Вера. Надежда. Любовь (СИ) - ЛетАл "Gothic & (читать книги без сокращений txt) 📗
— Вот молодежь пошла, хлебом не корми — дай поиграть в суперменов, — хохмит в ответ «братан», видимо желающий, чтобы эта самая молодежь брала пример с него, и верила, как Нео Морфиусу.
Пропуская мимо ушей комментарии, мягкой поступью идущего на эшафот подхожу к своему столу. Кресло в сторону. Верхний ящик. Рука сама тянется к шершавой рукояти. Легкий тремор останавливаю волевым приказом: «Хватит. Не дрейфь!»
— Руки в гору, сучье! Живо! — приказ, словом Божьим вместе с клацаньем затвора.
— Красавчик, ты чего? — бледнеет расписной, да и луноликий, глядя в стальной глаз смерти, явно чувствует себя не лучшим образом.
Зато я ловлю кайф. Ни с чем не сравнимый кайф властелина судеб, видя, как вытягиваются рожи ненавистных чмырей перед моим собственным аргументом, с которым рискнет поспорить разве какой киношный дебил*.
— Я тебе не красавчик! — опираюсь жопой о подоконник, чувствуя раздрай в душе: прям не знаю с кого начать расстрельную миссию. — И только попробуй рыпнуться! Стреляю без предупреждения.
Э-э-эх… Надо было, как в кино, пламенную речь замутить минут на мнадцать, с пафосом, с театральными жестами и громкими словами, а я только наслаждаюсь моментом да перевожу ствол с одного визитера на другого и жду того самого движения, что даст мне повод нажать на спусковой крючок.
Увы, повода не дают. «Дорогие гости» послушны, как овцы в овчарне: с грацией балерины задирают хенде хох и так и замирают, не рискуя без команды начать крутить фуэте.
— Хорошо-хорошо, как там тебя… — нарушает повисшую тишину потерявший память азиат.
— Безликий… — бубнит славянин, напоминая подельнику мое погоняло, но все же обращаясь ко мне: — Прости, непоняточка вышла. Мы поняли — все вопросы к Тухлому, ты не при делах, — согласно повторяет недавно сказанные мной слова, перемещая руки вперед, словно ладонями прикрывая себя от смертельной угрозы, зажатой в моих руках.
— Ты только не дергайся, — увещевает узкоглазый того, кто спокоен, как удав перед двумя кроликами. — Мы сейчас уйдем и больше тебя не побеспокоим, — осторожно кивает в сторону двери и даже пытается сделать шаг.
— Это ты не дергайся! — мечтая проделать дыру в тупой башке, направляю дуло в лобешник желающему сделать ноги и припоминаю «подельникам» их собственные слова. — А то нервы у меня слабые, а палец на крючке затек.
В моей собственной голове полнейшая вакханалия. Образы один кровавее другого будоражат сознание. Я затмеваю жестокостью и изобретательностью и Хичкока*, и Такаси Симидзу*, и Фрэнка Дарабонта*. Хотя те ужасы, что генерирует мой мозг, намного страшнее. Жалко, что живу не за городом, а значит ничему этому не сбыться…
— Безликий. Не горячись. Ведь посадят тебя, — увещевает казах.
— Мне похуй!
— За нас тебя порешат на зоне, — продолжает давить на психику, приводя веские для него аргументы. Но не для меня!
— Похуй!
— Калмык, ты чего перед этим ненормальным расшаркиваешься? — взрывается тирадой водила, выходя из ступора. — Он не выстрелит. Ссыкло он. Петушок. Таких топтать надо, а не договариваться.
Быдлик дергается ко мне, видимо, намереваясь потоптать, и выбор сделан. Все как в замедленной съемке и словно не со мной. Но мозг работает четко. Тело слушается приказов. И только сердце не слушается и бешено колотится под напором колоссального выброса адреналина.
Дуло на водилу. Я буквально вижу, как боек разбивает капсюль и девять смертельных граммов, закручиваясь волчком, вылетают из ствола ПМ. Как свинцовое жало вгрызается меж ненавистных глаз, оставляя на лбу темное пятно. Как буравит мозг и выходит с другой стороны черепа, увлекая за собой ошметки серого вещества, красной крови и русых волос. Без лишних слов, в мгновение ока гася искру жизни в человеческом теле. Безвозвратно. Бессрочно. Во веки веков.
Я! ЕСМЬ! БОГ! И со мной еще одно божественное создание.
