Дверь внитуда - Фирсанова Юлия Алексеевна (лучшие бесплатные книги txt) 📗
— Но я видела, кто ставил торт! Это не могли быть вы. Другая фигура, — реально озадачилась и растерялась я.
— Я, голубушка, я. Удивительные шутки творят разные вещи из миров, противные, но удивительные. Они извращают наш мир, но и их можно использовать во благо, скрывая то, что видеть не нужно! — важно провозгласил Громов.
— Понятно, а на машине меня задавить тоже вы пытались?
— На машине не я, — почти огорчился Громов, словно я его самолюбие задела подозрением на участие в почти удавшемся убийстве.
— То есть вы хотели меня убить, потому что решили, что я опасна для благополучия Земли как социума или планеты? — уточнила я, пытаясь украдкой вытащить запястья из наручников.
Ни фига не получалось, даже если ободрать кожу. Не настолько я хрупкой уродилась. И зарру никак было не достать, я ее чувствовала, но применить с закованными руками была не способна. Эх, сейчас бы пригодилась змейка — дар нага, как жаль, что не миновало еще шести оборотов, чтобы она проснулась к активной жизни. Ой, это ведь я сейчас жалею, что нет ничего, способного убить человека! Меня тряхануло от ясного осознания этой мысли. Но если выбирать, я или фанатик Громов, — свой выбор я сделала в свою пользу, вот только толку-то? Мне нечем защититься от безумца. Увы, нечем.
— Твои порталы уродовали Землю и со временем могли изуродовать до неузнаваемости, — похоронным тоном объяснил глава «Перекрестка» и вздохнул. — Я не люблю убивать, правда, Геля, но иной раз долг говорит «Надо!».
— А вы его не слушайте, — посоветовала я совершенно искренне под протяжный стон сзади.
Знакомый голос. Кажется, там начал приходить в себя Саргейден. Интересно, его тоже записали по неизвестным причинам в графу «особо опасен» и сделали пометку «подлежит ликвидации» или все-таки просто притащили сюда в качестве свидетеля особо показательной смерти, чтобы впредь бракованных привратниц не опекал?
И еще интересно, как меня собираются убивать: под машину толкали, травить пробовали, но еще целый спектр неопробованных способов есть, о которых почему-то не очень хочется думать даже отвлеченно.
— Не могу, — сочувственно ответил Громов и в ответ на невысказанный вопрос пояснил, зарывшись в небольшой чемоданчик, поставленный прямо на крышу: — Не бойся, будет не больно. Я тебе сделаю укол, хороший наркотик, чтобы ты не чувствовала боли. А потом ты полетишь, девочка, и все…
Голова убийцы на миг повернулась в сторону парапета, и я сообразила: он сбросит меня с крыши, накачав наркотиками, чтобы я не смогла телепортироваться.
Снова сзади, с другой стороны от той самой не то широкой трубы, не то еще какой фиговины, к которой я была прикована, раздался новый, еще более мучительный стон ЛСД.
— Сереженька, — цокнул языком Громов. — Очнулся уже, голубчик, жаль, придется добавить. Не дергайся, тебя я тоже не больно убью, сразу после девочки. Даму пропустим вперед!
— Подождите, — взмолилась я на волне интуитивной нерассуждающей жажды жизни, врубившей неведомые прежде резервы интеллекта из НЗ. — Можно последнее желание?
— Да? — заинтересовался участливый убийца, наполнивший шприц какой-то светлой жидкостью невнятного цвета.
— Я хочу поцеловать Сергея в последний раз. Пожалуйста!
Громов оглядел меня так подозрительно, будто ждал, что я вытащу из кармашка базуку. Не дождался. Я продолжала смотреть на него глазами помирающего от голода котенка. Наконец убийца усмехнулся почти понимающе и уточнил:
— Любовь?
— Неземная, — с готовностью подтвердила я, ничуть не солгав о природе связавших нас с кайстом уз. — Позвольте, пожалуйста!
— Хорошо, — смилостивился Громов и покачал головой удивленно: — И что вы, девки, в этом уроде находите?
— Не знаю, — честно ответила я и, припомнив заезженную истину, добавила: — Говорят, что любят не за, а вопреки. Вот у него этого вопреки больше, чем высота Эвереста.
Громов хрипло рассмеялся и ушел за «трубу». Вернулся спустя минуту с копейками, волоча потрепанного Ледникова с окровавленной головой. Кайст был в сознании, но каком-то мутном, что ли.
