Х – 11 (СИ) - Тув Александр Львович (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
Под кодовым именем "Дятел 18" скрывался Селезень, или же, выражаясь высоким штилем — майор Силизнев Андрей Владимирович из Первого главного управления. Про историю, случившуюся с сынулей генерала Мерицкого знали все, начиная с прапорщика, дежурившего на проходной и заканчивая министром, и надо сказать, что гибель Аркадия Борисовича расстроила полковника. Не сильно, но расстроила — терялся один из важных рычагов воздействия на генерала. Что же касается письма, то ничего нового для себя, из послания майора, полковник не почерпнул — пришлось даже перечитать сообщение еще раз прежде, чем он понял, что же царапнуло его внимание. Этой "занозой" был номер автомобиля на котором разъезжал неустановленный молодой человек — друг депутатской дочки.
И этот человек был заочно знаком полковнику. Наводку на него совсем недавно дал Грамон. Приказал доставить на седьмую дачу, а потом резко отменил приказ. Грамон… Этот человек… да и человек ли? — Афанасий Антипович нисколько к мистицизму и прочей "Битве экстрасенсов" не склонный, иногда сомневался в человеческой природе этого… скажем так — существа. Полковник был мужчиной самостоятельным и всего в этой жизни добился сам. Когда зеленый лейтенантик — выходец из бедной семьи, начинал свою карьеру у него не было ни денег, ни связей, ни покровителей — у него не было ничего, но, как пел Высоцкий: "Не судьба меня манила, и не золотая жила, а широкая моя кость, и природная моя злость". Вот природная злость и широкая кость и позволили господину Васильеву достичь того, прямо скажем — высокого положения в жизни, которого он достиг. Полковник службы собственной безопасности центрального аппарата МВД — это вам не фички воробьям показывать — это, знаете ли — ого-го-го! Особенно, если ты не чей-то сынок, или племяш, а сам пробился.
Афанасий Антипович был человеком смелым, умным, циничным и небрезгливым. Он, как и римский император Веспасиан, полагал, что деньги не пахнут. Единственным непременным условием для добычи золота из дерьма, он полагал наличие костюма РХБЗ — радиационной, химической и биологической защиты, или на крайняк — резиновых перчаток. В качестве перчаток — на костюм он как-то не тянул, полковник Васильев использовал криминального авторитета Казака, в миру — Челбанутева Семена Семеновича — владельца и директора ЧОП "Вихрь". Так вот, возвращаясь к Грамону — Афанасий Антипович предполагал… да что там предполагал — не надо обманывать самого себя — он был уверен, что Грамон использует его самого в качестве резиновой перчатки… если не чего похуже, в смысле резинотехнических изделий.
Полковник Васильев не был, как можно было бы ошибочно предположить, карьеристом. Он был стяжателем — сказывались полуголодное детство и юность. Карьерный рост был нужен Афанасию Антиповичу единственно для увеличения коррупционного потенциала и больше ни для чего — тщеславием он не страдал. Достигнув своей нынешней должности, полковник Васильев, после тщательного анализа сложившейся ситуации, пришел к выводу, что дальнейший карьерный рост нежелателен — придется больше денег отстегивать наверх, да и засветка увеличится. Афанасию Антиповичу была ближе роль скромного паука, притаившегося в темных глубинах своей обширной паутины и методично высасывающего соки из жирных мух, попавшихся в его сети, чем яркого шмеля, посасывающего нектар на виду у завистливой публики.
Полковник Васильев никого и ничего в своем ведомстве не боялся — на все ключевые фигуры у него имелся качественный компромат и все фигуранты об этом знали. Утонуть, попасть под машину, скоропостижно скончаться от приступа аппендицита, острой сердечной недостаточности, или же какой иной болезни, вроде вегето-сосудистой дистонии, равно, как и стать жертвой уличной преступности, Афанасий Антипович не опасался — капитан полиции Егоров Глеб Владимирович из Зеленого Мыса не был единственным человеком в мире, которому пришла в голову идея "мертвой руки".
