Уши в трубочку - Никитин Юрий Александрович (полная версия книги .TXT) 📗
Я поперхнулся, сказал торопливо:
– Видать, твою скалу потом распилили на каменные блоки. Одни увезли на великую стройку египетских пирамид, другие – в Баальбек, а третьи обтесали и приволокли сюда, в холодную и сырую Англию. Здесь всегда так. Здесь солнце увидишь реже, чем в Сахаре – дождь. Или Ария в Гималаях? Но ты не один, не один такой… Хотя, признаю, первый! Потом по твоему примеру в скалы ломанулись целые толпы. Мгер Младший все еще спит в скале, ждет, когда плохо придется его Армении. Даже землетрясение в Спитаке не разбудило. Король Артур спит неподалеку, Кухулин – севернее, княжна Лебедица – к востоку, король Ирпинь со своими сыновьями – по ту сторону пролива, но рекорд поставил Илья Муромец – ушел в скалу с семьюдесятью богатырями и всей дружиной! Где он только и скалу там нашел…
Арий слушал внимательно, лицо становилось все несчастнее. Но посуровел, подобрался и сказал твердо:
– Значит, в последний бой вступит большой отряд героев.
– Да, – согласился я, – только… гм…
Взгляд мой не отрывался от его плеча. Татуировка выполнена неплохо, но не мастером, это видно. Удалить ее будет не жаль, а само удаление займет от силы десять минут и обойдется в двадцать долларов.
– Ты это… – я указал на свастику, – спрятал бы ее.
Он в удивлением проследил за моим пальцем. Взгляд достиг эмблемы на правом плече:
– Знак Солнца?.. Что, настало царство Тьмы?.. А, понимаю, почему ты инкарнировал именно меня, вечного борца с силами Тьмы и Хаоса…
– Да нет, – прервал я. – Просто сейчас такой период… отрезок времени… потом все наладится!.. что этот твой знак считается в ряде стран… гм… промышленно развитых, но умственно отсталых, потому диктующих свою волю остальным… словом, он считается чем-то нехорошим.
Он взревел, как разъяренный лев, не столько раненный, сколько оскорбленный:
– Что? Светлый знак Солнца?
– Увы, – сказал я торопливо. – Он самый. Свастика. Сварга, если по-старорусски… Ну что делать… Мир такой! Так что накинуть бы тебе че-нить…
Он сказал несколько рассерженно:
– Со мной походный мешок, там есть пара рубашек.
– Возьми, – посоветовал я.
Он быстро сбегал, ухитрился снова не свалить глыбу, вернулся с объемистым заплечным мешком. Я проследил, как опустил на землю, на свет появились рубашки.
Я поморщился:
– Хороший покрой, самый раз… но цвет, гм…
– Что цвет? – спросил он свирепо.
– Коричневую не надо, – объяснил я с неловкостью, – черт знает что подумают… Да если бы только подумали, а то радостно так затявкают: ага, мол, фашисты, фашисты, фашисты! Глохнешь от их подобострастного тявканья. Добро бы тявкали только те, кому это по рангу, по должности и по прочим признакам, но больше всего крику от наших же придурков, что таким образом грамотность свою показывают, как телеграфист Надькин, но никак не поймут, почему все-таки телеграммы сухие… И черную – упаси боже!!! Да и синюю не стоит, с нею тоже разные ассоциации, намеки, то да се. Кто сионистом обзовет, кто педиком – все одно как-то не совсем по шерсти, если в самом деле не педик… А синяя – слишком близко к голубому, как бы концентрация голубизны, еще злее, ядовитее… Да, красный цвет хорош, но если в зюгановцы запишут, то демократы понятно чем закидают!.. Не отмоешься. А то и вовсе – тьфу-тьфу! – ампиловцем сочтут, это вообще как красная тряпка для вечно брюзжащего интеллигента. Зеленую? Приятный цвет для глаз, для сукна под бильярд, врачи рекомендуют, но только…
– Что?
– Да как бы не приняли за зеленого. Ну, которые кошек подбирают, траву берегут, под судна кидаются… Зеленым хорошо быть только в Гринписе, да и то в открытом море. Где-нибудь посредине. Иначе сразу придется с нефтяными пятнами бороться, дохлых чаек спасать, из пингвинов дуст вытряхивать…
– Разве это плохо?
