Моя цель — звезды - Бестер Альфред (мир бесплатных книг .TXT) 📗
В подвале фабрики располагалась кунсткамера — зоопарк анатомических диковин, естественных фриков и монстров. Все они были куплены или украдены Бэйкером. Он был поистине очарован этими существами и проводил рядом с ними долгие часы, потягивая напитки и любуясь уродствами так, как другой мог бы любоваться бесценными произведениями искусства. На первом этаже, он же средний, располагались палаты для постоперационной реабилитации, лаборатории, административные помещения и кухни. На втором, верхнем, находились операционные.
Бэйкер работал с лицом Фойла в одной из небольших операционных, которой обычно пользовался для хирургии сетчатки глаза. Он согнулся над освещенным жаркими лампами операционным столом, методично орудуя стальным молоточком и платиновой иглой. Бэйкер следовал линиям старой татуировки, выискивая каждый шрамик на коже лица Фойла и беспощадно погружая в него иглу. Голову Фойла удерживали ремни, но тело не было привязано. Мускулы его вздрагивали при каждом ударе молоточка, но он так ни разу и не дернулся, вцепившись пальцами в края операционного стола.
— Самоконтроль, — процедил он сквозь зубы. — Хотела научить меня самоконтролю, Джиз. Я практикуюсь.
Он подмигнул ей.
— Не шевелись, — остерег Бэйкер.
— Я дурака не валяю.
— Все в порядке, сынок, — сказал устало Сэм Квотт и покосился на искаженное яростью лицо Джизбеллы. — А ты что скажешь, Джиз?
— Он учится.
Бэйкер продолжал взмахивать молоточком и бить им по игле.
— Послушай, Сэм, — пробормотал Фойл едва слышно. — Джиз сказала, у тебя есть корабль. Для нелегальных перевозок?
— Точно. Для нелегальных перевозок. На четырех человек. Двойной движок. Такие называют «Уик-энд на Сатурне».
— Почему «Уик-энд на Сатурне»?
— Потому что уик-энд на Сатурне длится девяносто дней. Корабль может взять припасов на три месяца.
— Мне подойдет, — процедил Фойл, дернулся было, но сдержал себя. — Сэм, я хочу нанять твой корабль.
— Зачем?
— Одно горяченькое дельце.
— Законное?
— Нет.
— Тогда это не для меня, сынок. У меня нервы уже не те. Мне хватило вот этих джонтов с тобой по кругу, на шаг впереди копов. Я вышел на пенсию. Ничего не хочу, только чтобы меня оставили в покое.
— Плачу пятьдесят тысяч. Тебе не нужны пятьдесят тысяч? Ты сможешь сидеть себе по воскресеньям, пересчитывать их.
Игла продолжала беспощадно вгрызаться в плоть. При каждом ударе тело Фойла сводило судорогой.
— О, у меня уже есть пятьдесят тысяч. У меня есть вдесятеро больше. Наличкой. В венском банке. — Квотт полез в карман и достал оттуда кольцо с прицепленными к нему сверкающими радиоактивными ключами. — Вот ключ от банка. Вот ключ от домика в Йобурге. Двадцать комнат. Двадцать акров. А вот ключ от моего «Уик-энда» в Монтоке. Ты меня не проведешь, сынок. Я выхожу из игры, пока еще на шаг впереди. Я джонтирую в Йобург и проживу остаток жизни счастливо.
— Одолжи мне «Уик-энд». Можешь потом отсиживаться в Йобурге. Пересчитывать денежки.
— Пересчитывать — когда именно?
— Когда я вернусь.
— Ты хочешь, чтобы я тебе отдал корабль просто на доверии и обещании заплатить за полет?
— Под гарантию.
— Какую такую гарантию? — фыркнул Квотт.
— В астероидном поясе разбился корабль. Называется «Кочевник». За него назначена награда.
— Что такого особенного в этом «Кочевнике», чтоб за него платили вознаграждение?
— Понятия не имею.
— Врешь.
— Понятия не имею, — упрямо пробормотал Фойл. — Но там должно быть что-то ценное. Спроси Джиз.
— Послушай меня, пожалуйста, внимательно, — сказал Квотт. — Я тебе преподам урок. Мы работаем легально. Мы не снимаем скальпов. Мы не таимся друг от друга. Я понимаю, что у тебя на уме. Ты что-то нарыл, но не хочешь с другими делиться. Поэтому клянчишь, чтоб тебе…
Фойла под иглой сводили судороги, но он повторил с прежним упрямством одержимости:
— Понятия не имею, Сэм. Спроси Джиз.
