Несущая огонь - Кинг Стивен (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Позднее, между 1974 и 1977 годами, трое покончили самоубийством, тем самым доведя общую цифру явных самоубийств до четырех, а может, и до пяти. Можно сказать, половина класса. Все четверо, несомненно покончивших с собой, казались нормальными до того момента, как прибегли к револьверу, веревке или прыгнули с большой высоты. Но кто скажет, через что они прошли? Кто действительно знал это?
В итоге осталось трое. Начиная с 1977 года, когда основательно забытый эксперимент, связанный с "лот шесть", опять внезапно стал горячо обсуждаться, за Джеймсом Ричардсоном, ныне живущим в Лос-Анджелесе, установили постоянное скрытое наблюдение. В 1969 году он участвовал в эксперименте с "лот шесть" и во время действия этого препарата демонстрировал тот же потрясающий набор способностей, что и остальные: телекинез, передачу мыслей и — возможно, самое интересное явление из всех, по крайней мере с точки зрения Конторы, — мысленное внушение.
Но, как и другие, по мере прекращения действия препарата Джеймс Ричардсон утратил эти способности. Собеседования, проведенные в 1971, 1973 и 1975 годах, ничего не показали. Даже Уэнлесс не мог не признать этого, а ведь он был фанатически уверен в препарате "лот шесть". Выборочные данные компьютера (они стали гораздо менее выборочными после того, как началась история с Макги) постоянно показывали, что Ричардсон ни сознательно, ни неосознанно не обладает силой психического внушения. Он окончил колледж в 1971 году, перебрался на Запад, сменив несколько низших руководящих должностей — без всякого мысленного внушения, и теперь работал в "Телемайн корпорейшн". И вообще он гнусный гомик. Кэп вздохнул.
Они продолжали наблюдать за Ричардсоном, но Кэп был убежден, что тут они потерпели полное фиаско. Оставались двое — Энди Макги и его жена. Их неожиданный брак не остался незамеченным Конторой и Уэнлессом, последний начал бомбардировать начальство докладными, предлагая внимательно наблюдать за любым отпрыском этого брака, — можно сказать, начал считать цыплят, не дождавшись осени, — не однажды Кэпа подмывало сказать Уэнлессу, что, по их сведениями, Энди Макги стерилизовался. Тогда этот старый сукин сын заткнулся бы. К тому времени Уэнлесс схлопотал инсульт и стал бесполезен, совсем пустое место, сплошное неудобство.
С "лот шесть" провели лишь один эксперимент. Результаты его оказались такими катастрофическими, что все покрыли тайной — большой, непроницаемой... и весьма дорогостоящей. Сверху поступил приказ установить на неопределенное время мораторий на дальнейшие эксперименты. Уэнлессу представилась возможность повопить, подумал Кэп... И он действительно вопил. Однако не было никаких признаков, что русские или какая-то другая мировая держава интересуются психическими эффектами лекарств, и высшее военное начальство решило: несмотря на некоторые положительные результаты, "лот шесть" ничего не дает. Рассматривая отдаленные результаты, один из ученых, работавших над этой идеей, сравнил ее с установкой реактивного мотора на старом "форде". Да, он мчался как ветер... пока не натыкался на первое же препятствие. "Дайте нам еще десять тысяч лет эволюции, — говорил этот тип, — и мы попытаемся снова".
Часть проблемы состояла в следующем: когда в результате вливания препарата парапсихические силы находились в зените, подопытные сходили с ума. Управлять этим процессом было невозможно. С другой стороны, высшее начальство чуть ли не в штаны накладывало. Скрыть гибель агента или даже случайного свидетеля операции — это одно. Скрыть же смерть студента, у которого инфаркт, исчезновение двух других, истерию и паранойю у третьих — совсем другое дело. У всех есть друзья и сокурсники даже при том, что одно из условий отбора лиц для проведения опыта минимальное количество близких родственников. Цена и риск — огромные. Чтобы замолчать это дело, потребовалось семьсот тысяч долларов из секретного фонда и ликвидация по крайней мере одного человека — крестного отца того парня, который вырвал себе глаза. Этот крестный никак не хотел успокоиться. Он норовил добраться до сути. В итоге единственное место, куда он добрался, — дно Балтиморского канала, где, очевидно, и пребывает до сих пор с двумя цементными блоками, привязанными к остаткам ног.
