Уддияна или путь искусства - Артемьев Илья (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
Я начал мотать головой, как осел. Действительно через время лицевые мышцы расслаблись и повисли более-менее свободно.
— Сохраняй это чувство «подвешенности» — так ты сможешь улавливать любое напряжение мимических мышц, а вслед за тем — и напряжение в сознании. Следующий шаг — «подвесить» глаза. По сути, это небольшие шарики, которые крепятся тонкими глазными нервами. Представь, что они могут «повиснуть» на своих нервах и лишь слегка покачиваться.
Как по мне, зрелище было не из приятных, но я попробовал. В глазах возникло приятное чувство легкости, взгляд расфокусировался. Как ни странно, параллельно с лицом расслаблялись и тело, и ум.
— Походи так, — посоветовал Халид, — и запомни ощущения. «Пустое лицо» — великолепное упражнения для расслабления и снятия стрессов. Но сейчас это подробности. Теперь, сохраняя «пустое лицо», вернись к чувству невидимости, которое ты испытал во сне.
Отыскать «невидимость» не составляло труда. Она возникала в животе и быстро распространялась по всему телу. Я стал очень легким — казалось, вот-вот — и полечу.
— Прекрасно, — констатировал Халид. — Осталось последнее — двигаться с помощью ветра.
Я полыл по траве, едва касаясь ее ногами. Тело как бы осознавало движение, но ум оставался пустым и ясным. Взгляд был расфокусирован, однако я ни разу не споткнулся, не наступил на камень. Халид внимательно наблюдал за мной, что-то напевая себе под нос. Звук был очень тихим, но в моих ушах он отдавался громыханием, да и все остальные звуки и цвета стали гораздо ярче, острее. Я видел каждую травинку, ее оттенок, фактуру, не прикладывая малейших усилий. Это напоминало «гиперреальность», но было в то же время чем-то совершенно иным.
Халид перестал петь, и я вернулся в свое обычное состояние.
— На первый раз неплохо, — заявил Халид, и в его глазах впервые за все время мелькнуло нечто, похожее на уважение. — Но ты слишком увлекаешься и не стремишься контролировать процесс. Главное в невидимости — управлять. Можно сказать, это вершина управления, а ты пока стоишь у подножия. Впрочем, ты поймал главное. Не стремись практиковать сразу же, дай ощущениям отлежаться, уйти в клеточную память.
— Но у невидимости должны быть цели, — вспомнил я о незаданном вопросе.
— Разумеется. Более того, эти цели должны быть очень конкретными. Во сне ты намеревался миновать стражей — это была ясная и понятная цель. Собственно, цель не должна присутствовать в уме — мастера невидимости опускают ее в живот и действуют оттуда. Вспомни: всякое действие должно начинаться в животе!
— Ты можешь дать более четкие рекомендации?
— Не могу и не хочу. В этом суть Искусства. Во всем я даю тебе начатки, и ты овладеваешь большим в своих интересах. Нет двух одинаковых мастеров невидимости, нет и единой системы. Возможно, ты будешь применять этот опыт в совершенно иных целях. Например, в сновидении. А главное — ты формируешь собственное понимание Искусства, собственный путь. Именно благодаря этому Искусство живо по сей день.
ГЛАВА 11. ДЖАМШЕД И РАМ
Не раз и не два я приставал к Халиду с просьбой познакомить меня с его друзьями.
Халид отнекивался, считая, что не пришло подходящее время. Наконец, однажды он объявил, что собирается с приятелями на шашлыки и намерен взять меня с собой. Я буквально запрыгал от радости, хотя что-то тревожно екнуло в сердце.
Мы вышли из общежития часов в шесть утра. Во дворе стоял старенький разбитый «Форд», а рядом оживленно беседовали двое. Халид познакомил нас. Его друзей звали Джамшед и Рам. Более странной парочки представить было просто невозможно.
Рам внешне напоминал индуса — смуглый, невысокого роста, хрупкий, очень женственный и совершенно нелепый. Тонкие ручки и ножки непрерывно двигались, выделывая забавные, как у обезьянки, жесты. Его тело было необыкновенно гибким и подвижным, словно каждый мускул жил своей, обособленной жизнью. То и дело Рам смеялся, обнажая ровные белоснежные зубы. Лицо его постоянно меняло выражение — одна нелепая гримаса тотчас же сменяла другую. Большие карие глаза светились ласковой издевкой. Здороваясь со мной, Рам демонстративно долго тряс мою руку, бормоча под нос: «Очень приятно, очень приятно».
