Клокочущая пустота - Казанцев Александр Петрович (мир книг txt) 📗

На столе, накрытом вышитой индейскими рукодельницами скатертью, заманчиво дымились зовущие к себе яства. Бывший губернатор ценил удобства и всюду располагался согласно укоренившимся привычкам. Так, на стене дома изгнанного крестьянина висел отнятый у индейцев майя и преподнесенный ему Лопесом ковер из птичьих перьев, вывезенный из сельвы, а на ковре красовался острый индейский нож мачете, без которого невозможно пробиться в дремучей чаще лиан, годившийся, кстати сказать, и в качестве метательного оружия. Так, капитан Диего Лопес столь искусно метал его, что разрезал птицу на лету.

Не успели генерал с капитаном прикоснуться к блюдам, внесенным преданным капралом Карраско, как снаружи донеслась бравурная и незнакомая песня, шум, гам, а вслед за тем дверь в квартиру генерала распахнулась, и в нее ворвался Сирано де Бержерак.

— Шпага, конь, Гасконь, отвага! — крикнул он, грозя оружием.

Бывший тореадор Карраско во второй раз в жизни оказался безоружным перед «разъяренным быком», который на этот раз не поднял его на рога, а пронзил сталью.

Мгновенья было достаточно Диего Лопесу, чтобы выскочить из-за стола и обнажить шпагу.

В суеверном страхе он узнал в нападающем носатого защитника дома французского посланника в Риме. И этот французишка, несмотря на собственные похороны, снова жив и здоров! И он бросился на привидение как на исчадие ада, воплотившегося во врага, но шпага его, как от удара тяжелым рыцарским мечом у самой рукоятки, вырвалась из его руки и, со звоном разбив стекло, вылетела в окно.

Лопес проворно отскочил в сторону, подставив под удар своего генерала, который успел подняться и выхватить клинок.

Его шпагу Сирано не стал выбивать, он сразил тучного генерала прямым ударом в грудь.

Лопес же схватил с ковра из перьев мачете, которым так ловко владел в Америке, и метнул его в Сирано.

Реакция Сирано была молниеносной, он отклонился от смертельного удара, но острый, изогнутый дугой мачете, с жужжанием вращаясь, все же скользнул по его лицу, начисто срезав на лбу, выше бровей выступающую часть носа. Кровь залила Сирано глаза. Он видел противника сквозь кровавую пелену.

Однако она не помешала ему нанести разящий удар, положивший конец преступной жизни Диего Лопеса, по которому плакал топор андалузского палача и кандалы каторжника в Генуе, не говоря уже о проклятиях коренных жителей Америки за его гнусные деяния, которые губернатором Мексики Педро Гарсиа преступлениями не считались.

В дверях показался Лебре.

Сирано сорвал с груди убитого генерала салфетку и приложил ее к своему изуродованному лбу.

— Надо остановить кровь! — закричал Кола. — У меня есть отличная мазь, этот бальзам приготовляла кухарка, которая, возможно, была испанской ведьмой. Помнишь, еще в детстве мазь останавливала кровь, когда мы разбивали носы?

Лебре выхватил из кармана склянку с бальзамом и проворно сделал повязку Сирано, которая почти закрыла ему глаза.

Все же он не захотел остаться в доме, когда снаружи доносился шум еще не кончившегося боя.

Он выскочил наружу и вместе с гасконцами стал теснить расстроенные ряды испанцев.

Потеряв командиров, не получая приказов, те все больше терялись, стали отходить и наконец обратились в бегство.

Тем временем и другие французские части пришли на помощь гасконцам, расширяя прорыв.

Французы захватили много пленных, обходясь с ними по-рыцарски, в особенности с поварами, которым отдавали должное за их поварское искусство, оставив их трудиться у захваченных кухонь.

Лебре повел Сирано, держа его за руку, поскольку повязка сползла ему на глаза, в «генеральскую хижину».

— Обед ждет нас, Сави, он может остынуть, — убеждал он. — Ты завоевал его в честном бою и обрел на него неоспоримое право! «Наше право, наша слава!» — пропел он.

И оба приятеля, несмотря на рану Сирано, сели за стол. Голод оказался сильнее боли, а запах пряных блюд действовал, как ныне сказали бы, подобно обезболивающим средствам.

Снаружи доносилась песня гасконцев:

Стал отцом нам край-Гасконь!

И сестрою ловкой — шпага, Ратным братом — верный конь, Гордой матерью — отвага!

— Шпага, конь, Гасконь, отвага! — крикнул Лебре, поднимая налитый еще генералом Гарсиа бокал доброго испанского вина.

Через разбитое вылетевшей наружу шпагой Лопеса окно было видно, как проезжали маркитантки в повозках с полукруглым верхом из цветных полос, везя во французский лагерь долгожданное продовольствие.

За день до появления Мазарини в Мовьере, едва Жозеф Ноде добрался до дворца кардинала Ришелье и был незамедлительно принят им, между ними произошел многозначительный разговор.

Ришелье выслушал сообщение Ноде о том, как он выполнил поручение господина Ноаля и доставил во Францию синьора Кампанеллу и сопровождающего его тяжело раненного испанской пулей господина Сирано де Бержерака.

Когда же речь зашла о том, что Кампанелла и раненый юноша путь по Папской области до устья Тибра проделали в гробах, крышки с которых сняли лишь в открытом море, кардинал Ришелье нахмурился, встал из-за стола, сбросив привычно примостившегося у него на коленях кота, и стал расхаживать по кабинету так, что полы его пурпурной мантии стали развеваться.

— Весьма скверные новости привезли вы мне из Италии, господин Ноде, — сказал он, выслушав доклад. — В ваших книгах, которые мне привелось читать, все устраивалось много лучше, чем получилось у вас на деле.

— Но, ваше высокопреосвященство, — забормотал смущенный Ноде, — оба беглеца благополучно прибыли во Францию, и синьор Кампанелла привез с собой письмо святейшего папы Урбана VIII, адресованное вам лично, которое обязан вам вручить он сам, как повелел папа.

— Прискорбно, что я не имею на руках этого письма, — опять недовольно заметил Ришелье. — Однако цепь логических построений позволяет мне прочесть его на расстоянии.

— Ваше высокопреосвященство! Такое деяние доступно лишь вашему высокому уму.