— Он не сможет исчезнуть, не в таком состоянии, ни ручками, ни ножками не двинет, и браслеткой ты его не подлечишь, пока тела артефактом коснуться не сможешь, — с усмешкой ткнул пальцем в кровавые сосульки волос убийца и кинул мне под ноги Саргейдена, как кость собаке. — Попрощайся, девочка, я вам даю пять минут, а потом укольчик — и баиньки.
Меня Ледников узнал сразу, и взгляд стал диким и отчаянным, почти безумным. Нет, на этой крыше сегодня хватит одного ненормального, я сползла вместе с наручниками вниз по пруту, к которому оставалась пристегнута, и, отчаянно выворачивая руки в плечевых суставах, склонившись к лицу кайста, закрыла его растрепавшимися волосами.
— Я не могу нас перенести, — с болью выдохнул ЛСД. — Прости…
— Я знаю, знаю, поэтому поцелуй меня сейчас, очень нужно, — попросила я куратора, изо всех сил пытаясь взглядом объяснить, что прошу его сделать.
Он меня понял, но как-то не так, потому что стал покрывать сумасшедшими поцелуями все лицо, пока я, уже скрипя зубами от боли в руках, не уточнила направление движения, дернув его зубами за длинную темную прядь:
— В губы!
Вот теперь поцелуй получился правильный, не знаю, как там насчет техники, мне не до того было, чтобы анализ проводить и оценку по десятибалльной шкале выставлять. Самое главное я получила и очень надеялась, что этого мне окажется достаточно, поэтому отстранилась от горячих, влажных губ и выдохнула:
— Спасибо!
— Ге-э-эля, — простонал ЛСД в ответ, и я сообразила: ни черта лысого он не понял и вообще прощается со мной, как с живой покойницей. Болью и гневом пылали черные глаза недобитого феникса.
Мыслями о том, как Громов собирается покончить с ним, я изо всех сил пыталась не засорять свой мозг. Поэтому, и только поэтому, с трудом поднялась на ноги и невнятно объявила:
— Давайте уже. Убивайте!
Приятно пораженный такой вопиющей сознательностью Громов аккуратно подошел сбоку и вколол — с первого раза в вену попал, гад такой, не каждой медсестре удается — полный шприц какой-то отравы. Поначалу меня повело, как от димедрола, ноги стали как макаронины, я почти сползала на крышу. Рефлекторно, мозги уже почти отключались, сглотнула слюну из-за щеки и все-таки опустилась на холодный бетон. Рядом взвыл кайст (вот чего он воет? Если потомок птиц, ему положено свистеть или курлыкать!).
Убийца щелкнул наручниками, расковывая запястья, вложил в карман брюк пустой шприц и потащил меня к краю крыши. Высоты я никогда не боялась, с парашютом вместе со Стаськой прыгала пару раз и только от восторга визжала. Но свободное падение без страховки и парашюта за спиной, когда в любой момент можно дернуть за кольцо, в планы на жизнь категории «долго и счастливо» никак не вписывались, зато именно так собирался поступить со мной Громов.
Мое безвольное тело перевалили за парапет гигантской новостройки-многоэтажки и, сказав напоследок сакраментальную фразу всех ублюдков: «Прости, девочка, так будет лучше!», спихнули вниз.
Глава 28
ПАДЕНИЯ И ВЗЛЕТЫ
Я сосредоточилась, окончательно прогоняя сонную хмарь наркотика и готовясь к переносу. Ветер насмешливо засвистел в ушах. С безнадежно-отчаянным клекотом вдогонку моей якобы одурманенной тушке устремились два тела, сцепившихся в яростной схватке, мелькнули в сумерках серебряные когти, взрезающие плоть противника.
Сердце бухнуло в груди. Неправда, что под угрозой немедленной смерти перед глазами проходит вся жизнь, вернее, неправдой это было для меня. Время с той доли секунды, когда я увидела окровавленного кайста, мертвой хваткой сжимавшего Громова, потекло как вязкий кисель, в который переложили крахмала. А мысли, напротив, замелькали с бешеной скоростью, способной соперничать со скоростью света.
И главной из них была: «Как спасти куратора?» Уцелеть самой было проще пареной репы, не затуманенное наркотиком или травмами тело способно к телепортации. Но кайст? Он слаб, избит, потерял много крови и не способен к переносу, значит, надо телепортироваться к нему, схватить, а потом перенестись прочь, но при этом умудриться не прихватить с собой Громова. В великий план, составленный на коленке впопыхах на крыше и переписанный в воздухе, никак не вписывался второй тайм с очередной попыткой убийства маньяком.
