Науфрагум. Дилогия(СИ) - Костин Тимофей (серия книг .txt) 📗
- Деревня - никакая не идиллия, ваше высочество. Здесь нет ни врачей, ни учителей... не нужно обманываться старыми постройками и техникой. Эти люди живут не в двадцатом, а в четырнадцатом веке, со всеми прелестями средневековья.
- Но ведь им можно помочь? В Либерии есть и благотворительные комитеты, и Красный крест. Почему они не распространяют свою деятельность и сюда? Ведь помогают же у нас тем, кто пострадал от землетрясений или лесных пожаров?
Я глянул на девушек, которые за спиной принцессы уже провалились в сонное царство, на уткнувшуюся простуженным носом мне в подмышку и посапывающую Алису, заложил руки за голову, помолчал и ответил шепотом:
- А вы знаете, что император Траян одним из последних своих указов придал Гардарике статус национального мемориала третьей категории? Это означает, что на такой территории не только запрещена любая хозяйственная деятельность, но и посещение допустимо только со специальным разрешением.
- Я знаю про Карантинную Комиссию, конечно, но об этом и понятия не имела... но почему? Разве... разве это не жестоко по отношению к выжившим гардариканцам? - поразилась принцесса.
- Думаю, он поступил так из лучших побуждений. У Моммзена написано, что во время Похода Слез они не встретили ни единого человека, пережившего катастрофу в центре материка, а вот желающие прибрать к рукам выморочное имущество появились тут же. Вы же помните, что возвращаясь к побережью, император столкнулся с несколькими бандами мародеров. Можно ли осуждать его, когда он поступил с мерзавцами по законам военного времени и запретил доступ на погибший континент? Именно поэтому и были созданы пограничные патрули и посты береговой охраны, не пропускающие к берегам Гардарики никого. И, заметьте, не выпускающие обратно - по причине санитарного карантина. Скажу честно, я не знаю, что они делают с теми, кто пытается покинуть континент. Впрочем, не знаю и то, функционируют ли они по сей день.
- Карантин... - в голосе Грегорики звучала усталая горечь. - ...Звучало гораздо лучше, пока я не задумывалась о том, что он значил в действительности. Но это же страшно несправедливо. Люди пережили чудовищную катастрофу, говорят практически на том же языке, что и мы - а к ним относятся как к зачумленным.
- Что вы хотите, ваше высочество, бывшие враги. Хотя мир изменился, лозунг "горе побежденным" все еще витает в головах. Многие наши сограждане, когда случайно вспоминают о Науфрагуме, говорят, что упрямые жители старого света получили по заслугам. Но большинство просто не вспоминает. Не зря же наши парламентарии ведут себя так, словно второго континента и не существует вовсе. Нет людей - нет и проблем.
Девочки давно угомонились, и усталая хозяйка прикорнула на краю лавки. Уютно скрипел сверчок, пристроившийся за печкой, потрескивали догорающие угли, сновали над ними последние синеватые язычки огня.
В устремленных на них зрачках Грегорики, лежащей ничком, положа подбородок на ладони, светились красноватые отражения. Молчание длилось долго-долго, так что я уже подумал, что она так и заснула, с открытыми глазами. Но принцесса вдруг повернула голову и посмотрела на меня в упор. Нас разделяло не более фута, так что я опять почувствовал ее нежное дыхание. Но в произнесенных четко и раздельно словах неожиданно зазвучал металл:
- Пусть это звучит слишком самонадеянно, но я клянусь исправить эту несправедливость. Всей своей жизнью.
Она замолчала. Я тоже лежал молча, чувствуя странный холодок под вздохом. Нельзя сказать, что я понимал в тот момент, какие мысли движутся за этим чистым высоким лбом, но самый толстокожий человек услышал бы твердые шаги по мосту через Рубикон. Если принцесса решила, она не отступит. Но какой же одинокой и хрупкой она выглядела перед лицом равнодушного, сытого мира, не желающего замечать несправедливости. Мои губы, словно сами собой, произнесли в ответ:
- Если вы позволите, ваше высочество, я постараюсь помочь. Толку от меня немного - но уж как сумею.
- Благодарю вас. Это намного больше, чем я заслуживаю, - совсем по-другому, мягко, ответила Грегорика. А ее глаза, казалось, глядели мне прямо в душу. Не знаю, сколько это длилось, но, наконец, она опустила голову и смежила длинные ресницы. - Спокойной ночи, Золтан.