— Хочешь честной сделки — делай честное предложение, — сердито сказал Квотт. — Не сиди в засаде, как татуированный тигр, ища, блин, кого бы растерзать. У тебя, кроме нас, друзей нет. Не пытайся с нас скальпы снять и…
Квотт замолчал: с губ Фойла сорвался вопль.
— Не двигайся, — сказал Бэйкер без всякого выражения. — Если ты дергаешься, я не могу контролировать иглу.
Он посмотрел на Джизбеллу долгим внимательным взглядом. У нее задрожали губы. Внезапно девушка расстегнула кошелек и, выудив оттуда две банкноты по пятьсот кредитов, швырнула их на стол рядом с мензуркой кислоты.
— Мы снаружи погуляем, — бросила она.
В приемной она упала в обморок. Квотт уволок ее в кресло и нашел медсестру, которая привела девушку в чувство, сунув под нос нашатырного спирту. Она так отчаянно разрыдалась, что Квотт перепугался, отпустил медсестру и терпеливо подождал, пока она перестанет.
— Да что вся эта хрень значит? — требовательно осведомился он. — Зачем эти деньги?
— Это… цена… крови.
— Как так?
— Не хочу… рассказывать.
— Все в порядке?
— Да.
— Что я могу для тебя сделать?
Долгое молчание, потом Джизбелла слабым голосом спросила:
— Ты собираешься договариваться с Гулли?
— Кто, я? Нет конечно. Шанс один из тысячи.
— На борту «Кочевника» должно быть что-то ценное. Иначе бы Дагенхэм так не домогался у Гулли этой инфы.
— Меня она, как и прежде, не интересует. А тебя?
— Меня тоже. Меня вообще больше не интересует Гулли Фойл.
Снова пауза. Квотт спросил наконец:
— Могу я вас покинуть?
— Тебе нелегко пришлось, да, Сэм?
— Прыгая по этой карусели с тигром, я тысячу раз думал, что вот-вот сдохну.
— Мне жаль, Сэм.
— Это и я чувствовал. Когда подвел тебя в тот раз. Когда они загребли тебя в Мемфисе.
— Бросить меня было естественно, Сэм.
— А мы всегда поступаем естественно. Вот только бывают случаи, когда так поступать нельзя.
— Знаю, Сэм, знаю.
— И потом проводим остаток жизни, пытаясь все исправить. Мне, пожалуй, повезло, Джиз. Нынче вечером я с себя этот груз сбросил. Можно мне теперь домой?
— Назад в Йобург и к счастливой жизни?
— Угу.
— Не оставляй меня одну, Сэм. Я себя стыжусь.
— Чего так?
— Жестокое обращение с тупыми животными.
— Что ты имеешь в виду?
— Не обращай внимания. Покрутись немного вокруг меня. Расскажи про счастливую жизнь. Что в ней может быть такого счастливого?
— Ну, — задумчиво протянул Квотт, — это получить все, о чем ты мечтаешь ребенком. Если в пятьдесят у тебя есть все, о чем мечталось в пятнадцать, значит, ты счастлив. А когда мне было пятнадцать…
Квотт углубился в рассуждения о символах, амбициях и фрустрациях мальчишества, которые ему наконец удалось удовлетворить. Потом Бэйкер появился из двери операционной, и Квотт замолчал.
— Ты закончил? — нетерпеливо спросила Джизбелла.
— Закончил. Когда я ввел ему анестезию, работа пошла быстрее. Они ему лицо перевязывают. Через пару минут придет в себя.
— Он слаб?
— Конечно.
— Сколько времени пройдет, пока можно будет снять повязки?
— Шесть или семь дней.
— Лицо очистится?
— Я полагал, его лицо тебя не интересует, дорогуша… должно бы очиститься. Не думаю, что оставил там хоть частичку пигмента. Ты бы хоть восхитилась моим искусством, Джизбелла. А также моей дальновидностью. Я намерен финансировать путешествие Фойла.
— Ты что? — рассмеялся Квотт. — Ты ввязываешься в игру с шансами один на тысячу, Бэйкер? Я думал, ты умнее.
— Я умнее. Боль оказалась непереносимой, и под анестезией он раскололся. На борту «Кочевника» двадцать миллионов платиновыми слитками.
— Двадцать миллионов?!
Лицо Квотта потемнело, и он развернулся к Джизбелле. Но та тоже была вне себя.
— Не надо на меня так зыркать, Сэм, я не знала. Он от меня это утаивал. Клянусь, что он ни разу не сказал, отчего за ним гонится Дагенхэм.
— Именно Дагенхэм ему сообщил, — сказал Бэйкер. — Я вытянул из него и это тоже.
