Тяжкий груз (СИ) - Кунцев Юрий (читать книги онлайн полностью без регистрации .TXT) 📗
— Я верю, что ты способен держать себя в руках, — соврала Вильма. — Но, знаешь, даже людям иногда необходим клапан аварийного сброса давления. Может быть, тебе стоит слегка ослабить хватку?
— Я совсем недавно прямо у тебя на глазах набил Акселю морду, — наконец-то повысил он свой тон и мигом успокоился. — Как еще я могу ослабить хватку?
— О, нет, мордобой — это уже лишнее, — поспешила ему напомнить Вильма. — Просто хочу, чтобы ты знал, что если у тебя на душе не спокойно, ты всегда можешь выговориться мне.
— Хочешь, чтобы я тебе жаловаться начал и в жилетку плакаться? Ты кем себя возомнила, капитаном или психотерапевтом?
— Твоим другом.
— Я к своим друзьям в душу не лезу.
— А ты залезь, — предложила она с вызовом в голосе.
Он ненадолго отвел взгляд, и слегка сползшая на бок тень на его лбу тушью подчеркнула вздувшуюся вену. Когда-то давно, возможно, в прошлой жизни, у них был похожий разговор на похожую тему. Они пообещали друг другу, что будут теми самыми друзьями, которые хорошо проводят время вместе и всячески друг друга поддерживают. Если не считать редкие беспомощные попытки со стороны Вильмы, никто из них это обещание так и не сдержал, и вместо дружеской теплоты Вильма испытывала лишь сожаление.
— Ладно, говори начистоту, чего ты добиваешься?
— Разве это не очевидно? Чтобы люди под моим руководством были эффективными членами команды, — выдохнула она, разочарованная таким простым вопросом. — А эффективными членами команды я не могу назвать людей, которые взрывают себя. Хватит замыкаться, Радэк. Я давно тебя знаю, видела, на что способны твои руки и твоя голова, и точно знаю, что в хорошем расположении духа ты просто не можешь наделать ошибок.
— О каком хорошем расположении духа может идти речь? — нервно выплюнул он. — Мы уже двух человек убили!
— Так в этом дело? Тебя все еще смерть Бьярне беспокоит?
— Говоря человеческим языком, если машина сломалась у меня в руках, я хочу быть уверенным, что не я стал причиной поломки.
У Вильмы на секунду отвисла челюсть.
— Ты уверен, что сейчас выразился человеческим языком?
— Да, черт возьми, Вильма, — прорычал Радэк, надавив обеими руками на столешницу, — у меня перед носом человек умер, а я даже не знаю, от чего, и насколько я к этому причастен.
— Нам всем тяжело, Радэк, но тебе нужно успокоиться и не накручивать себя, пока ты не начал строить всякие бредовые теории, как Петре…
— У Петре были теории? — нахмурился Радэк и тут же пожалел об этом, в очередной раз сморщившись от боли.
Вильма мысленно ударила себя по языку. Она не хотела обсуждать Петре, но молчать или врать было уже поздно — она сама загнала себя в ловушку искреннего дружеского разговора, в котором что-то умалчивать стало бы проигрышным ходом.
— Бредовые теории, — уточнила Вильма. — Он и меня пытался в чем-то убедить, но, кажется, после вашего с Акселем боя потерял к этому интерес.
— И? — оттопырил Радэк уши. — Продолжай. Мне очень интересно.
Он редко смотрел на Вильму таким внимательным и почти голодным взглядом. От этих широких зрачков, готовых целиком проглотить ее лицо, ей стало некомфортно сидеть на стуле, а потолочные светильники словно прибавили в яркости.
— Тебе не кажется, — решилась она на попытку увильнуть от разговора, — что обсуждать вот так людей за их спинами вообще-то не очень прилично?
— Расскажи, пожалуйста, — вежливо попросил Радэк, но с тем же успехом мог просто прижать к ее обнаженной нежной шее электрошокер, — все, что знаешь.