"Господин Немирович" снова куда-то пропал. Что бы это значило?
Прошло несколько минут, но я не замечал их течения. Принцесса почти сразу задышала спокойно и ровно, а я не мог оторваться, любуясь тонкими чертами безмятежного лица... пока не спохватился, устыдившись своей бесцеремонности.
Каково это - поставить себе ясную и четкую цель, и положить все силы на то, чтобы добиться ее? До сих пор я не задумывался об этом. Я привык смирять свои желания, даже слегка гордясь тем, что мне нужно немногое; что жадность и зависть к другим мне чужда. Но не получилось ли, что я слишком рано успокоился и позволил течению жизни стремиться мимо - без меня? Аскетизм благотворно влияет на душевное спокойствие, но все же, достойно ли посматривать свысока на остальных, жадно преследующих свои цели, пусть даже сиюминутные и суетные? В любом случае, сейчас я увидел совсем другую целеустремленность. Уверенность такой силы, что перед ней захотелось выпрямиться в полный рост и сделать что-то... ну, просто, чтобы потом не было стыдно.
Дребезг стекла в оконном переплете вырвал меня из странного и не очень приятного сна. Поначалу там все было хорошо - я нашел дорогу среди сплетений подводного леса, и устремился к свету, среди переливающихся пузырьков. Впереди мелькал серебристый плавник ведущей меня проворной рыбки. Но потом... потом, дрожащий, струящийся сквозь толщу воды свет начали сдавливать с двух сторон громадные зубчатые клешни... или створки захлопывающейся раковины-тридакны? Я не успел понять.
- Баба!.. Баба Вадома! Отчини, это я, Ромика!.. - отчаянно звенел за окном детский голосок.
- А?.. Чтось? - в темноте брякнуло, чиркнуло, зажегся огонек керосинки. Хозяйка, протирая глаза и наспех повязывая платок, наклонилась к оконцу. - ...Внуча, ты? Пошто же, середь ночи?..
- Беда, бабуня, беда! Лихие люди набежали... мамка велела... на хутор... А тятьку-то убили!..
- Убили?! Ой, да боже ж ты мой!..
Крик заставил проснуться и девушек, лежавших рядом со мной. Я не успел и глазом моргнуть, как стройная тень с грацией пантеры соскользнула с полатей, и замерла внизу у двери, угрожающе положив руку на эфес шпаги. Брунгильда была готова встретить любую опасность лицом к лицу.
Хозяйка сбросила засов и впустила беловолосую девочку лет десяти в одной холщовой рубашке, понизу мокрой от ночной росы и продранной на плече, словно когтистой лапой. Ткань усеивали страшные темные брызги. Захлебываясь прерывистыми рыданиями, девочка упала на пол - ноги уже не держали. Еще бы, ведь ребенку пришлось пробежать от деревни добрые полторы мили.
Брызжа слезами и судорожно, словно пойманная рыбка, дергаясь в руках бабушки, Весны и Грегорики, девочка выкрикивала:
- Набежали... сами с хвостами... на конях... свищут, визжат... колют всех и тятьку... тятьку прямо на пороге... он на их с топором...а они!..
Стукнула дверь, и из сеней донесся холодный голос Брунгильды:
- Горит.
Выскочив из избы, я увидел, как с северной стороны горизонта на подсвеченном красным небе прорисовались верхушки берез. Хотя до рассвета было еще далеко, над деревней вставало отчетливое зарево. Среди шелеста ветвей перекатилось едва слышное эхо: треснуло раз, другой - точно ломались сухие веточки, в такт торопливым ударам наших сердец.
- И не только пожар, но и стрельба, - выговорил я, прикусив прыгающие от волнения губы. - С-судя по всему, напала целая банда. В деревне человек пятьсот, это сколько же должно быть разбойников?
- Много, - лаконично ответила Брунгильда.
- Вот и здорово, что они нас вчера прогнали, - вмешалась Алиса, и в ее голосе звучало мстительное удовлетворение. - Пусть и из вредности, но получилось у них доброе дело. А то бы и нас в деревне застали. Давайте, скорее, заводим танк и бежать - а то ведь разбойники и досюда могут добраться...
