Абсолютная Энциклопедия. Том 1 - Диксон Гордон Руперт (лучшие книги .txt) 📗
Блейз уселся в кресло рядом с койкой, которая, как только теперь почувствовал Хэл, была достаточно узкой, а положенный на нее тонкий матрас не отличался мягкостью. Только что кресла перед койкой не было, никакого приказания Блейз не отдавал, и Хэл не заметил, чтобы он даже сделал какой-нибудь знак. Но к тому моменту, когда оно Блейзу понадобилось, кресло с мягким сиденьем оказалось в нужном месте.
— Я должен сказать тебе, какие чувства испытываю в связи со смертью твоих учителей, — начал Блейз, поудобнее устраиваясь в кресле. — Я знаю, сейчас ты не настолько мне доверяешь, чтобы поверить моим словам. Но тем не менее знай: в мои намерения никогда не входило причинять какой-либо вред кому бы то ни было в твоем доме. И если бы существовала хоть малейшая возможность предотвратить то, что там случилось, я непременно сделал бы это.
Он умолк, но Хэл по-прежнему ничего не говорил. Блейз слегка улыбнулся печальной улыбкой.
— Тебе известно, во мне течет и экзотская кровь, — продолжал он. — И я не только не сторонник убийств, я вообще отрицаю всякое насилие и считаю, что для него в принципе не существует никакого оправдания. Поверил бы ты мне, если бы я сказал, что в тот день на террасе из всех троих твоих учителей лишь один повел себя непредсказуемо и застал меня врасплох, поэтому я на короткое время утратил контроль над ситуацией?
Он сделал паузу, и снова Хэл не проронил ни слова.
— Я имею в виду твоего учителя Уолтера и его нападение на меня — поступок, которого я абсолютно не мог предвидеть. И именно этот поступок оказался тем роковым препятствием, которое не позволило мне вовремя вмешаться в действия моих телохранителей.
— Телохранителей? — спросил Хэл настолько слабо и хрипло, что едва узнал свой собственный голос.
— Извини, — кивнул Блейз. — Я понимаю тебя. Но что бы ты ни думал о них, эти ребята должны были в тот день охранять меня.
— От троих стариков, — уточнил Хэл.
— В том числе и от троих стариков, — подтвердил Блейз. — И они оказались не такими уж безобидными, твои старики. Они уложили трех моих охранников из четырех, прежде чем их удалось остановить.
— Убить, — снова уточнил Хэл. Блейз чуть наклонил голову.
— Убить, — произнес он. — Перестрелять, если ты хочешь, чтобы я выразился именно так. Все, о чем я прошу тебя, — это поверить в искренность сказанных мною слов: повторяю, я не хотел кровопролития.
Хэл отвернулся от него и уставился в потолок. Наступило молчание.
— С того момента как твоя нога ступила на принадлежащую мне землю, — наконец прервал его Хэл, — ответственность за все происходящее легла на тебя.
Лекарство, которое они ему ввели, сняло боль и ощущение недомогания, но он продолжал чувствовать ужасную слабость, а свет наверху, даже после того как убавили его яркость, резал ему глаза. Хэл закрыл их и услышал, как Блейз кому-то приказывал:
— Убавьте свет еще немного. Хорошо. Оставьте так.
И пока Хэл Мэйн находится в этой комнате, яркость освещения не должна ни увеличиваться, ни уменьшаться, если только он сам не попросит об этом.
Хэл открыл глаза. Теперь камера погрузилась в приятный полумрак, но под влиянием неослабевающей лихорадки и находящихся в его организме лекарственных препаратов ему почудилось, что Блейз, возвышаясь над ним, продолжает расти подобно башне, устремившейся в бесконечную вышину.
— Разумеется, ты прав, — говорил Блейз, обращаясь теперь к нему. — И все же я хочу, чтобы ты попытался понять мою точку зрения.
— И это все, чего ты хочешь?
Лицо Блейза склонилось к нему с невообразимой высоты.
— Ну конечно же, нет, — мягко ответил он. — Я хочу спасти тебя, и не только ради тебя самого, но и помня о бессмысленной гибели твоих учителей, за которую, как бы там ни было, я чувствую себя ответственным.
— А что подразумевается под этим моим спасением? — Теперь Хэл пристально смотрел в лицо Блейзу.
— Под этим подразумевается, — ответил тот, — предоставление тебе возможности жить той жизнью, какая предначертана твоим рождением.
— То есть жить как Иной?
— Как Хэл Мэйн, свободно использующий все свои способности.
— Значит, как Иной, — констатировал Хэл.
