Вдовья трава (СИ) - Воздвиженская Елена (книги TXT, FB2) 📗

Полный предчувствий и догадок, Александр медленно приблизился к лежаку. Постоял возле него мгновение, будто решаясь, а затем резким движением скинул брезент, и тут же закричал от ужаса – на него глядела мумия. Ссохшийся череп с провалившимися глазницами, раскрывшийся рот с рядом золотых зубов или коронок, вмятина на месте бывшего когда-то круглым живота. Бросив факел, Александр выбежал – от страха, и повинуясь интуиции и инстинкту самосохранения. Нужно что-то делать, а соображать там он не мог. Прокручивая в уме все заклинания и обряды, которые он знал, мужчина понял – ничего из этого не годится. Единственный вариант – сжечь. Только, успеет ли он сам выбраться наружу, да, и открыт ли люк к спасению? Отсветы пламени неплохо освещали путь, так что Александру не составило большого труда принести к нарам, на которых лежала мумия, початую канистру. Отложив уже догорающий факел подальше, он не без отвращения обильно смочил тело дизельным топливом.

– Гори в аду, тварь! – крикнул он, поднося факел.

Гигантский столб огня метнулся к сводам убежища. Сразу стало нечем дышать. Тело ещё не начало гореть, но тошнотворный запах уже ударил по носу, как кулак профессионального боксёра. Александр вдруг с ужасом вспомнил, что так и не нашёл лестницу, чтобы из бака-фильтра попасть в пожарный резервуар. Схватив кресло из узла связи, он метнулся к выходу.

Бак-фильтр оказался хорошей штуковиной, правда, кресло в узкую дверь не пролезало никак, а дышать уже было нечем. Он отбросил его в сторону, нырнул внутрь, быстро завинтив отсек винтовым замком. Бак всё же успел наполниться дымом, пока он залезал в него. К счастью, люк в пожарный резервуар оказался открыт, только вот расстояние до него оказалось слишком большим. Все попытки вскарабкаться по стенкам закончились провалом. За стенкой гудело пламя. Вероятно, система вентиляции по-прежнему была исправна, ибо даже без включённых насосов она снабжала бункер кислородом. Скоро пламя доберётся до дизеля, взорвётся бак и топливные канистры. Внезапно в закрытую дверь отсека раздался стук. Конечно, это могло быть тепловое расширение металла или падающие фрагменты потолка. Скоро дверь перестанет быть герметичной, и дым ворвётся сюда. Но что-то подсказывало Александру, что стук этот имеет вполне определённый источник. И это…

– Санё-ё-ёк, – раздался отчётливый голос, – Ты что наделал, Санёк?

Александр похолодел. Голос принадлежал полковнику.

– Впусти меня, Санёк, и я не стану тебя убивать. Открой дверь.

– Ты умер! – хрипло крикнул Александр, закашлявшись.

– Не-е-ет, – протянул голос, – Это ты сейчас умрёшь, а я не умер. Я уже в теле Игорька. У меня есть лестница, Санёк. И знамя. Ты ведь забыл про него, не так ли? А оно очень мощное – минус пять единиц! Я сохранил его для тебя. Только с моей помощью ты выберешься отсюда. Открой дверь, не дури!

В дверь стучали, барабанили изнутри. Если бы не знать, что за ней бушует пламя, можно было бы без сомнения сказать, что за дверью стоит человек.

– Открой, иначе твои друзья сдохнут от голода. Миллионный кредит они не отдадут никогда. Приставы отберут квартиру, машину – даже на макароны денег не будет.

Дверь покосилась, из образовавшейся щели заструился густой чёрный дым.

– Вот и всё, – подумал Александр.

Голова кружилась, раскалываясь на части, кашель душил при каждом вдохе. Александр отступил к люку, в надежде глотнуть свежего воздуха, но ноги вдруг отключились, уронив тело парня на мокрый пол.

***

Антон занёс в квартиру ставшего совсем невесомым Игоря. Горчаков протиснулся следом, оттолкнув Дмитрия, нёсшего пакет с вещами.

– В зал несите, кладите на стол, – скомандовал толстяк.

– У него же кровать, – проронила Катя, бледнея на глазах.

– На стол! – почти крикнул охранник.

Антон подчинился. Игорь, одетый в куртку и замотанный в плед, неподвижно лежал на столе.

– Выгнать бы вас всех, да времени в обрез, – раздражённо проворчал толстяк, – Только не надейтесь – вы всё равно не сумеете помешать мне.

– Мы не давали согласия, между прочим, – негромко, но твёрдо сказал Антон.

