Темный разум - Эшер Нил (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Забрав наконец поднос с едой, я вернулся к Тренту и Габриэлю.
— Я работал с первыми адаптогенами. У серии НС-92, задействованной в роду Собелей, имеется ряд легко распознаваемых побочных эффектов.
Трент неловко пригладил свой ирокез:
— Например?
Я сел:
— Например, белые глаза.
Конечно, общение с Трентом тоже вызывало у меня дежавю, но причина была очевидна, и скрывать ее я не собирался.
— А еще?
— Наверное, твоя острая черепушка, — встрял Габриэль.
Пару секунд Трент сверлил его взглядом, потом вновь переключился на меня.
— Однако, — продолжил я, — основная причина, по которой я определил данный адаптоген, — внешнее сходство. Ты мог бы быть братом–близнецом Фелландера Собеля. У вас даже голоса одинаковые.
Фелландер Собель прибег к генетической модификации, получив способность существовать в мире с высокой гравитацией. Это свойство унаследовали его многочисленные отпрыски, а уж сколько детей завели в свою очередь они — вообще не представляю. Даже в прошлой жизни я не слишком интересовался этим, потом познакомился с Силаком, потом началась война, потом больше века я был мертвецом…
— Ты с ним встречался?
— Я сам впрыснул ему НС девяносто два.
Трент ошеломленно уставился на меня, теребя свою серьгу с фиолетовым сапфиром. Вероятно, украшение много для него значило — он всегда тянулся к камню в трудные моменты. Поворочав мозгами и, видно, не придумав, что бы еще сказать, он ткнул пальцем в Габриэля:
— А как насчет него?
Я неторопливо поглощал макароны с креветками. Габриэль. Еще один тяжеловес, но в данном случае габариты — результат подкачки. Мышечная масса явно удвоена, и, судя по всему, увеличена и ее плотность, а следовательно, должны были проводиться наслоение костей и укрепление суставов: такая мускулатура просто переломала бы обычные человеческие кости. «Форсов» на его теле не видно, кожа — неестественного ярко–розового цвета, глаза — бледно–голубые, коротко стриженные волосы — светлые. Носит он боевой скафандр, превращенный в куртку путем отрезания низа, радужную футболку, джинсы и легкую «альпинистскую» обувь. Но о его прошлом говорят и другие, не слишком явные зацепки.
— Тарсис–сити, вероятно… или один из гидропонных городов Хриса. — Я вгляделся в его лицо. — Полагаю, татуировки ты сводил здесь, на Погосте. Ни один пластический хирург Государства не сотворил бы такого безобразия.
На Погосте, ничьем пространстве, лежащем меж Государством и Королевством, катастрофически не хватало профессионалов. Все, кто работал на научно–технический прогресс, предпочитали не покидать Государства, где тебе доступны любые ресурсы. На этом я сыграл, обратившись к Изабель. Однако догадка о сведенной татуировке была только логическим умозаключением. Марсианские татуировщики пользуются самовоспроизводящимися чернилами, порой проникающими даже в кости, так что с удалением их, тем более здесь, вполне могли возникнуть проблемы.
Габриэль с досадой поморщился и потер щеку. Пятна, скрывшие узоры традиционных мужских марсианских татуировок, были почти незаметны. Почти.
— Тарсис–сити, — буркнул он.
— Ха! В точку! — воскликнул Трент.
Мы, вроде, неплохо поладили, но я, вытаскивая из кармана фляжку и наливая ее содержимое в чашечку, размышлял, не принимают ли участие эти славные парни в потрошении людей и превращении их в рабов. А может, они оставляют грязную работенку головорезам малых станций? Разговор наш перешел на забавные случаи из моего военного опыта, и наемникам, конечно, захотелось попробовать настоящий земной виски. Будучи профессионалами в своей области, они, прежде чем пригубить, проверили напиток персональными сканерами токсинов. Бесполезно. Свою дозу прионов парни получили с поверхности кружек, которые я, наливая драгоценную жидкость одной рукой, бережно держал другой. Впрочем, они наверняка уже заразились и так: требовалось–то всего–навсего дотронуться до чего–нибудь, чего недавно касался я, поскольку прионы жили и сохраняли активность вне моего тела еще два часа. А я выпускал их из ладоней постоянно, начиная еще с осмотра Изабель.
