Застрявшие во сне (сборник) - Нестеркина Лариса (бесплатная регистрация книга txt) 📗
Уже тогда отец начал экспериментировать с зеркалами и стал нести их в дом, все новые и новые. Он устанавливал их у себя в кабинете под разными углами, используя возможности освещения: то яркого, слепящего, то слабого, идущего от пламени свечей. Отец мог подолгу сидеть в кабинете, пристально всматриваясь в зеркальную поверхность, ища в ней что-то, лишь ему ведомое. Его кабинет был завален современными монографиями ученых и древними магическими книгами, которые он находил на «книжных развалах» и в букинистических магазинах. Порой он не выходил из кабинета до рассвета, отправляясь утром на работу с красными от бессонницы глазами и осунувшимся лицом. Постепенно мужчина все больше и больше отходил от врачебной практики, пока не бросил ее совсем, объявив себя медиумом.
С этого времени спокойная жизнь в доме закончилась. По ночам в дом потянулись посторонние люди в черном. Отец вел прием с полуночи до трех часов ночи. В это время, говорил он, наступает дьявольское время, и в зеркалах открывается дверь в потусторонний мир. В это верили и люди, приходившие к отцу, умоляя его вызвать духов их умерших родственников, по которым они тосковали. Вероятно, отцу, с помощью магических формул, все же удавалось приоткрыть эту дверь, потому что поток посетителей к медиуму не иссякал.
Еще будучи ребенком, Антон тянулся ко всему таинственному, непонятному. Да и кто в детстве не собирался со своими друзьями в темных комнатах и не рассказывал с придыханием в голосе страшные истории, пугая не только товарищей, но и себя? Чего только стоит этот зловещий шепот, идущий в темноте от мальчишки лет семи: «В одной черной, черной комнате, за черным, черным диваном… жила черная, черная рука». И как замирало в сладостном ужасе сердце и, казалось, что ужасная черная рука уже тянется к тебе, чтобы утащить туда, где черным-черно. И если в этот миг в комнату заходил кто-то из родителей и включал свет, то слышал визг напуганных детей, которые смотрели на него расширенными от ужаса глазами.
Когда Антон чуть-чуть подрос, эти страшные истории стали казаться ему детскими шалостями. Он открыл для себя кое-что интереснее. Теперь частенько он не засыпал ночью, ожидая, пока из дома уйдут гости, а отец отправится в спальню. Тогда подросток тихонько пробирался в кабинет отца. Не зажигая свет, чтобы не привлечь внимание родителей, он садился на пол у зеркал и слушал. Там, в глубине, за их серебряной поверхностью, таились звуки: тихий шелест голосов невидимых сущностей, их печальные вздохи, стоны и всхлипывания. Как будто после ухода посетителей духи умерших родственников не уходили сразу в бездну Зазеркалья, а оставались на какое-то время здесь, рядом. Правда, у Антона никогда не хватало мужества зажечь свечу и посмотреть в зеркала, чтобы увидеть эти сущности. Ведь даже от их тихих голосов, казалось, леденело все тело. Ужас сковывал сердце, руки и ноги, которые не хотели слушаться, подросток буквально уползал из кабинета отца и еще долго не мог заснуть в своей комнате, вздрагивая от каждого шороха. Но проходило несколько дней, и он снова крался в темноте к страшной комнате. Она неудержимо манила его.
Все изменилось, когда заболела мать. Она лежала на кровати бледная, временами вздрагивая от мучительных судорог, проходивших по телу. Спальня родителей пропахла лекарствами, которые рядами стояли на прикроватной тумбочке и подоконнике. Отец часами просиживал около кровати, гладя руку матери и успокаивая ее.
Больной были необходимы покой и тишина, поэтому отец тут же прекратил практику на дому и снял две комнаты в офисном здании неподалеку. Приемы он вел в это время нечасто, стараясь как можно больше времени проводить дома. Но больной матери не помогали никакие усилия врачей, никакие лекарства. Она таяла на глазах. Понимал ли отец тогда, что болезнь матери – это расплата за потревоженные им души мертвых? Если и понимал, то уже не мог остановиться – Зазеркалье захватило его душу, он сам стал его частью.