– Да неужели?! – взвизгнул полковник, – Я и забыл, оказывается. Молодец, что напомнил.

Толстяк протянул к Игорю раскрытую ладонь. Из неё вырвался зелёный огонёк, тут же превратившийся в огненный жгут. Жгут спустился к груди Игоря. Мальчик вздрогнул, застонал.

– Ему сейчас больно, очень больно! – зарычал Горчаков, – Или он, или вы сейчас дадите мне согласие. Иначе – смерть, мучительная смерть.

Игорь извивался, пальчики на его руках беспомощно хватали воздух, изо рта вырывалось прерывистое тяжёлое дыхание.

– Ну?! – хрипло крикнул толстяк, – Долго вы ещё будете мучить своего сына?!

Катя закрыла глаза. Её кожа стала бледной, мелкая дрожь сотрясала тело. Сказать «да» – убить сына, сказать «нет» – убить сына, получив взамен малолетнего монстра. Что чувствует мать, когда на её глазах убивают её ребёнка – цинично и жестоко? Это не сможет представить никто, кроме самой матери. Помешать нелюдю она не могла, смотреть на это – тоже. Катя бросилась на толстяка и тут же отлетела к стене. Толстяк же вскрикнул, лицо его озарила улыбка, более похожая на гримасу. Зелёное пламя внезапно исчезло.

– Есть! – заорал он, – Есть согласие! Ваш Игорёк только что сдался!

– Радуйся, победил пацана, – злобно крикнул Антон.

– Ты вообще молчи, неудачник! – крикнул ему толстяк, – Скоро ты станешь самым послушным папочкой на свете – я буду вертеть тобой, как захочу! Если бы не твой Санёк, Антоша, я уже давно бы понукал тобой, как сивкой. Но и он сдулся. Все сдулись, потому что Михаил Семёнович Горчаков умеет ждать. Умеет ждать, и знает слабое место каждого.

Толстяк принялся кружить вокруг стола, бормоча какую-то тарабарщину. Над телом Игоря поднялся голубоватый огонёк. Он рос, превращаясь в шар. Охранник ускорился. Теперь он бегал, носился вокруг стола, как школьник на перемене – радостно подвизгивая и подскакивая. Шар, испуская бледно-голубой свет, ещё немного повисел над мальчиком, словно прощаясь, затем начал медленно подниматься к потолку. Внезапно толстяк остановился, посмотрел на стол, на Игоря, затем перевёл взгляд на стену. Антон выхватил спрятанную в рукаве металлическую трубу, замахнулся. Он долго выжидал момент, когда сможет нанести удар, но полковник, кружась вокруг стола, ни разу не спустил с него глаз. Теперь момент настал, но лёгкая как пушинка рука жены легла на до синевы сжатый кулак мужа. Её глаза молили:

– Не делай этого.

Антон опустил руку.

Шар поднялся ещё на полметра, замер.

– Г-г-адён-н-ыш! – прошипел полковник, – Не выйдет! Не выйдет!

Он, как бесноватый, с удвоенной силой вновь пустился по кругу, повторяя незнакомые слова уже скороговоркой, постоянно сбиваясь и начиная снова. Движения тела напоминали бег за автобусом опоздавшего пенсионера. Появилась одышка. Видно было, что происходит что-то, что мешает ему совершать ритуал. Антон, Катя и Дима не понимали – что именно, но отчётливо видели, что план нарушен и всё пошло не так, как рассчитывал толстяк.

Шар начал движение вниз, обратно к телу мальчика.

– Не выйдет! – хрипел, задыхаясь, полковник, прерывая поток магических слов, – Не выйдет у тебя ничего!

Тело полковника вдруг стало прозрачным, задёргалось, замерцало, и его отшвырнуло к потолку, где только что висел голубоватый шар – душа Игоря. Тело толстяка повисло, замерло, и стало таять на глазах, превращаясь в белёсую дымку, которая тоже, как и шар, свернулась в неопрятный комок. Комок медленно поплыл к стене, затем к окну, ударился о форточку, и, разбив стекло, вылетел в черноту осеннего вечера. От Горчакова не осталось ничего, только блестевшие осколки стекла на ковре. В тот же миг голубоватый шар быстрым движением метнулся к груди мальчика и вошёл в неё, как входит горячий нож в сливочное масло.

– Мама, – еле слышно раздалось в звенящей тишине.

Катя и Антон бросились к Игорю. Катя, рыдая, осыпала сына поцелуями, Антон пытался поймать взгляд мальчика, но постоянно натыкался на спину супруги. Димка изумлёнными глазами глядел из угла, не в состоянии что-либо сказать от только что пережитого потрясения.