В глубине Великого Кристалла. Том 2 - Крапивин Владислав Петрович (книга бесплатный формат TXT) 📗
— Еще секундочку… Послушайте, господин Викулов. А вы всерьез уверены, что имеете право осудить меня на смерть?.. Да нет, я не о юридическом праве! Вы точно уверены, что сами лучше меня?
— А ты юморист, Полоз! — это я уже с новой злостью.
— Отнюдь, — светски возразил он. — Просто ваша судьба в давние годы милостиво перевела стрелку на ваших рельсах. Рукою десятиклассника Яшкина, который дал вам оплеуху. А если бы не это? Вспомните ваш тайный интерес, когда били Турунчика! Как вы часто дышали при виде чужого страдания! Во что это могло развиться, если бы не Яш-кин?
Я обмяк. Опустил пистолет. Откуда он знает? Хотя ведь он дьявол. И умеет проходить сквозь время… Ну, тем хуже для него.
Я сцепил зубы и снова навел ствол:
— Дело не во мне!.. Я и себя уничтожил бы без жалости, если бы почуял, что становлюсь таким! Но сейчас это зло в тебе. И поэтому я тебя убью.
— Ладно, стреляй, — процедил он. — Только подойди поближе, чтобы не промахнуться. И смотри, в кого стреляешь. Смотри! — он свободной рукой разодрал до низа рубаху. Сбросил рукав, рубаха повисла на правом плече. Полоз нелепо крутнулся, повернулся ко мне спиной. Она была бледная, с редкими волосками. На левой лопатке… темнело родимое пятно — «гусиная лапка».
Такая же, как у меня. И у Петьки. Я уронил руки.
И опять услышал, какая вокруг тишина. Звенящая. Обморочная.
Лицо Полоза оскалилось лошадиной улыбкой.
— Ну, что же ты, Питвик? Стреляй в брата своего!
И тогда я услышал Петьку. Он сказал шепотом, но непримиримо:
— Стреляй.
И я ватными руками поднял пистолет — в который уже раз…
Полоз перестал скалиться. Помертвел лицом, закатил глаза. И обмяк на железной площадке, вывернув прикованную руку.
— Подожди, — велел мне отец Венедикт. Подошел к Полозу. Нагнулся.
Я и мальчишки не шевелились.
Отец Венедикт стоял над Полозом долго. Потом вернулся к нам. Сказал, глядя в сторону:
— Паралич сердца.
— Вы уверены? — угрюмо и виновато спросил я.
— Уверен. Я в свое время насмотрелся на такие дела… Ступайте отсюда. Подождите меня там, в проходе. Я сам толкну тележку. И помолюсь…
Чиж вскинул черные глаза-кинжалы:
— За него?
— За нас, грешных… Ступайте.
Мы ушли. Встали у кирпичной развалины. Я машинально поставил «ПП» на предохранитель. Убрал его в карман. Петька тихо дернул меня за рукав:
— Пит, это же просто совпадение… Ну, родинка…
— Да, конечно, — бормотнул я, зная, что таких совпадений не бывает.
Несколько минут мы стояли молча. Отец Венедикт подошел, бросил в траву черные наручники.
— Зачем вы их сняли? — набыченно спросил Чиж. — Он всплывет.
— Ну и пусть всплывет. Найдут — определят, что разрыв сердца. А если когда-нибудь вытащили бы со дна, прикованного, решили бы, что убийство…
Я подумал, что с такой глубины едва ли когда-нибудь подняли бы тележку. Но промолчал… Все-таки хорошо, что я не стрелял…
— Дело свершилось, и в этом — рука Господа, — тихо проговорил отец Венедикт. — Радости мало, но и скорбеть нечего. Случилось то, что справедливо… Поедем теперь ко мне. А то душа неспокойна, как там эти два сорванца одни-то… Чиж отступил назад:
— Я пойду… Мне надо…
— Увидимся, — сказал Петька.
— Не знаю. На всякий случай — прощай… — И Чиж скользнул в оконный проем разрушенного склада. Петька тревожно смотрел ему вслед.
— Отец Венедикт, мы приедем позже, — сказал я. — Вы нас извините… Нам с Петькой очень надо поговорить. С глазу на глаз.
— Понимаю. Но… прямо сейчас? Здесь?
— Да. Ни к чему тянуть…
— Понимаю, — опять сказал отец Венедикт. — Ну что же, приезжайте после… А кота давайте я с собой прихвачу. Что вам с ним возиться…
Только сейчас я сообразил, что Петька держит на плече Кыса. Видимо, так и держал все время — пока ехали, пока шли, пока стояли там…
— Нет, — насупился Петька. — Пусть со мной.