И все же во многом — чертовски во многом — это было дело случая, дело случая.
В итоге эксперимент "лот шесть" положили в долгий ящик, однако ежегодно выделяя на него ассигнования.
Деньги шли на периодическое наблюдение за оставшимися в живых в случае, если выяснится что-то новое: какая-то закономерность.
Наконец она выявилась.
Кэп перелистал папку с фотографиями и нашел черно-белый глянцевый снимок, восемь на двенадцать, с изображением девочки. Ее фотографировали три года назад, когда ей было четыре года и она ходила в бесплатный детский сад в Гаррисоне. Снимок был сделан с помощью телеобъектива из-за дверцы хлебного фургона, затем увеличен и скадрирован так, чтобы убрать играющих мальчишек и девчонок и выделить портрет улыбающейся малютки с торчащими косичками и скакалкой в руках.
Кэп некоторое время умиленно смотрел на снимок. У Уэнлесса после инсульта появился страх. Уэнлесс решил, что девчушку надо бы ликвидировать. И хотя Уэнлесс ныне не у дел, внутри организации нашлись люди, согласившиеся с ним. Однако Кэп очень надеялся, что до этого дело не дойдет. У него у самого было трое внучат, двое — в возрасте Чарлин Макги.
Конечно, им придется отнять девочку у отца. Возможно, навсегда. Его же, конечно, после того, как он сыграет свою роль, почти наверняка ликвидируют. Почти наверняка... Было четверть одиннадцатого. Он позвонил Рэйчел:
— Эл Стейновиц еще не появился?
— Только что прибыл, сэр.
— Очень хорошо. Пришлите его ко мне, пожалуйста.
— Я хочу, Эл, чтобы вы лично довели операцию до конца.
— Понял, Кэп.
Элберт Стейновиц — маленький человечек с бледно-желтоватым лицом и иссиня-черными волосами; в молодые годы его иногда принимали за актера Виктора Джори. Кэп сталкивался по работе со Стейновицем на протяжении почти восьми лет — они оба пришли сюда из военно-морского флота. Ему всегда казалось, что Эл вот-вот ляжет в больницу и больше не выйдет оттуда. Эл курил всегда и везде, но здесь это не разрешалось. Он ходил медленным, величественным шагом, придававшим ему какое-то странное подобие достоинства, а достоинство всегда связано в представлении людей с мужественностью. Кэп, видевший все медицинские карты агентов Первого отдела, знал, что величественная поступь Элберта — липа; он страдал от геморроя и уже дважды делал операцию, от третьей отказался: она могла окончиться свищом до конца жизни. Его величественная походка всегда напоминала Кэпу сказку о русалке, хотевшей стать женщиной, и о цене, которую она заплатила за то, что вместо рыбьего хвоста получила ноги. Кэп предполагал, что ее шаг, вероятно, тоже был величественным.
— Когда сможете быть в Олбани? — спросил он Эла.
— Через час после отъезда отсюда.
— Хорошо. Я вас не задержу. Как там дела? Элберт зажал свои маленькие желтоватые руки между коленями.
— Нам помогает полиция штата. Все дороги, ведущие из Олбани, перекрыты. Пикеты установлены по концентрическим окружностям с аэропортом Олбани в центре. Радиус — тридцать пять миль.
— Вы исходите из того, что они не поймали попутку.
— Приходится, — сказал Элберт. — Если же их кто-то подобрал и увез за двести миль или больше, то нам, конечно, придется начинать все сначала. Но я уверен, что они внутри этого круга.
— Да? Почему же, Элберт? — Кэп подался вперед. Элберт Стейновиц был, без сомнения, лучшим агентом в Конторе, если не считать Рэйнберда: умен, с прекрасно развитой интуицией и — если требовало дело безжалостен.
— Отчасти интуиция, — сказал Элберт. — Отчасти данные, полученные от компьютера, в который мы заложили все, что знали о трех последних годах жизни Эндрю Макги. Мы запросили у машины сведения о любых ситуациях, какие могут возникнуть, исходя из его предполагаемых особых способностей.
