Пути Господни (СИ) - Шабельник Руслан (читать книги .txt) 📗

- Благослови и меня, Учитель!

- Благословляю.

Дурак, наивный глупец. Сто лет понадобилось, чтобы прозреть. Меряя историей – капля, чертовски мало. Меряя искалеченными судьбами…

Виноват, как же он виноват перед ними. Предками, поверившими ему, закончившими жизненный путь в топке утилизатора со сладкой надеждой на будущее. Живущими сейчас – просящим благословение, смотрящим с надеждой – мальчиком и его матерью. И самое главное – перед многими поколениями их потомков.

Знали бы они.

Впору проклинать.

- Учитель, благослови.

- Благословляю.

Упасть на колени, сейчас, перед всеми, просить, вымолить прощение… нет ему прощения.

А может… открыться, выйти к церковникам, сказать, кто он на самом деле, пожурить нерадивых детей, подкорректировать, исправить, и с начала, ведь не все потеряно!..

Не поверят. Или того хуже – обожествят.

Но вероятнее – первое.

Появись Иисус на Земле в век инквизиции, странствуй, проповедуй, твори чудеса, наводи порядок в храмах – его первого сожгли бы на костре. Может и сожгли, за тысячами жертв не заметив смерти Спасителя.

- Благослови, Учитель.

- Благословляю.

Родители строго настрого запретили спускаться в заброшенные сектора, но запретный плод, как известно, сладок.

Мальчишки натолкнулись на человека.

Мальчишки – это Тимур, Саша Гайдуковский, Андрей Гопко, Нолан и еще пара примкнувших к компании ребят из сектора химиков.

Поначалу они испугались. Но, увидев, чем занят незнакомец, осмелели.

Тимур и Саша, как самые смелые подошли ближе.

Человек плакал.

Тихо, без вздрагиваний.

Блестящие слезы стекали по худым щекам.

- Простите, простите…

Шептали искусанные в кровь губы.

Человек взглянул на детей.

- Простите меня!

***

Место аварии: реакторный отсек.

Причина: износ оборудования (трещина во втором экранирующем кожухе).

Потери людских ресурсов – 0.

Прекратили функционировать, либо получили повреждения, несовместимые с дальнейшей трудовой деятельностью – 23 раба. Отработанный материал утилизирован.

Рекомендуемая квота на детей – 5.

Боэта!

Боэта!

Рхат Лун пребывал, словно во сне.

«Великая Мать, спасибо!»

Крамольная мысль иногда закрадывалась в его голову: «Ради встречи с Боэтой, стоило оказаться на Ковчеге».

Хозяин Брайен уже несколько раз брал Рхата на собрания. Каждый раз в разное место. И каждый раз он встречал там Боэту. Забившись в самый дальний угол, они разговаривали с девушкой. Долго, пока шло собрание. В последнюю встречу, Рхат осмелел, тихонько, в темноте, он накрыл волосатую руку девушки своей ладонью. И она не отдернула.

Рхат был счастлив.

После этого он не спал всю ночь, молился, мечтал, считал дни до следующего собрания.

Никогда работа по дому не была настолько в радость. Никогда хозяева не были такими добрыми. Никогда дни не тянулись так мучительно долго…

- Ты уверенна, ты точно уверенна?

- Да, не забывай, это не впервые. Все симптомы!

Громкие голоса Хозяев вывели из полусонного состояния.

- Не очень хорошо.

- Думаешь, я не понимаю!

Ругаются?

Как они могут ругаться, когда вокруг все так хорошо! Как кто-то вообще может быть недоволен!

- Не кричи, Лизу разбудишь.

- Извини.

- Ничего, ты меня извини.

- Я люблю тебя.

- Я тоже тебя люблю.

Любовь – другое дело. Конечно, любовь Хозяев совсем не такая, как у Рхата. У него она намного сильнее, чище…

- Еще раз спрошу – уверенна?

- Да, я беременна.

Беременна!

Какое счастье!

Хозяйка беременна!

Какая радостная новость!

Осмелевший Рхат, едва не ворвался к ним в спальню.

Поздравить! Все равны – сами говорили.

- Что будем делать?

- Не знаю, пока не знаю…

Непонятно.

