Массена (Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXVI) - Никольсен Боргус (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
Вдруг Джек вспомнил о «Глориане». А где же его аппарат? Неужели и он пропал?
И почему он не вспомнил о «Глориане» сейчас же, едва только пришел в себя? Положительно, в его голове, пока она была под компрессом, образовалась пустота, куда провалились самые насущные вопросы, мысли и представления…
Мисс Нора опять вошла в комнату.
— Отец вернулся домой, — сказала она. — Он сейчас придет сюда и сам поговорит с вами.
— Мисс О’Конолли, — обратился к ней Джек. — Скажите, пожалуйста… Когда меня подобрали там, около завода, не валялось ли около меня этакого, знаете ли, аппарата… вроде вилки?
— Да, да! — оживленно прервала его Нора. — Я сама подобрала ее, принесла сюда и положила на стол… Она здесь.
У Джека сразу отлегло от сердца.
— Я бесконечно вам благодарен, мисс! Это страшно важный предмет… Вы даже представить себе не можете…
— В самом деле? Но, прошу вас, лягте в постель… А то я уйду отсюда!
Джек, однако, выразил полнейшее нежелание опять укладываться в постель. Зачем? Ведь он совершенно здоров.
Оставшись один, он торопливо оделся, причесался и вышел в соседнюю комнату. Там был хозяин дома и отец Норы, мистер О’Конолли.
— Ну, как? — спросил он Джека. — Все благополучно?
— Вполне, сэр! От души благодарю вас за ваше доброе участие.
— Пустяки!.. Я очень рад, что удалось помочь вам. Скажите, пожалуйста, ведь вас зовут Джек Швинд?
— Да!
— Сейчас на улице какой-то человек остановил меня, сунул мне записку и просил передать ее Джеку Швинду, который находится у нас. Если вы в состоянии заниматься такими делами, то я могу вручить вам ее.
— О, прошу вас! — воскликнул Джек.
Записка была написана знакомым Джеку шифром аранджистов, но подписи не было. По-видимому, ее писал Якобсон.
«Дело провалилось, — читал Джек. — Гольт схвачен и посажен в тюрьму. В „Аранджи“ не ходите, потому что там попадете в засаду. Хозяин кабачка предал нас. Попытайтесь пробраться к Гольту и освободить его».
У Джека сжалось сердце. Бедный Гольт!
— Ничего серьезного? — спросил О’Конолли.
Джек засмеялся.
— Не могу ли я быть вам полезен? — спросил ирландец. — Что-нибудь относительно забастовки на заводе Массена? У меня есть рука…
Джек пробормотал:
— Благодарю вас, сэр!.. Я не знаю… В общем, это не так важно…
О’Конолли возразил:
— Позвольте, мистер Швинд! Не надо преуменьшать серьезности вашего положения. Сейчас идут массовые аресты. Завод ваш раскассирован, и все рабочие находятся под страхом самых суровых репрессий. Я говорю о тех, кто еще не попался в лапы властям. Кто попался, те пропали. Надо подумать о тех, кто еще пока цел. Ваше положение кажется мне очень рискованным. Я предложил бы вам побыть пока у меня, а затем перебраться куда-нибудь в другой город, а всего лучше за границу. И я решительно настаиваю на том, чтобы вы прекратили всякие сношения с вашими бывшими единомышленниками… Они вас лишь подведут!
— О, я не думаю! — пробормотал Джек.
— Напрасно! Осторожность никогда не мешает! Впрочем, это, конечно, ваше дело.
Джек провел весь этот день в семье О’Конолли, никуда не выходя из дома. И весь этот день был для него полон света и улыбок. Образ молодой, милой девушки вошел в его жизнь, в его сознание. Нора О’Конолли завладела его воображением и его сердцем. И случилось это сразу, как порыв нежданного весеннего ветра.
Кто был ее отец? Джек не знал этого. Какое отношение он имел к заводу Массена, к рабочим? Почему он знал об участии Джека в забастовке и, по-видимому, даже знал, под чьим руководством Джек работал? Все это было для Джека покуда еще областью тайны. Но он уже чувствовал, что эти новые люди — его друзья, и никогда не покинут его в беде…
И еще одна тайна была сейчас в жизни Джека. Тайна очень интересная: каким снарядом был контужен Джек? Своим или чужим?
Судя по всему, выходило, что он попал под одну из бомб, брошенных с завода. И выходило, таким образом, что он едва не погиб от руки своих же товарищей.