Их было, по меньшей мере, двое — капитан Егоров и полковник Васильев. Афанасий Антипович мягко и ненавязчиво, можно сказать — туманными намеками довел до сведения всех заинтересованных лиц, что в случае его трагической гибели, определенная информация мгновенно станет, достоянием как местной общественности, так зарубежной, в тех странах, где, как на зло, предполагали обосноваться после завершения своей опасной, трудной и на первый взгляд, как будто невидной службы, заинтересованные лица. Это обескураживало. Поэтому, своих Афанасий Антипович не боялся.
Правда существовали альтернативные службы, вроде ФСБ, ФСО, Генпрокуратуры и прочие подобные, которые, теоретически, могли бы заинтересоваться многотрудной деятельностью полковника Васильева, направленной не столько на борьбу с предателями в собственных рядах, сколько на увеличение собственного благосостояния, но и тут предусмотрительный Афанасий Антипович поставил им запятую, потому что все грязные и противоправные делишки, коие могли быть ему инкриминированы, совершал исключительно в перчатках, используя Казака и его людей.
В случае же гипотетического задержания господина Челбанутева и еще более гипотетического предположения, что он расколется, как беременная восьмиклассница перед директором школы, и начнет "петь", то можно со стопроцентной уверенностью утверждать, что пропеть он успеет максимум ноту "ре", до того, как повесится на собственных носках. Так что, и "чужих" Афанасий Антипович не боялся. А если уж совсем припрет — все под Богом ходим — мало ли какой форс-мажор образуется, то на этот случай имеются счета в зарубежных банках — так что, не пропадет полковник!
Единственным человеком… или — нечеловеком, хрен знает, которого опасался… да чего там опасался, будем называть вещи своими именами — боялся! полковник Васильев, был Грамон. Познакомились они несколько лет назад, при весьма странных обстоятельствах. В один ужасный день проснулся Афанасий Антипович от ужасной боли в животе и как, всякий нормальный мужик, никогда дотоле не болевший, сначала запаниковал, потом принял горсть таблеток, усердно рекламируемых по ящику, эффективными менеджерами, выдающими себя за заслуженных врачей, и успокоился, потому что боль ушла. Но, ушла, как вскоре выяснилось, ненадолго.
Делать нечего — пришлось идти к врачу. В служебную поликлинику полковник Васильев не пошел, потому что не хотел, чтобы через минуту после того, как он покинет кабинет, диагноз стал бы достоянием всех заинтересованных лиц. В террариуме единомышленников демонстрировать слабость нельзя — сожрут моментально. Вместо этого, он покопался в Интернете, нашел платного врача с максимальным количеством положительных отзывов и пошел.
Врач — здоровенный дядька, ростом под два метра, одной своей фигурой внушающий доверие, не говоря уже об опыте работы — был в прошлом флотским врачом, которому приходилось в этой жизни делать все, начиная с крестообразных разрезов и промывания фурункулов и заканчивая трепанацией черепа, молча помял живот, а потом с непроницаемым выражением лица, написал список анализов, которые необходимо сделать, а когда будут готовы, прийти утором натощак, на фиброгастроскопию — это, если по-простому, а выражаясь по-научному — глотать кишку.
Все сделал Афанасий Антипович, как велел врач и пришел. Пережил не самую приятную процедуру и стал дожидаться диагноза. Доктор томить его и выражаться намеками не стал, посмотрел строго, но без малейшей жалости в глаза — за что полковник Васильев был ему дополнительно благодарен и сказал: — Вам нужно в онкоцентр. И побыстрее.
Нельзя сказать, что диагноз оказался полной неожиданностью — чего-то подобного Афанасий Антипович подспудно и ожидал. Но, одно дело ожидать, втайне надеясь, что пронесет и совсем другое — уверенность, что самое страшное произошло. Ужас ощутил полковник Васильев. Он, привыкший всю жизнь надеяться только на себя, построивший свою маленькую империю, в которой был полновластным властелином, оказался в ситуации, когда ни один из привычных инструментов не мог помочь: ни деньги, ни высокое общественное положение, ни связи — НИ-ЧЕ-ГО! Голый и босый стоял Афанасий Антипович под хмурым осенним небом, Вечность заглядывала ему в глаза — самое время к Богу воззвать о милости, но знал полковник Васильев, что не поможет ему Господь — уж больно много людей, погубил он, пока карабкался наверх, больно много судеб сломал.
