Криптономикон, часть 2 - Стивенсон Нил Таун (книга бесплатный формат txt) 📗

Нил Стивенсон

Криптономикон

часть 2

Людоеды

Гото Денго бежит по болоту, спасаясь от каннибалов, которые только что сварили его товарища. Он взбирается по лианам и прячется в нескольких метрах от земли. Люди с копьями прочесывают лес, но его не находят.

Он отключается. Когда приходит в себя, уже темно, на соседней ветке шевелится какая-то зверюшка. Жрать хочется так, что Гото нашаривает ее вслепую. Зверюшка размером с домашнего кота, однако с длинными кожистыми лапами: какая-то большая летучая мышь. Пока Гото ее душит, она успевает несколько раз укусить его за руки. Он съедает ее сырой.

На следующий день уходит по болоту, старясь оказаться как можно дальше от людоедов. Около полудня натыкается на ручей — тот же самый, что в первый день. По большей части вода просто сочится из Новой Гвинеи через болота, но это настоящая речка с холодной, чистой водой, такая, что ее едва можно перепрыгнуть.

Через несколько часов он выходит к другой деревушке, похожей на первую, только почти в два раза меньше. Число сушеных черепов здесь значительно меньше; может быть, эти охотники за головами не такие свирепые. Посреди деревни тоже горит костер и варится что-то белое; котелок — тонкостенный китайский казан, — наверное, выменян у торговцев. Дикари не знают, что рядом бродит голодный японский солдат, поэтому довольно беспечны. В сумерках, когда тучей налетают москиты, они уходят в свои хижины. Гото Денго выбегает на середину деревни, хватает казан и убегает. Он не разрешает себе прикоснуться к еде, пока не забирается достаточно далеко и не влезает на дерево, но тут уж нажирается до отвала. Еда — резиновый студень, судя по вкусу — из чистого крахмала. Тем не менее он дочиста вылизывает казан. Тут в голову приходит мысль.

На следующий день, когда солнце пузырем выпрыгивает из моря, Гото Денго на коленях стоит в речке, нагребает в казан песок и трясет его, завороженный круговертью грязи и пены, в которой быстро образуется блестящая серединка.

На следующий день с утра пораньше Денго стоит посреди деревни, крича: «Улаб! Улаб! Улаб!», как называли золото первые дикари.

Туземцы выбираются через узкие двери хижин. Сперва они недоумевают, потом видят его лицо и казан. Ярость вспыхивает на их физиономиях, как выглянувшее из-за туч солнце. Мужчина стремительно выбегает на поляну, выставив вперед копье. Гото Денго отпрыгивает назад и, выставив казан, как щит, укрывается за кокосовой пальмой. «Улаб! Улаб!» — снова кричит он. Воин замедляет бег. Гото Денго поднимает кулак, поводит им, ища луч света, и разжимает. Из кулака тонкой струйкой сыплются блестящие чешуйки, вспыхивают на солнце, пропадают в тени, шуршат на листьях.

Желаемый эффект достигнут. Мужчина с копьем останавливается. У него за спиной кто-то что-то говорит про «патах».

Гото Денго опускает казан и высыпает в него всю пригоршню золота. Дикари смотрят как зачарованные. Вновь и вновь звучит слово «патах». Гото Денго делает шаг на поляну, держа казан перед собой, как приношение, показывая, что сам — гол и обессилен. Наконец он падает на колени, низко склоняет голову и ставит казан на землю к ногам воина. В этой позе он и остается — пусть видят, что могут убить его, если хотят.

В смысле, если хотят перекрыть источник золота.

Вопрос требует обсуждения. Ему стягивают локти за спиной какой-то лианой, на шею набрасывают удавку и привязывают ее к дереву. Все деревенские детишки стоят вокруг и таращатся. У них малиновая кожа и жесткие курчавые волосы. Над головами вьются мухи.

Казанок уносят в хижину, украшенную самым большим количеством сушеных голов. Туда же уходят все мужчины. Слышится возбужденная перепалка.

Разрисованная глиной женщина с отвислыми грудями приносит Гото Денго полскорлупы кокосового молока и завернутых в листья белых, с палец размером, личинок. Ее кожа сплошь в шрамах от стригущего лишая, на шее украшение — бечевка с человеческим пальцем. Личинки извиваются, когда их кусаешь.