Джамшед был полной, почти метафизической противоположностью. Огромный араб, не менее двух метров ростом, он возвышался над Рамом, как гора, которая неожиданно пришла к Магомету. Короткая футболка едва обтягивала могучее брюхо, слоноподобные ноги в растоптанных кроссовках безжалостно попирали землю. Венчала этот обелиск конусообразная голова с круглыми выпученными глазами и широким плоским носом. Джамшед с шумом вдыхал воздух и переминался на месте, пока Рам, кривляясь, что-то быстро говорил ему.
Мы загрузились в «Форд». За баранку уселся Халид, мы с Рамом оккупировали заднее сиденье, а Джамшед чудом втиснулся впереди. Халид сообщил мне, что путь предстоит дальний, а потому можно расслабиться и немного поспать. Но Рам был не из тех спутников, которые позволят это сделать. На мою беду, он замечательно говорил по-русски и усердно заливал меня потоком своей трескотни. Я узнал, что Рам родился в маленькой деревне на Шри-Ланке, что у него имеется семеро братьев и сестер, что отец раньше торговал в лавке, но теперь состарился и отошел от дел, а семейный бизнес возглавил старший брат. Здесь Рам окончил мединститут, но по медицинской стезе не пошел, вернулся на родину, немного покрутился там, а затем вздумал торговать у нас цейлонским чаем. Теперь он директор маленькой оптовой фирмы с головным офисом в Одессе, и это его машина.
Какую бы чепуху ни городил Рам, он очаровал меня. Его обезьянничанье было сродни утонченному артистизму, он был мастером пауз и ударений. Многие русские слова он произносил неправильно, но, похоже, делал это специально, чтобы придать речи еще больший шарм. Я внимательно следил за его руками: они двигались беспорядочно, но всякий жест имел свою законченную траекторию, выверенную и точную. Рам был совершенным актером и добился того, что я слушал его с нарастающим вниманием.
Джамшед за все время поездки не проронил ни единого слова.
— Он что, немой? — спросил я у Рама.
— Нет-нет, что ты! — воскликнул он. — Совсем не немой, только говорит слишком громко. А потому редко.
Я представил себе, как может заорать такая махина, и тихо засмеялся.
Часа через три мы въехали на лесную дорогу. Места были довольно отдаленные от жилья: не видно было ни привычных избушек, ни телеграфных столбов, ни ржавых щитов с призывом охранять родную природу. Дорога петляла среди величественных сосен; наступала жара, и аромат волнами врывался в открытые окна машины. Я поразился, как хорошо Халид знает наши дебри. Наконец, мы заехали в глухую чащобу и остановились.
— Выходим, выходим! — нараспев произнес Рам и выпорхнул наружу. Вылез Джамшед, и машина слегка качнулась. Захватив пожитки, мы двинулись дальше в лес. Сосны благоухали, вдалеке стучал дятел, в кустах свистели какие-то птахи. Я разулся и пошел босиком. Рам взглянул на меня с недоумением, но потом, явно обезьянничая, разулся сам и пошел рядом, изображая, как я боюсь наступить на шишку. Мы шли около часа, и наконец, Халид объявил: «Здесь!» Перед нами лежала идеально круглая, ровная поляна, усыпанная толстым слоем прошлогодних сосновых иголок. Здесь не было ни травы, ни иной растительности.
Казалось, кто-то специально расчистил пространство. За ближайшими деревьями блестело маленькое озеро. Халид отправился за водой, Джамшед взялся разгружать багажник, а мы с Рамом присели у сосны.
— Очень странное место, — заметил я.
— Почему странное? Нормальное место, — изобразил Рам обеспокоенность. — Тебе не нравится?
— Да нет, все в порядке. Но мне кажется, кто-то специально подготовил эту площадку.
— И сосны тоже посажены специально? Ты посчитай.
Действительно, поляну обрамляли двенадцать древних сосен. Вернулся Халид, и я бросился к нему с расспросами.
— Это особенное место, — охотно пояснил Халид. — Здесь на поверхность выходят токи Земли. Наверное, нашлись люди, которые посадили сосны со своими целями.