– Понимаешь, – сказал я совсем уж затравленно, – зеленые сейчас почти антиглобалисты, а у нас сейчас такая форма фашизма, демократией зовется, что все запрещено, окромя самой демократии! Так что и желтую положь взад, а то примут как намек на желтомордость, проблема Азии стоит остро, там такое происходит, прям взрыв национальных чуйств! Во всем находят оскорбление для нацдостоинства и нацинтересов. Возьмут и перестанут поставлять компьютеры да телевизоры, вся Европа загнется без их бытовой техники.
Он с убитым видом вытаскивал и вытаскивал из сумки рубашки, я рассматривал и отвергал либо по вышивке, либо по намекивающему цвету, гора одежды стала едва не выше самой скалы, наконец я воскликнул:
– Стоп!
Он смотрел с недоумением:
– Что ты увидел?
– Вот это! Что это у тебя?
Он пожал плечами:
– Да просто еще один мешок. В запас.
– Его и наденешь, – распорядился я. – Это демократично. Серый цвет – что надо. Никто не придерется. Сейчас весь мир серый, и везде торжество серости. Это называется демократией, чтоб ты так хорошо жил… в смысле, чтоб знал! Мы с тобой прикинемся, что на стороне победителя!.. Сейчас все так делают, здоровье дороже. К тому же, если разобраться, в сером цвете есть все, потому он и такой вот богатый… Скоро и нефть всю подгребет.
Арий покачал головой:
– Ты что-то путаешь. Это в белом – и красные, и коричневые, и голубые, а в сером – только серость. Ладно, мы в стане врага, надо идти так, чтобы нас не заметили.
– Нас? – переспросил я. – У тебя свой бой… ну, вернуть свободу и независимость Арии… или Арьеланду? А я должен нагнать своих врагов, пока не удрали к звездам.
Его глаза загорелись.
– К звездам? Они – боги?
– Посильнее, – буркнул я. – Но и мы не лыком шиты.
Он смотрел на меня с великим уважением.
– Я – твой воин, – сказал он твердо. – Сейчас мы настигнем твоих врагов, я обязан тебе помочь, ведь это ты меня освободил из камня, а потом ты поможешь мне возродить былую славу моей великой страны.
– Тебе многое придется узнать, – сказал я. – Начиная с географии.
Он бежал рядом со мной, его глаза с удивлением перебрасывали взгляд со следа одного рифленого протектора шины на другой.
– Неужели здесь такие гигантские змеи?.. Смотри, как проползли рядышком! Наверное, самец и самка… мы бежим к пещере, откуда выползли?
– К дороге, – ответил я на бегу, – где ползают!
Он чуть запнулся, но я несся, как антилопа-гну, вскоре его тяжелый топот послышался за спиной, а тут мы взбежали на возвышенность, совсем близко показалась широкая лента дороги. Арий снова ахнул и приотстал, но, когда я добежал до бровки и начал размахивать руками, призывая остановиться, сзади снова затопало.
– Что это? – послышался его потрясенный голос. – Волшебство?
– Еще какое, – буркнул я. – Ты это… ничему не удивляйся, хорошо? А ты выглядишь как… простолюдин.
Он оскорбленно хрюкнул, встал рядом, гордый и надменный герой многих битв и младший сын солнцеподобного тцара. Две машины пронеслись, как серебряные стрелы, однако третья сдвинулась к бровке. Оказался вместительный седан с откидным верхом, за рулем и на переднем сиденье две смеющиеся девушки. Та, что за рулем, задорно крикнула:
– Подбросить?
– О, да, – воскликнул я. – Надеюсь, я подлечу высоко, у вас такие мышцы на животике.
Она засмеялась еще звонче, польщенная:
– Залезайте. Меня зовут Ирэн, мою подругу – Крис. Туристы?
Я перепрыгнул через борт, арий последовал моему примеру с другой стороны.
– Туристы, – согласился я. – Ходили на Стоунхендж смотреть. Я – Гакорд, а это мой друг… Как тебя зовут?
Машина рванулась с места, пошла все быстрее и быстрее. Арий вцепился в борт и смотрел полными изумления глазами, впрочем, не показывая ужаса.
– Иван, – ответил он.
Ирэн расхохоталась.
– Так вы там встретились? А мы решили, что вы…
– Нет, – поспешно сказал я, – мы чистые гетеросексуалы. Даже лесбияны. А вы…
– Бисексуалки, – ответила она просто.
– Замужем?
– Married, but lonely, – ответила она. – Обе. У нас свое общество с таким названием.
– Я слышал, – сказал я. – Семь миллионов членов уже, верно? Пора своего президента избирать… Твоя подруга не хочет перебраться на мое место? А я бы сел рядом с тобой?