Почему в голосах людей нет радости?

Рхат представил, как бы он радовался, узнай, что жена ждет ребенка… особенно, если жена – Боэта…

- Я… все будет хорошо, я люблю тебя.

- Я тоже тебя люблю.

Чужие обычаи. Непонятные разговоры.

***

И настали смутные времена.

Но истинные сыны и дочери сохранили верность Заветам Учителя и Матери Церкви, ибо знали – любящий Отец испытывает их. И чем суровее испытание, тем щедрее грядущая награда.

Летопись Исхода

Глава 2. часть 9.

Александр Сонаролла восседал за рабочим столом в кабинете главы текстильщиков. Стопка листов серой бумаги, да механические часы на бронзовой подставке, ничто более не нарушало девственную серость стола.

Брови пастыря сошлись к переносице, да так, что образовали почти сплошную линию.

Перед Пастырем стоял докладчик, и монотонная дробь тихого голоса вплеталась в неизменный гул Ковчега.

- Катали и Протесты снова подрались, прямо на Майдане. Наши соглядатаи поначалу не вмешивались в потасовку, однако потом не удержались. Результат – два человека в больнице.

Вечные лампы с высоты потолка глядели на докладчика безразличными глазами.

- Бывший учитель младших классов Несторий собирает сторонников. Выступает публично. На последнем собрании присутствовали наши люди, насчитали более ста человек. Несторий утверждает, что Учитель не человек, и не богочеловек, а сын бога.

Переминающаяся у стен дюжина подвижников, в среде которых угадывались и старшины цехов, издала дружное, неопределенное:

- О-о-о.

- Небезызвестный Апполинарий снова без разрешения выступал в ткацких цехах, в рабочее время, - голос продолжал отбивать заведенную дробь.

Брови сошлись сильнее, внутренние концы их опустились, отчего вся конструкция начала напоминать воронку, особенно в сочетании с длинным тонким носом Сонароллы.

- Говорил то же, что и обычно. Учитель – бог, спустившейся на землю в человеческом обличии. Ткачихи слушали с превеликим вниманием.

Пол года, коротких, как время счастья, каких-то шесть месяцев назад, когда его только избрали Пастырем, Сонаролла накинулся бы на докладчика:

- Как же вы допустили!

- Запретить! Разогнать!

Время не только лечит, но и вносит свои коррективы. А перемены не всегда к лучшему.

Костер, распаленный им и Стаховым, распался множественными искрами, каждая из которых грозила разродиться полноценным пламенем.

Течения и взгляды на сущность Учителя, а с ними и на уклад жизни, множились синяками на теле незадачливого ребенка. Только, так называемых, «Человеческих», «Арианских» течений насчитывалось около полудюжины. А были еще Бадасты, утверждающие, что Учитель всего лишь пророк, ниспосланный Высшим Разумом; Гаситы, ополчившиеся на ежесубботние Благодарения; Махонцы, призывающие вообще отказаться от любого управления, а все вопросы решать общим собранием.

- Отец-Учитель, куда мир катится…

Кажется, это произнес Никий Гвана, тот самый Никий Гвана в каюте которого они собирались неполный год назад, и который так рьяно обличал Арианцев на сборе Сердика. Длинные волосы висели жирными неухоженными прядями. Даже кружевные манжеты – предмет насмешки мужчин и тайной зависти женщин - свесили дырявые уши.

Сонаролла поднялся, тяжело, седую голову одолевали тяжкие думы, проступая морщинами на сером лице.

Поднялся, чтобы тут же опуститься на колени.

Под шелест одежд за Пастырем последовали остальные.

Сонаролла сплел длинные пальцы тонких рук.

- Учитель, Отец наш небесный, зглянься на неразумных детей твоих. Наставь на путь истинный, не дай сойти с пути праведного. Прости детям своим грехи совершенные не по злому умыслу, не в черноте душевной, а лишь по невежеству. Избави неразумных от новых прегрешений. Вразуми заблудших, возврати сошедших.

- Вразуми заблудших, возврати сошедших, - нестройным хором повторили сотоварищи.

И лампы, вечные лампы, убавили неизменное свечение, тускло мерцая душами заблудших грешников.