Дети бросают Гото Денго и бегут смотреть, как над океаном летят два американских П-38. Гото Денго это зрелище не увлекает; он садится на пятки и начинает изучать собрание членистоногих, которые настроены попить его кровь, погрызть его мясо, выесть ему глаза из глазниц или отложить под кожу свои яйца. Сидеть на пятках удобнее, потому что каждые пять секунд приходится тереть лицом о колено, чтобы выгнать насекомых из глаз и носа. С дерева пикирует птица, грузно опускается ему на голову, что-то выклевывает из волос и улетает. Кровавая струя хлещет из прямой кишки и собирается жаркой лужицей под ногами. Многоногие существа сползаются к ее краю и начинают пир. Гото Денго перебирается чуть в сторону и получает короткую передышку.

Мужчины в хижине находят какое-то общее решение. Напряжение спадает, слышится даже смех. Гото Денго гадает, что у этих друзей считается смешным.

Мужик, который хотел проткнуть его копьем, идет через поляну, дергает за веревку и ставит Гото Денго на ноги.

— Патах, — говорит он.

Гото Денго глядит на небо. Поздновато, но нет никакой надежды объяснить дикарям, что надо просто подождать до завтра. Он ковыляет через поляну к костру и кивает на котелок, полный похлебки из мозгов.

— Казан, — говорит он.

Не срабатывает. Они думают, что он хочет сменять золото на казан.

Часов восемнадцать непонимания и тщетных попыток объясниться. Гото Денго едва не умирает; он на последнем издыхании. Теперь, когда не нужно никуда бежать, усталость последних дней наваливается с полной силой. Наконец, в середине следующего дня, ему удается показать свое колдовство. Руки развязывают, он садится на корточки в соседнем ручье и на глазах у скептических отцов деревни (которые по-прежнему крепко держат доморощенную удавку) начинает мыть золото. Через несколько минут из прибрежного песка удается вызвать несколько золотин. Основная идея ясна.

Они хотят научиться сами, что предсказуемо. Гото Денго показывает, как это делается, но (в чем он сам когда-то давно убедился) занятие из тех, которые только кажутся простыми.

Назад в деревню. На этот раз его прямо-таки устраивают на ночлег — завязывают в длинный, узкий, плетеный из травы мешок. Местная хитрость, чтобы во сне тебя не сожрали заживо насекомые. Тут его настигает малярия: волны жара и холода накатывают, как приливный сулой.

Время до поры начисто исчезает. Позже Гото Денго осознает, что он здесь уже порядочно: сломанный указательный палец стал твердым и кривым, кожа, содранная о кораллы, превратилась в ровное поле тонких параллельных шрамов, как на поперечном древесном спиле. Кожа покрыта глиной, пахнет кокосовым маслом и дымом, которым из хижин выкуривают насекомых. Жизнь проста: когда малярия треплет его на грани смерти, он сидит перед поваленной пальмой и часами бездумно щиплет древесину, превращая ее в груду волокнистой трухи, из которого женщины варят клейстер. Когда становится лучше, он тащится к реке и моет золото. За это туземцы, как могут, не позволяют Новой Гвинее его убить. Он настолько слаб, что с ним даже не отправляют провожатого.

Идиллический рай — если бы не малярия, насекомые, постоянный понос и, как следствие, геморрой; если бы люди не были грязные, вонючие, не ели друг друга и не украшали свои дома человеческими головами. Когда Гото Денго способен ворочать мозгами, он думает, что в деревне есть мальчик лет двенадцати. Он помнит такого же мальчика, который в ходе инициации пронзил копьем сердце его товарища. Интересно, кого используют для инициации в этой деревне?

Иногда старейшины принимаются стучать в полое бревно, а потом слушают, как в других деревнях колотят в другие полые бревна. В один прекрасный день перестук длится особенно долго, и дикари явно довольны услышанным. На следующий день появляются гости: четверо мужчин и ребенок, говорящие на совершенно ином языке. Золото у них «габитиса». Ребенку, которого они привели, лет шесть, и он явно умственно отсталый. Происходит торг. Часть золота, которое Гото Денго намыл в ручье, уходит в обмен на отсталого ребенка. Четверо мужчин исчезают в джунглях вместе с «габитисой». Через несколько часов отсталого ребенка привязывают к дереву, двенадцатилетний мальчик пронзает его копьем и становится мужчиной. Его с плясками носят по деревне, потом кладут на землю. Старики, усевшись сверху, наносят ему на кожу длинные порезы и втирают туда грязь, чтобы после заживления получились декоративные рубцы.