перегибаюсь через перила. – Загляни к Рене.
Я неуверенно киваю. Иду ко второй гостиной. Слышу, как маленькие деревянные блоки выкладываются на дубовый пол с одинаковыми промежутками во времени. Мне остаётся сделать шаг. Надо просто заглянуть. Улыбнуться ей, если она посмотрит на меня. А если не заметит – я просто уйду, не буду её отвлекать.
Не знаю. У меня нет никакого желания делать этот шаг. Я разворачиваюсь и иду в душ.
Ловлю себя на мысли, что надо заказать другой шампунь, когда беру в руки тюбик с изображением персиков. Этикетка тоже напечатана в типографии поселения Ы. Удивительно. Ведь из-за того, что оформлением товаров занимаются вЫселы, они знают обо всём, что мы потребляем. В этом есть какая-то особенно изощрённая степень издевательства над ними. Каждый день они читают состав одежды, характеристику украшений, описание мебели, содержание пищевых продуктов. Они обсуждают это холодными вечерами в своих недостроенных квартирках, в которых гуляет ветер, пробивающий насквозь плёнку на не застеклённых окнах. Говорят о наших ломящихся от изобилия столов, разрезая на семерых кривую подгнивающую картошину.
«Ну, не утрируй. Не такие уж они нищеброды», - мой внутренний голос недовольно морщит лоб. – «Одевайся уже. Хватит обнюхивать свои волосы».
Есть нечто приятное в том, что от Инга и от меня теперь одинаково пахнет. Я расчёсываю мокрые волосы, встаю рядом с настенным феном и сквозь разлетающиеся пряди разглядываю распахнутый шкаф с одеждой.
И к этому я всегда была равнодушна. У меня столько сфер, в которые я могла бы вкладывать свои Средства. На что они вообще уходили все эти годы? Никакого изобилия в вещах. Большая часть мебели осталась ещё от матери. Садовники у меня дешёвые, как и растения в саду. Ничего меня не интересовало кроме того, чтобы хорошо делать свою работу. Такое ощущение, что пустота стала подступать не полтора года назад, а всю мою жизнь я жила с этой болезнью. И в определённый момент терпение вдруг закончилось. Как мне повезло, что именно тогда я встретила Инга.
А надеть нечего.
Значит, план такой. С экоферм заказываем новую косметику, из Города новые вещи. И ему тоже. Вместе выберем.
«Кира, ты в своём уме?!»
Я стою у выхода в сад. Слабый ветер колышет белую тюль в распахнутом окне. Я слышу смех Рены из сада: заливистый, клокочущий. Я должна позаботиться о ней. Я должна предать в жертву свою жизнь, которую только обрела, чтобы сберечь чужого ребёнка. Я не уверена, честно говоря, что ради собственной дочери пошла бы на это. А ради моего сообщества?
Я выхожу, иду по узкой деревянной террасе, огибающей всё восточное крыло дома. Трогаю высокие перила, сталкиваю с них пальцами обсохшие листья, которые не переставая роняют липы. Я иду на запах зелёного чая – он густо дымится на подносе.
Разливаю в чашку чай; коричневый кусок сахара темнеет и утопает в нём. Я вижу Инга и Рену в отражении окна. Они носятся вокруг раскидистой яблони, длинные ветки которой приникли к земле от тяжести румяных плодов.
- Давай теперь я тебя буду догонять! – кричит Инг, забравшись на толстую ветвь яблони, отходящей в сторону от ствола.
- Нет! Мне нравится догонять! Слезай! Я ещё не выросла так высоко, чтобы самой тебя достать!
Инг спрыгивает. Он петляет между веток, расталкивает их в разные стороны, получает в лоб крупным яблоком.
- Убит! – Инг падает на траву; распластался, как Фелис сегодня на кухне.
- Полечу, - Рена бухается рядом с ним на коленки, прикладывает сухой лист к его лбу, и с силой ударяет по нему, так, что лист разламывается. – Полечила. Давай опять!
Я уже давно закончила наливать чай, но продолжаю стоять к ним спиной. Я как будто стесняюсь, что смотрю на них. Нет. Даже не так. Мне стыдно, что эта сцена меня занимает. И я не могу сделать вид, что равнодушна к происходящему, потому что всё написано на лице. Есть…как бы это объяснить…есть то, что совершенно естественно. Универсалии, которые в любом веке, в любом анклаве должны вызывать у всех людей, вне зависимости от пола и возраста одну и ту же эмоцию: это естественно, так всегда было и так всегда будет.
Противоестественно то, что я не могу сейчас повернуться к ним лицом и не стыдясь показать, что мне нравится то, что я вижу. Мне приятно видеть, как Инг играет с ребёнком. Мне приятно, что он заботится обо мне. Мне хочется говорить ему «спасибо», когда я благодарна, и «прости», когда я обидела его. А это неправильно. А я хочу, чтобы «приятно» и «правильно» не противоречили друг другу.
Инг ест яблоко с кожурой. Его пальцы лохматят волосы, из которых сыплются обломки веток и листьев. Он смотрит на небо сквозь листву.
- Кира, я устала. Можно я немного посплю? - Я смотрю вниз. Рена стоит по левую руку от меня. Я даже не услышала, как она приблизилась. – Я знаю, что нарушать режим нельзя. Но я так много играла. Никогда так много раньше не играла. Всё утро. У тебя тревога в глазах.
Меня передёргивает от её взгляда.
- Инг! – зову я. Он вбегает на террасу. – Она хочет спать.
- У нас есть режим, - продолжает Рена. – Альбина всегда говорит, что его надо соблюдать. Надо ложиться спать в определённое время. Но мне так хочется, - она даже зевает, будто в доказательство своих слов.
- Такая смышлёная девочка, - улыбается Инг. – И уже такая рациональная. Пойдём и выберем тебе ту комнату, которая понравится.
- Хочу наверху, - она тянется к его руке. Её маленькие пальцы едва обхватывают треть его ладони.
Я подхожу к перилам и пью чай. Пропал аппетит. Хотя Инг приготовил действительно вкусный завтрак. Растолстевшая Фелис выбралась в сад. Она передвигается сквозь ворох опавших листьев с гулом маленького вихря из психаров. Как, кстати, его рана? А я толкала его в плечо. Как стыдно! Ему же было больно.
- Мы посчитали, насколько вам хватит лекарства, - Инг подходит ко мне сзади бесшумно. Целует мою макушку: - Дурацкие персики, - хмыкает он.
- Как твоё плечо? Прости, что толкнула тебя вчера.
- Ничего не болит. Спасибо.
- Можно я взгляну?
- Так и скажи, что хочешь, чтобы я снял и выбросил эту жуткую толстовку, - Инг стягивает её через голову.
Я провожу пальцами вдоль линии бинта, перетягивающей его грудь.
- Кира, не поступай так со мной. Я ведь теперь всё ощущаю, - Инг отступает и извинительно улыбается. – Во сколько вы уезжаете?