«Значит, сами пацифисты хватили меня по затылку! — думал с сокрушением Джек. — Уже второй раз!»
V
Из газет, которые, как всегда, отличались нескромной болтливостью, Джек узнал, что Франк Гольт во время допроса покушался на самоубийство. Это обстоятельство побудило Джека ускорить свой визит к нему в предварительное заключение.
Это не было для Джека мудреным делом. С «Глорианой» на шее, невидимый благодаря ее спасительным «темным» лучам, он проник в здание тюрьмы вместе с тюремным служащим. Сначала он попал по незнанию в отделение, занятое не подследственными, а уже «готовыми» осужденными арестантами, ворами, бандитами и насильниками. Отделение это, как и все вообще отделения тюрьмы, помещалось в особом корпусе и изнутри представляло собой обширный и бесконечно высокий внутренний коридор, вдоль стен которого тянулись в несколько этажей камеры, обнесенные легкими ажурными железными галереями с такими же ажурными лесенками вверх и вниз. Где-то впереди виднелись двери в контору, церковь, аудиторию, больницу.
Джек направился в контору, чтобы там выудить в бумагах и списках какие-то указания на местонахождение Гольта. Но по дороге он натолкнулся на партию арестантов, которых вели на лекцию.
В тюрьме несколько раз в неделю читались лекции по самым разнообразным предметам, но преимущественно по богословию и нравственной догматике. Предполагалось, что, выслушав полный курс таких лекций, бывшие бандиты и насильники исправятся, почувствуют, какими прежде мерзавцами они были, и превратятся в умилительно кротких и благочестивых агнцев. Эти лекции, а также сопровождавшие их беседы, велись «Армией Спасения»: той самой армией, которой Джек продал за десять долларов свою душу. Воспоминание об этой продаже заставило Джека улыбнуться…
Арестанты проследовали в сопровождении конвойных слушать чтение Библии с туманными картинами. Джек еще раз пожалел их и отправился в контору.
Там ему довольно долго пришлось ждать случая, чтобы «незримо» заглянуть в списки. Но в конце концов он убедился, что Гольта здесь не может быть, и отправился в другой корпус тюрьмы.
На все это потребовалось немало времени. Джек устал и проголодался и с удовольствием отведал, забредя по дороге на кухню, горячего супа из бобов и свинины и отличного свежего хлеба.
В конторе подследственного отделения было много народа. Джек тщетно ждал момента, чтобы познакомиться со списком заключенных. И, устав от ожидания и нетерпения, решил пойти по галереям искать Гольта по вдохновению, наудачу.
В каждой камере (а камеры все были одиночные) в дверях имелся «глазок», через который, отодвинув заслонку, можно было видеть все, что находилось в камере.
Джек полез в первый этаж по чугунной лесенке. Там начинались камеры подследственных.
Он просмотрел целый ряд камер. В одних из них было пусто — они еще ждали жильцов. В других, словно редкие птицы в клетках, сидели самые различные люди. Одни из них, как звери в зоологическом саду, нервно бродили из угла в угол быстрыми, напряженными движениями, словно стараясь в этом движении разогнать тяжелые мысли. Другие, лежа, читали. Третьи занимались какой-либо работой: тачали обувь, трепали пеньку, клеили какие-то коробочки. И Джек инстинктивно чувствовал, что это вовсе не труд, а все то же стремление хоть чем-нибудь прогнать и заглушить страшные, неотвязчивые мысли о преступлении и наказании…
Гольта нигде не было.
Но Джек не терял надежды найти его. Он решил пересмотреть все камеры, заглянуть, в случае надобности, в больницу, и если Гольт был в настоящее время вызван к следователю, то ждать его здесь хотя бы до утра. «Глориана» начинала порядочно пощипывать Джеку шею своими таинственными лучами, но он старался не думать об этом.
Он терпеливо брел по галерее от одного «глазка» к другому. Ему встречались и почти толкали его служители с завтраком, который они везли на тележке по маленьким рельсам, проложенным по полу галереи. У каждой двери тележка останавливалась, служитель отпирал и откидывал в двери подвижную фрамугу, просовывал туда голову и кричал: «Алло! Завтрак!» А затем в отверстии фрамуги показывалась рука с миской. Служитель быстро, автоматическим движением наливал в миску суп, кидал в окно кусок хлеба и захлопывал фрамугу со звоном автоматически защелкивающегося запора. И тележка катила дальше.
