Обнаженный Бог: Финал - Гамильтон Питер Ф. (читать полную версию книги .txt) 📗

Дариат улыбнулся другу. Губы Толтона совершенно почернели, кожа отслаивалась.

— Что-то не так? — прохрипел Толтон.

— Ничего. Просто я подумал, мы могли бы поджечь одну из ракет. Может быть, это немного согрело бы помещение.

— Да. Кроме того, это быстрее выпихнуло бы нас на другую сторону.

— Скоро так и случится. Так что если ты хотел бы, чтобы нас там что-то ожидало, что бы это было?

— Тропический остров, и пляжи тянулись бы на целые километры. А море теплое, как вода в ванне.

— И какие-нибудь женщины?

— Конечно же, господи, — Толтон зажмурился, его ресницы слиплись вместе. — Я уже ничего не вижу.

— Счастливчик. Знаешь, как ты сейчас выглядишь?

— А что насчет тебя? Что ты хотел, чтобы ожидало нас на той стороне?

— Ты это знаешь: Анастасия. Я жил ради нее. Я умер за нее. Я пожертвовал ради нее своей душой… ну, всяко за ее сестру. Я думал, она могла бы на меня смотреть в то время. Хотел произвести хорошее впечатление.

— Не волнуйся, друг, ты его произвел. Я не перестаю тебе твердить: любовь вроде твоей вскружит ей голову. Девчонки обычно хранят такое дерьмо, как безумная преданность.

— Ты самый бесчувственный поэт, какого я встречал.

— Уличный поэт. Не воспеваю я розы и шоколад. Я слишком реалист.

— Спорим, что розы и шоколад оплачиваются лучше?

Когда ему не ответили, Дариат пристально посмотрел в лицо Толтону. Он еще дышал, но очень замедленно, воздух со свистом выходил между ледяных клыков, образовавшихся у него на губах. Он больше не дрожал.

Дариат снова перекатился на свою противоперегрузочную койку и терпеливо подождал. Прошло еще двадцать минут, пока призрак Толтона поднялся над измятым узлом его одежды. Он пристально вгляделся в Дариата, затем откинул голову назад и расхохотался.

— О, черт, прими на себя этот груз. Я — душа поэта. — Смех превратился в рыдания. — Душа поэта. Понял? Ты не смеешься. Ты не смеешься, а ведь это дико смешно. Это самая последняя смешная вещь, которую ты когда-либо познаешь во всей остальной вечности. Почему же ты не смеешься?

— Ш-ш-ш! — Дариат поднял голову. — Ты это слышишь?

— Слышу ли я их? Да там триллион биллионов триллиона душ. Конечно, разрази меня гром, я их слышу.

— Нет. Не души в этой суматохе. Мне показалось, что я услышал, как кто-то зовет. Чей-то человеческий голос.

28

Это была долгая ночь для Кристиана Флетчера. Его держали на алтаре скованного цепями, пропуская сквозь него электрический ток, в то время как вокруг бушевало безумие. Он видел, как сторонники Декстера разрубали на части прекрасной работы деревянное изображение Святого Павла, которое изготовил сэр Кристофер Рен 13, чтобы осуществить свою мечту, и швыряли разрубленные куски в железные жаровни, которые теперь освещали здание. Осуществлялась молчаливая резня, людей тащили к алтарю, где ждал Декстер с оружием антипамяти. Флетчер плакал, видя, как разрушались их души, а тела были готовы принять другие из потусторонья, их личности заменялись другими, более послушными желаниям Черного Мессии. Соленые слезы текли по бороздкам, усеивающим его щеки, и жалили, точно кислота. Безумный смех и крики Кортни в то время, как Декстер уничтожал ее, пока не хлынула кровь и не покрылась волдырями кожа.

Святотатство. Убийство. Варварство. Все это никак не останавливалось. Каждое действие ударяло по тем немногим ощущением, какие у него еще остались. Он читал вслух молитвы Господни, пока Декстер не услышал его и одержимые не сомкнулись вокруг него, выкрикивая непристойности и выражая в громком пении похабное противодействие ему. Их жестокие слова вонзались в него с силой кинжалов, их радостная тяга к злу мучила его так, что он замолчал. Он боялся, что его мозг разорвется от такой нечестивости.