— Ты сноб, мой юный друг, — сказал Блейз. — Сноб и к тому же еще неосведомленный человек. Неосведомленность — это не твоя вина, но снобизм — полностью твоя. Ты слишком умен, чтобы притворяться, будто веришь в существование закоренелых негодяев. Если бы нас — меня и моих сподвижников — воспринимали именно так, разве позволили бы нам люди на большинстве обитаемых миров взять в свои руки управление ими? А ведь они это сделали.
— Просто у вас хватило на это способностей, — ответил Хэл.
— Нет. — Блейз покачал головой. — Даже если бы все мы были сверхлюдьми или кем-то вроде мутантов, как некоторые предпочитают о нас думать, разве смогла бы столь небольшая группа подчинить себе огромное количество людей, если бы они этого не хотели? А ты, несомненно, слишком хорошо образован, чтобы считать нас сверхлюдьми или мутантами. Мы всего лишь удачная генетическая комбинация человеческих возможностей, развитых путем обучения и применения специальных упражнений. Ты представляешь собой абсолютно то же самое.
— Нет, я не такой... — На некоторое время Хэл, убаюканный мягким, проникновенным голосом Блейза, забыл о своей ненависти к нему. Но теперь она вновь вспыхнула с удвоенной силой, а мысль о возможности сходства с Блейзом вызвала настоящий приступ отвращения.
— Ну конечно же, такой, — мягко возразил Блейз. Хэл посмотрел мимо него на двух стоящих позади милиционеров. Теперь, когда его глаза привыкли к освещению, он разглядел, что один из них офицер. Всмотревшись повнимательнее, Хэл узнал Барбеджа.
— Все верно, Хэл, — подтвердил, оглянувшись, Блейз. — Ты ведь знаком с капитаном, верно? Это Эмит Барбедж. Пока ты находишься здесь, он отвечает за тебя. А ты, Эмит, помни, что у меня к Хэлу особый интерес. Тебе и твоим людям предстоит забыть о его временных связях с одним из партизанских отрядов. Вы не должны причинять ему никакого вреда ни по каким причинам и ни при каких обстоятельствах. Ты понял меня, Эмит?
— Я понял, Великий Учитель, — ответил Барбедж, не спуская глаз с Хэла.
— Хорошо, — кивнул Блейз. — А теперь всякий надзор за этой комнатой прекращается до тех пор, пока я не позову вас, чтобы вы выпустили меня отсюда. Так что сейчас вы оба оставьте нас и подождите в коридоре, чтобы мы с Хэлом могли поговорить наедине. Если вы, конечно, не возражаете.
Стоявший рядом с Барбеджем рядовой милиционер встрепенулся, сделал полшага вперед и открыл было рот. Но в этот момент Барбедж крепко схватил своего подчиненного за руку. Хэл заметил, как глубоко впились пальцы Барбеджа в его рукав. Тот молча замер на месте.
— Не беспокойся, — сказал, обращаясь к нему Блейз. — Со мной ровным счетом ничего не случится. Ну а теперь идите.
Они вышли. Дверь за ними закрылась, мягко щелкнул замок.
— Видишь, они ничего не понимают. — Блейз повернулся к Хэлу. — Но разве можно от них этого ожидать. С их точки прения, если кто-то становится на твоем пути, то его — или ее — следует убрать. Мы сами по себе в нашем противостоянии не так уж важны, но как центры сосредоточения огромных сил, да еще в такой ситуации, когда именно эти силы становятся главным фактором... Все это лежит за пределами их понимания. Но разумеется, и ты и я должны понимать такие вещи... и, разумеется, друг друга.
— Нет. — Хэл хотел сказать еще и многое другое, но вдруг почувствовал, что силы оставили его, и только еще раз повторил: — Нет.
— Да, — возразил Блейз, глядя на него с высоты. — Да. Боюсь, мне придется на этом настаивать. Рано или поздно, но в любом случае ты должен понять истинное положение вещей, и для твоего же блага лучше, если это произойдет раньше, а не позже.
Хэл снова принялся рассматривать потолок. Голос Блейза доносился до его слуха, словно звучание мелодичного фагота.
— Побудительной причиной любых практических действий является их необходимость в суровой действительности, — продолжал поучать Блейз. — И то, что делаем мы — те, кого вы называете Иными, — продиктовано тем, кто мы есть, и той ситуацией, в которой мы находимся. А эта ситуация охватывает в прямом смысле слова миллионы простых людей, и их дальнейшая жизнь может обернуться или раем, или адом. Или — или, третьего не дано. Поэтому выбор предстоит каждому. И если мы упустим возможность выбрать рай, то неизбежно окажемся в аду.