— Ну, как знаешь… Кстати! — Отец Венедикт пристально и с усмешкой глянул на меня: — Вас, кажется, озадачило родимое пятно этого оборотня. Да? Не бойтесь, это была его последняя дьявольская шутка. Косметика… — И отец Венедикт уронил из ладони что-то вроде дохлого мотылька. Мотылек упал рядом с наручниками.
Я с недоверием и брезгливостью поднял его. «Гусиная лапка» была вырезана из легкого бугристого пластика.
Не передать словами, какое я испытал облегчение. Хотелось тут же сесть на землю и зареветь, как мальчишка, которому грозили жутким наказанием, но неожиданно пожалели и простили. Не сел, не заревел. И не потому, что стеснялся Петьки, а потому, что… где-то в глубине души осталась вина…
Я стоял и машинально вертел «гусиную лапку» в пальцах.
Петьку передернуло:
— Брось ты это…
— Бросил… А ты тоже брось эту гадость. Нашел игрушку… Петька, оказывается, поднял из травы наручники.
Он сказал смущенно:
— Я не могу. Видишь, прицепились нечаянно.
— Нечаянно! Балда…
Он, видите ли, сунул руку в кольцо, то и защелкнулось. Браслет был с автоматической регулировкой, плотно охватил тонкое запястье.
Петька покачал свободным браслетом на цепочке:
— Теперь не снять, пока не приедем к отцу Венедикту. Ключ-то у него…
— Олух! Как по городу пойдем?
— Подумаешь. Спрячу под курткой… А о чем ты хотел говорить?
Да, это было главное. То, от чего никуда не уйти.
— Сядем… вон там.
У кирпичной стены был широкий выступ, в полуметре от земли. Петька расстелил на нем куртку. Сел. Опустил с рук ненаглядного Кыса. Тот улегся ему на сандалии.
Я сел рядом.
— Петушок…
Он посмотрел с ожиданием новой беды:
— Что-то опять случилось, да?
— Да…
Я рассказал ему все о Конусе и катапульте. Петька молчал, колупая на колене коросточку.
— Вот так, Петушок… Никуда нам от этого не спрятаться. Судьба.
Он съежился, прошептал:
— Почему она такая? Судьба… Почему не дает нам, чтобы вместе?
— Вернусь, и будем вместе. Тогда уже точно. Петька сказал беспомощно:
— Я не думаю, что ты вернешься. И ты сам так не думаешь.
— С чего ты взял?! — старательно возмутился я.
— А вот взял… Я понял, что, если мы далеко друг от друга, ничего хорошего не случается…
— Глупости.
— Не глупости… Пит, возьми меня с собой.
— Ты что, сдурел?
— Я ведь уже не маленький…
— Не в этом дело. Катапульта — она как маятник в пространстве. Качок туда, качок обратно. И запас энергии на одного человека. Если двое — на обратный ход не хватит, оба останемся там…
— А если… что-то случится и ты останешься там один? Тогда я как?
— Не надо, Петух… Ты же хотел самостоятельной жизни. Недаром ушел на «Розалине»…
— Но я же не ушел, вернулся! Затем, что ли, чтобы опять врозь?..
— Но тут уж ничего не поделаешь… Он сник:
— Да, я понимаю.
Лучше бы уж ругался и спорил.
— Это ведь еще не сегодня, — беспомощно сказал я. — Будет еще подготовка, то да се…
Он кивнул, не поднимая головы. Потом вдруг попросил:
— Покажи хоть эту чертову катапульту. Какая она?
— Ты же видел! Тогда, в поезде…
— Я не помню…
Я достал секундомер. Индикатор мигал рубиновым глазком.
— Дай, — шепнул Петька.
— Только без фокусов. Ничего не нажимай.
— Что я, сумасшедший?
Впрочем, был тайный предохранитель, о котором Петька не знал, поэтому я не боялся. Даже демонстративно стал смотреть в сторону.
…Как он сумел отколупнуть крышку, поддеть ногтем тот самый лепесток и нажать головку?!
Похожий на кузнечика зуммер резанул меня по нервам пуще громкой сирены. Я рванулся (Кыс перепуганно вскочил). Выхватил у Петьки катапульту:
— Идиот! Ты же ее запустил!
Он глупо мигал:
— Разве нельзя остановить?
«Остановить»! Мчащийся по склону тысячетонный шар! Летящий под откос поезд! Ракету на взлете!.. Хотя ракету можно взорвать сигналом с пульта, а здесь… Здесь ничего! Пространство уже начало сворачиваться в бесконечно длинный смерч со стержнем из абсолютной — внепространственной — пустоты. И скоро этот смерч втянет меня — неумолимо и мгновенно.
