Дневной дозор - Лукьяненко Сергей Васильевич (книга бесплатный формат txt) 📗
Простейшее заклинание. Никаких изысков. Сила против силы.
Папа, я и вправду верила, что могу переплыть море…
Я раскинула над собой защитный полог, убирая с плеч невидимый груз. И прошептала, снова, в который уже раз:
— Завулон, к тебе взываю…
Те силы, что я успела собрать, стремительно таяли. Игорь бил, беспощадно сминая мою защиту.
«Да, Алиса».
Он все-таки ответил! Откликнулся! Вовремя, как всегда!
— Завулон, у меня беда!
«Я знал. Мне очень жаль».
Я не сразу поняла, что значит это холодное «знал». И этот безличный тон, и не появляющееся ощущение Силы… он всегда делился со мной Силой, даже когда та не была столь нужна…
— Завулон, я умру?
«Я сожалею».
Мой защитный полог таял, а все еще не могла осмыслить происходящее. Ведь он же может вмешаться! Даже на расстоянии! Доли его сил хватит, чтобы я выдержала натиск, свела дуэль вничью!
— Завулон, ты говорил, что любовь великая сила!
«А разве ты в этом не убедилась? Прощай, девочка моя».
Только теперь я поняла все.
Одновременно с тем, как растаяли мои силы, и невидимый пресс вновь навалился на меня, вдавливая в теплую, сумрачную глубь.
— Игорь! — крикнула я, но плеснувшая волна заглушила мой голос.
Он плыл метрах в пятидесяти. Он даже не смотрел в мою сторону. Он плакал, но в море нет места слезам.
И меня тащило, тащило, тащило в темную бездну.
Как же так… как же так…
Я попыталась собрать Силу с берега. Но там почти не было Тьмы, которую я могла бы взять. Сладостный восторг, радостные крики — это не ко мне.
Только метрах в ста позади нас с Игорем, тщетно пытался лечь на волны и размять сведенную судорогой ногу, так неудачно влюбившийся в меня подросток, невесть как заметивший, что мы вошли в воду, и поплывший следом. Гордый мальчишка со смешным именем Макар, уже понимающий, что ему не доплыть обратно до пляжа.
Любовь — великая сила… какие же вы глупые, мальчишки, когда влюбляетесь…
И барахтающийся в подступившей панике Макар… я могу взять его страх и продлить свою агонию на пару минут…
И плывущий Игорь: не видящий, не слышащий, не чувствующий ничего вокруг, думающий лишь о том, что я убила его любовь. Глупый светлый маг не знающий, что в дуэлях не бывает победителей, особенно — если дуэль тщательно подготовлена Завулоном…
— Игорь… — прошептала я, ныряя, и чувствуя, как давит, давит, давит меня темное небо — прямо к темному, темному, темному дну.
Папа, прости… я не могу переплыть это море…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЧУЖОЙ ДЛЯ ИНЫХ
ПРОЛОГ
Впереди уже тлели огни вокзала, но окраина мрачного запущенного парка рядом с заводом «Заря» хранила густую стылую темень. Под ногами хрустел наст, который к полудню, вероятно, опять подтает. Далекие свистки локомотивов, невнятные объявления по радиотрансляции да хруст под ногами — вот и все, что мог бы услышать случайный гуляка, забреди он в такое время в парк.
Но сюда давно уже не совались ночью — да и вечером тоже. Даже прогуливающие здоровенных и зубастых питомцев собачники.
Потому что собаки не спасали от того, кто мог встретиться ночью во тьме, среди подросших за четыре десятилетия дубков.
Одинокий путник с объемистой сумкой на плече явно спешил на поезд и поэтому решил срезать угол. Пойти через парк. По хрустящей настом и иногда гравием дорожке. Звезды удивленно глядели на этого смельчака. Сквозь изломы голых ветвей просвечивал желтый, как лужица ликера «Адвокат», диск луны. Причудливые очертания лунных морей казались тенями людских страхов.
Парный отблеск чьих-то глаз путник заметил, когда до крайних деревьев оставалось метров тридцать. На него глядели из кустов, что тянулись вдоль дорожки — в это время года кусты походили на скелеты. Что-то темное угадывалось там, в зарослях; даже не что-то — кто-то, потому что этот сгусток мрака был живым. По крайней мере — подвижным.