Чувствую за своей спиной ЕГО. Слышу, как ЕГО дыхание шевелит волосы на моем затылке. Вижу, как поверх моих ладоней ложится призрачная длань. Нежно обтекая водами соленого моря, наполняет Верой в правоту моих действий. АМИНЬ!
Палец плавно жмет на спусковой крючок, и неожиданно сильный грохот бьет по ушам. Отдача дергает руки вверх, правое плечо обжигает болью, а сознание недоумением:
«Что это было?! Я не мог промахнуться!» — возмущенно вопит «декабрист» Разум, а я с абсолютным равнодушием наблюдаю, как водилу откидывает назад, и по его плечу начинает расползаться темное пятно.
— Су-у-ука… — шипит парень, оседая в руки своего дружка.
— Еще слово и сукой станешь ты, — кривя похабную улыбку, указываю стволом на «ствол» парня.
Но это все слова. Поверх макарыча вижу, как наркоторговец, стеная, кривится от нестерпимой боли. Как алые разводы змеятся по ладони, зажимающей рану, и крупные капли крови разбиваются об пол.
Горечь подкатывает к горлу. Неудержимые спазмы сжимают пустой желудок и резко согнувшись, выблевываю желчь. Все плывет перед глазами… Меня лихорадит. Всем телом чувствую, как накатывают то горячие, то холодные волны. Гольфстрим по холодной Атлантике.
— Валим! — Калмык подхватывает раненого друга и тащит к выходу. — Нагрянут менты — нам пизда, — и хлопок двери грохочет еще одним выстрелом.
Голова гудит, горло горит, обожженное желудочной кислотой, руки трясутся, когда нервный перегруз берет свое. Просто стоять на ногах стоит неимоверных усилий. Но мне тоже надо валить подальше отсюда. И прямо сейчас.
Что ни говори, но раз меня миновал наихудший сценарий развития событий, надо тщательно продумать каждый следующий ход и разложить карты наилучшим образом. Не думаю, что эти утырки побежали в ментовку заяву писать, но за незаконный огнестрел по головке меня точно не погладят. Три гуся влепят, глазом не моргнут*.
Но в тюрягу я не хочу ни при каком раскладе. И не только в тюрягу, но и вообще иметь каких-либо дел с защитниками правопорядка, а значит нужно перестраховаться. И оголившиеся до предела инстинкты берут руководство над разумом и телом.
Слух. Я ловлю каждый звук. Обычная перебранка соседей сейчас побуждает вслушиваться в каждое слово. А вдруг там говорят обо мне? Шум поднимающегося лифта заставляет замереть в напряженном ожидании, что еще миг — и кабина остановится на моем этаже. Но нет… Облегченный выдох, и я снова мечусь по квартире.
Далекий вой сирен ледяным холодом облизывает нутро. Шелест шин проезжающих мимо и паркующихся у подъезда машин толкает опасливо бросать напряженный взгляд сверху вниз и отгонять ужасающее по своей сути предположение, что это полицейский воронок за мной.
Обоняние. Пороховая вонь кажется пропитывает кожу, волосы и каждую клетку моего тела. Проникает во все трещины моей пещеры и омрачает «розовую мечту». Сам себя останавливаю в первом порыве распахнуть настежь окна. Нет!!! Отдергиваю руки. Это подозрительно! Кто в эту пору рамы открывает? Менты сразу спалят! Придется довольствоваться форточкой, но хоть так впустить в помещение свежий воздух.
Меня выворачивает от ужасной смеси запахов, но я держусь на упрямстве и каких-то неведомых внутренних резервах, о существовании которых даже не подозревал.
Зрение. Выхватывает кровавые кляксы на полу. Росчерк пальцев на стене, ручке двери. Все смыть, стереть из жизни. Но самое страшное — явная выбоина в стене от прошедшей навылет пули. И сама пуля, клином застрявшая в бетоне. За каким-то хреном трогаю сколотые края и этой самой пулей лечу на кухню. Нож. С трудом выколупываю сплющенный кусок свинца и засовываю в карман. Избавлюсь позже.
Оставшийся след смыть, как и быстро заделать, не получится, но до гениальности простое решение приходит в считанные секунды. Трясущимися руками снимаю плакат и прячу улику за летящими лепестками сакуры. Он столько раз меня оберегал от падения в черноту депрессии, надеюсь, спасет и сейчас. А теперь за уборку!
«Скорей, Дениска! Скорей! Глаза боятся — руки делают!» — сам себя подгоняю поганой метлой и выдавливаю, высыпаю, вытряхиваю в ведро с водой ВСЕ, что нахожу под рукой. Гуглить, чем и как удалить чужую кровь из своего жизненного пространства мне недосуг.