18. На моих условиях
Когда человек долго вглядывается в темный коридор, ему начинает казаться, что во тьме скрывается что-то страшное. Почему именно страшное? Потому что человеку свойственно бояться неизвестности — привет от древнего инстинкта выживания, заставляющего опасаться всего незнакомого или неподдающегося контролю. Радэк был тем самым коридором, в котором скрывалось темное прошлое и мрачные секреты. Он был не самым компанейским человеком, и на вопрос «Как поживаешь?» предпочитал отвечать «Нормально», вместо того, чтобы расписывать те события из своей жизни, которые он сочтет интересными. Так он видел себя со стороны, и понимал, почему близкие ему люди часто пытаются залезть ему в душу и пролить свет на сокрытое.
Самая страшная тайна, скрывающаяся за плечами Радэка, состояла в том, что скрывать ему нечего, а его наистрашнейший грех состоял в том, что он был скучным человеком, видящим свое прошлое в серых тонах и с равнодушием относящийся к своей прошлой жизни. Он родился, вырос, пошел в школу, лишился аппендикса, решил стать космическим дальнобойщиком, покинул родной мир и с тех пор ни по чему не скучал, и когда он описывал свою жизнь в двух словах, его слушатели кивали и молча ему не верили. Парадокс состоял в том, что чем ближе его узнавали люди, тем сильнее им казалось, что они плохо его знают. Разумеется, Радэк рассказывал о себе не все, оставляя при себе те вещи, которыми с другими делиться просто не принято, и тем сильнее вокруг него расцветал ореол мнимой загадочности.
Его устраивала жизнь человека, шагнувшего в космос с легкой ноги, не отягощенной никаким эмоциональным багажом. Возможно, лишь благодаря этой внутренней пустоте он смог отдавать себя работе и заработать репутацию ответственного человека, но около двадцати лет назад, когда они с Вильмой были немного моложе и гораздо тупее, его душевное равновесие отправилось туда же, куда для них на какое-то время отправился кодекс поведения. В тот день он приобрел свой первый по-настоящему увесистый эмоциональный багаж, полный стыда, сожаления и самоукора. Первое время он винил во всем Вильму и ее легкомысленность. Чуть позже на скамью подсудимых подсела его собственная самоуверенность. Долго время его грызло чувство, что он не работает с Вильмой, а скорее заперт с ней в одной клетке, ключи от которой он сам же и выбросил за борт, и тогда он наконец-то понял, что значит быть человеком, которым всего его считают. Оказалось, нет ничего хорошего в том, чтобы оправдывать несправедливые ожидания людей, сидящих по ту сторону столешницы.
Они с Вильмой пообещали друг другу остаться друзьями и с тех пор никогда не обсуждали произошедшее, поэтому Радэк не знал, чувствует ли она что-то подобное, и не хотел спрашивать. Шло время, старые раны затягивались, и с тех пор лишь одно чувство к Вильме у Радэка осталось хрупким шрамом на душе — недоверие. При виде ее он часто ожидал от нее какого-то подвоха, и это чувство настолько укоренилось в их отношениях, что он даже перестал это замечать. Когда Ленар объявил, что Вильма готовится стать капитаном, к недоверию примкнуло ожидание. Радэк начал ждать от нее каких-то шагов, поступков или чего-то еще, что вернет утраченное доверие. Он не считал Вильму врагом, но верил, что если снова даст слабину и позволит прошлому вмешиваться в их отношения, для него это будет подобно позорному бегству с поля боя.
Но Вильма несла ему лишь разочарование.
«Иногда есть кто-то, кто рассчитывает, что ты возьмешь всю ответственность на себя из благородных побуждений» — высказалась она о смерти Бьярне, и Радэка эти слова ужасно пугали. Если все решили просто дождаться патологоанатомической экспертизы, то Вильма решила сделать вид, что ее это не касается, и именно в тот момент она снова начала выводить его из себя. И снова он был вынужден держать все в себе.
Пока он отдыхал от космических вылазок, у него нашлось время и силы, чтобы подумать, и он стал думать непростительно много. Он уже перестал понимать, на ком зациклился сильнее, на Вильме или на Бьярне, но решил, что от мертвеца меньше хлопот, и ухватился зубами за ниточку, которая вела к чему-то, что обещало быть отдаленно похожим на разгадку. Это был Петре — еще один человек, которому Радэк не питал особого доверия. Дело было не в том, что Петре сделал что-то плохое, а, как обычно, в самом Радэке, который не понимал, чем обычный корреспондент сможет ему помочь.