Глухое ворчание, вовсе не рев, только тихий утробный клекот — вот и все, что сопровождало молниеносную атаку. В лунном свете блеснули зубы — полный набор.
Луна уже приготовилась к новой крови. К новой жертве.
Но нападающий неожиданно замер, на мгновение, словно наткнулся на невидимую преграду, а затем рухнул на дорожку, смешно пискнув.
Путник на секунду задержался.
— Ты что делаешь, придурок? — прошипел он нападавшему. — Ночной Дозор крикнуть?
Сгусток тьмы под ногами путника обиженно заворчал.
— Твое счастье, я опаздываю… — Путник поправил на плече сумку. — Дожили, блин, Иные на Иных нападают… — Он торопливо преодолел последние метры парка и, не оборачиваясь, поспешил к вокзалу.
Нападавший уполз с дорожки под деревья и только там совершил трансформацию, превратившись в голого, совершенно голого парня лет двадцати. Высокого и широкоплечего. Наст возмущенно заскрипел под босыми ногами. Холода парень, похоже, не чувствовал.
— Проклятие! — выдохнул он шепотом и только после этого зябко поежился. — Кто же это был?
Он остался голодным и злым, но странная несостоявшаяся жертва отбила у него всякую охоту к охоте. Он испугался, хотя еще несколько минут назад был уверен, что бояться должны только его — оборотня, вышедшего на охоту. На пьянящую и дурманящую охоту на человека. Охоту без лицензии — от этого ощущение риска и собственной удали делались еще острее.
Две вещи начисто охладили пыл охотника. Во-первых, слова «Ночной Дозор» — лицензии у него все-таки не было.
И во-вторых, тот факт, что он не сумел распознать в несостоявшейся жертве Иного. Такого же, как сам.
Еще совсем недавно и оборотень, и любой из его знакомых Иных заявили бы, что это попросту невозможно.
Как был, в обличье голого человека, оборотень поспешил через заросли к месту, где оставил одежду. Теперь много, много дней придется прятаться вместо того, чтобы рыскать по ночному парку в поисках случайной жертвы — сидеть взаперти и ждать санкций от Ночного Дозора. А может быть, и от своих.
Единственная надежда на то, что одинокий путник, не убоявшийся ночью пересечь парк, этот странный не то Иной, не то только притворяющийся Иным, действительно опаздывает на поезд. Что он успеет и уедет из города. А значит, не сможет обратиться к Ночному Дозору.
Иные тоже умеют надеяться.
ГЛАВА 1
Только под мерный стук колес я окончательно успокоился. Хотя, нет — не окончательно. Попробуй тут успокойся! Но способность мыслить связно я все же обрел.
Когда то существо из парка бросилось на меня, обламывая кусты, я не боялся. Совсем. И понятия не имею, как нашел нужные слова. Зато потом, уже на забитой ночующими маршрутками привокзальной площади, я, наверное, многих удивил своей вихляющей походкой. Попробуйте идти твердо, когда подгибаются колени!
Чертовщина какая-то. Ночной Дозор… Что же я этим сказать-то хотел? А этот зубастый сразу заскулил и уполз назад, в кусты.
Отхлебнув еще пива, я в который раз попытался осмыслить произошедшее.
Итак, я вышел из дому…
Стоп.
Я растерянно поставил бутылку на столик. Вероятно, я выглядел сейчас очень глупо, но смотреть на меня было некому — в купе я ехал один.
Стоп.
Я вдруг осознал, что совершенно не помню собственного дома.
Вообще ничего не помню из прошлой жизни. Воспоминания начались там, в промозглом зимнем парке, за несколько секунд до нападения. А все, что раньше — покрыто мраком. Точнее даже не мраком, а странной серой пеленой, вязкой, тягучей и почти непроницаемой. Серым-серым клубящимся сумраком.
Ничего не понимаю.
Я со смесью растерянности и испуга оглядел купе. Купе как купе. Столик, четыре полки, коричневый пластик, бордовый дерматин. За окном проползают редкие ночные огоньки. На соседней полке — моя сумка…
Сумка!
Я сообразил, что понятия не имею, что в моей сумке. Вещи, должно быть. А по вещам можно многое понять. Или вспомнить. Зачем я еду в Москву, например. Я отчего-то был уверен, что вещи могут помочь пробудиться внезапно отказавшей памяти. Наверное, я об этом раньше читал или слышал от кого-нибудь.