Когда мать умерла, у отца совсем «сорвало крышу». Он начал бредить новой идеей. Медиум задумал создать зеркальную комнату, ее чертежи он нашел в какой-то древней книге. Мужчина верил, что именно в этой комнате будет легче вызывать духов мертвых, а сам он, наконец, сможет увидеться с женой, по которой безумно тосковал.
Здание, в котором он снял помещение для своей практики, было очень старым, еще дореволюционной постройки. Поговаривали, что строили его как хореографическое училище для девочек, поэтому стены всех комнат на первом этаже были покрыты зеркалами, от пола до потолка. Здесь располагались репетиционные классы. Эти зеркала так и висели на стенах с тех далеких времен.
Именно из-за старинных зеркал отец и выбрал для работы эти помещения. Он говорил, что для комнаты обычные зеркала не подходят. Нужны такие, которые были свидетелями чужих жизней, несчастных случаев, смертей. Они имеют память и хранят образы и души, смотрящихся в них людей. Такие зеркала десятилетиями фиксируют эмоции человека, а потом служат своего рода передатчиком, возвращая их тем, кто будет в них смотреться в последствие. При наличии таких зеркал с памятью, по мнению отца, зеркальная комната должна была «работать».
Начало прошлого века
Эти зеркала видели и помнили многое. Ими, новенькими, только что изготовленными, завесили стены всех репетиционных комнат хореографического училища. Тогда они были чистыми и незамутненными и с радостью отражали в себе прекрасных барышень – юных балерин.
В зеркальных балетных классах разучивали па и крутили фуэте хрупкие тоненькие девочки. Они были так изящны, так трогательны, что, казалось, сами зеркала любуются ими.
Занятия начинались ранним утром. Строгие дамы в длинных платьях с воротничками-стойками, застегнутыми под самым подбородком – хореографы и аккомпаниаторы, разводили по классам девочек-подростков в белых трико и легких воздушных пачках. Девочки садились на пол, вдоль стен, надевали пуанты и завязывали на худеньких ножках широкие атласные ленты. Затем в каждом классе слышались строгие голоса хореографов, и девочки опирались на круглые поручни станков, идущие вдоль стен. Аккомпаниаторы брали первые аккорды на роялях, стоящих в углу классов, и репетиции начинались.
Стройные ножки взлетали вверх, множась в зеркальном отражении, изящные ручки поднимались над головой. «Attitude!» – командовала в одном из классов Изольда Филипповна, француженка русского происхождения, и все девочки, оперевшись на пальцы одной ноги, поднимали другую ногу вверх на девяносто градусов. Закончив это упражнение, девочки получали следующее задание. «Entrechat!» – вскрикивала хореограф и девочки выполняли вертикальный прыжок, разводя ноги в воздухе, а затем соединяли их в V-образной позиции.
Две подруги, Лиза и Василиса, девочки тринадцати лет, стояли по центру станка. В хореографическое училище их определили матери, в прошлом ведущие балерины царского Императорского театра, отдавшие всю свою жизнь балету. Девочки тоже любили балет, но, в силу своего подросткового возраста и беспокойного характера, с трудом подчинялись строгой дисциплине училища.
Когда первые лучи солнца начинали заглядывать в класс, отражаясь в зеркалах, юные особы крутили головками с гладко зачесанными волосами, наблюдая за игрой солнечных зайчиков. Порой они украдкой бросали взгляды на свое отражение, и их губки трогала лукавая улыбка.
Там, в зеркалах, в плещущемся серебристом пространстве, возникала театральная сцена, созданная их воображением. И уже казалось, что не солнечные зайчики, а яркие софиты освещают эту зеркальную сцену. А по ней кружилась белая метель из воздушных снежинок: это артистки балета в белых одеждах, легко оттолкнувшись носочком ступни от сцены, взлетали в воздух и кружились, и летели, летели… Так, и никак иначе, видели свое будущее Лиза и Василиса: солистками Императорского театра. А зеркала все струились и струились приятной прохладой, показывая девочкам их желанное будущее.
Изольда Филипповна, заметив, что девочки опять начали отвлекаться, громко хлопала в ладоши, останавливая аккомпаниатора Зинаиду Ивановну, и начинала читать девочкам длинную лекцию о дисциплине и собранности. Те слушали, виновато опустив к полу глаза. Потом аккомпаниатор вновь брала аккорды и урок продолжался.