Путешествие к первому нашему пункту назначения на Погосте растянулось на несколько недель. Для управления покинутым государственным истребителем мне нужен был специфический тип разума. Я ходил раздраженный, мне хотелось добраться до Пенни Рояла немедленно. Однако ускорить межзвездный полет невозможно, а идти против черного ИИ без должных приготовлений — немыслимо.
Эту планету бродяги–звездолетчики презрительно окрестили Литоралью, и ее обитатели–полулюди с несколько извращенной гордостью приняли сие название. По прибытии я поймал себя на размышлениях о многообразии человеческих трансформаций. Люди меняют себя сами, люди меняются, покидая Землю и населяя отдаленные районы космоса. Предки Трента Собеля старались приспособиться к новой окружающей среде, а стремление Изабель Сатоми к власти обернулось против нее — при содействии обезумевшего богоподобного разума. В иных случаях причины изменений могут быть не столь очевидны…
В процессе путешествия я кое–что узнал об обитателях этого мира. Похоже, местные жители восхищались прадорами — и довели свое преклонение до предела. Так что я не должен был удивиться, увидев «моллюска» — человека, имитирующего форму прадоров, — однако моя реакция меня поразила. Свои ощущения я тут же проанализировал. Откуда это непреодолимое, инстинктивное отвращение, если в Государстве я сталкивался со случаями, когда модификации и «улучшения» принимали куда более дикие формы? Почему я не испытал те же чувства, наблюдая за метаморфозами Изабель?
Во–первых, понял я, оттого, что, по моим меркам, я сражался с прадорами всего несколько месяцев назад. Еще я знал, что внешний вид «моллюсков» выражал их внутреннее уродство. Да, внешность Изабель тоже попадала под это определение, но ей ведь не оставили выбора.
А здесь, передо мной, стоял один из тех, кто ненавидит человечество и поклоняется — с почти религиозным пылом — расе, перенесшей законы селекции на собственных детей, поедая неудачных. Но и это еще не все. Прадоры не ведают ни совести, ни морали, ни сочувствия; прадоры — злобные монстры, жестокие хищники–беспредельщики, которых нельзя сравнить даже со зверями — те не убивают сверх необходимого. Прадоры хирургически превращают своих детей в биологические механизмы, безжалостно истребляют соперников и, дай им шанс, уничтожили бы человечество. Нет никого, кто ближе подошел бы к безысходному злу.
Я и не заметил, что скребу шею, пытаясь унять психосоматический зуд. Потом вспомнил холод железных паучьих лапок рабодела, погружающихся в мою плоть, и подумал: едва ли мое мнение о прадорах можно назвать беспристрастным.
— Ты Спир? — проскрежетал человек — «моллюск».
— Да, я Торвальд Спир. — Я снял дыхательную маску.
Он был на фут ниже меня, но куда шире в плечах и массивнее. Диск панциря выступал на несколько футов со всех сторон из–за склоненной под углом в сорок пять градусов спины, точно придавленной тяжелым железным щитом. Однако поддерживали его человеческие ребра, спаянные с краями панциря, который защищал внутренние органы. У «моллюска» имелось две пары членистых ног и человеческие руки, расположенные на фут ниже обычного. Из заглубленного правого плеча высовывалась широкая крабья клешня, а из левого — узкая, как у лангуста. Если смотреть спереди, то казалось, что получеловек вот–вот упадет — но не падает благодаря удерживающему равновесие крабьему хвосту в форме подковы. Антропоморфная голова поднималась на ребристой шее, а человеческие глаза моргали на стебельках, растущих из темени. Ряд других, ярко–красных глаз располагался полумесяцем на лице, а ротовой аппарат принадлежал, похоже, стрекозе.
Тут потрудились не хирурги Государства. А те, кто это делал, работали не слишком хорошо, судя по россыпи гнойничков на человеческих частях тела в местах их соединения с прадорскими «деталями». «Моллюск», несомненно, страдал аллергической реакцией из–за сбоя перепрограммированной иммунной системы.