Во время всего этого процесса источник энергистической мощи все усиливался вместе с увеличением их числа, распространяясь, чтобы наводнить и дух, и тело. Это не было разделенным сильным желанием, которое Флетчер испытал на Норфолке, истинной жаждой спрятаться от пустоты. Здесь Декстер поглощал всю ту мощь, какая шла от его сторонников, и приспосабливал ее форму к собственным нехорошим желаниям. Когда грязно-багровый свет проник через открытую дверь, издеваясь над ночью, Флетчер наконец услышал крики падших ангелов. Сверх всего остального, дьявольская острота чуть не сломала его решимость. Конечно, даже Декстер не мог подумать о том, чтобы освободить таких чудовищ и выпустить их на Землю.

— Нет, — простонал Флетчер. — Ты не можешь их выпустить. Это же безумие. Безумие. Они же всех нас истребят.

Лицо Декстера появилось над ним, холодно сияя удовлетворением:

— Наконец-то настало распроклятое время, чтобы ты понял.

«Леди Макбет» вышла из прыжка в межзвездное пространство за тысячу девятьсот световых лет от Конфедерации. Ощущение изоляции и одиночества среди людей на борту было ничто по сравнению с тем, какими крошечными заставило их чувствовать себя такое расстояние.

Радиолокационные звездные сенсоры выскочили из своих углублений, собирая слабые потоки фотонов. Навигационные программы корректировали поиск, определяя положение космического корабля.

Джошуа производил расчет цели, незначительной световой точки, которая теперь находилась на расстоянии всего тридцати двух лет. Координаты их следующего прыжка появились у него в мозгу, вспыхнув пурпурным огоньком в конце нейросети, где горели оранжевые круги. Звезда едва виднелась с одного боку, расстояние до нее представляло относительную дельта-V. Космический корабль и звезда все еще двигались с разной скоростью, приближаясь к орбите центра галактики.

— По местам, — скомандовал Джошуа. — Ускоряемся.

На мостике раздались стоны. Довольно скоро после того, как он задействовал двигатель на антиматерии, они замолкли. Четыре g заставили всех членов экипажа опрокинуться на противоперегрузочные койки, всех, кроме Кемпстера Гетчелла: старый астроном после второго прыжка погружался в камеру ноль-тау.

— Это слишком для моих костей, — жаловался он шутя. — Вытащите меня оттуда, когда доберемся.

Все остальные выносили это. Не то чтобы у команды был какой-то выбор. Семнадцать прыжков за двадцать три часа, в пятнадцать световых лет каждый. Само по себе это, вероятно, было рекордом. Теперь никто об этом и не думал: они полностью посвятили себя тому, чтобы добиться бесперебойного функционирования систем, профессионализм, с которым мог бы справиться не всякий. Гордость их росла вместе с острым чувством ожидания по мере того, как Спящий Бог приближался.

Джошуа оставался на противоперегрузочной койке, ведя корабль со своей обычной сверхкомпетенцией. Было не особенно много разговоров после того, как туманность Ориона исчезла позади. Она была меньше на каждом звездном разведывательном экране, убывая до все уменьшающегося светового пятна, последний знакомый астрономический признак, оставленный во вселенной. Все атомные двигатели работали на максимальной мощности, быстро меняя узлы. Именно поэтому Джошуа использовал высокое ускорение между координатами вместо обычной одной десятой. Время. Оно стало основным и самым драгоценным из всего, что у него осталось.

Инстинкт гнал его вперед. Эта загадочная теплая звезда, крепко держащаяся на оси датчика, пела ту же песню сирены, которую он когда-то слышал в Кольце Руин. Столько всего приключилось в этом полете. Так много собственных надежд было теперь вложено сюда. Он не мог верить, не верил, что все это проделано напрасно. Спящий Бог существует. Памятник культуры ксеноков, достаточно могущественный, чтобы заинтересовать киинтов. Они были абсолютно правы, открытия, совершенные во время этого полета, постоянно подчеркивали его важность.

— Узлы готовы, капитан, — доложил Дахиби.

— Благодарю, — ответил Джошуа.