Не убоюсь я зла - Хайнлайн Роберт Энсон (книги хорошего качества .txt) 📗
– Джейк, как можно дожить до пятидесяти лет и не накопить ни грана ума? Этот парень за всю свою жизнь совершил лишь один разумный поступок – выбрал богатую тещу. Вы согласны?
– Иоганн, – сказал Ганс фон Ритер, наклонившись над столом и обращаясь прямо к председателю, – мне не понравилось, как вы обошлись с Паркинсоном.
– Спасибо. Вы откровенны со мной и говорите мне в лицо все, что думаете. Это редкость в наши дни.
– Убрать его из комиссии следовало давно. Он обструкционист. Но стоило ли его унижать?
– Наверное, не стоило. Это одна из моих маленьких причуд, Ганс. У меня теперь осталось не так уж много удовольствий.
Вкатился механический лакей, повесил пустой стул на свой крючок и удалился.
– Я не желаю, чтобы со мной обошлись так же, – продолжал фон Ритер. – Если вы хотите иметь в комиссии лишь тех, кто всегда соглашается с вами, то хочу вам заметить, что я контролирую меньше пяти процентов акций с правом голоса. Вы хотите моей отставки?
– Бог с вами! Конечно, нет! Вы мне нужны, Ганс, а Байраму вы будете еще нужнее. Я не люблю тех, у кого рот всегда на замке. Если кому-то не хватает мужества возражать мне, то ему нечего делать в этом кабинете. Но если кто-то мне возражает, он должен делать это с умом. Как вы, например. Вы не один раз убеждали меня переменить мнение, а это было нелегко, принимая во внимание мое упрямство. Юнис, подзовите для доктора фон Ритера кресло поудобнее.
Кресло приблизилось, но фон Ритер отмахнулся, и оно снова удалилось.
– У меня нет времени на светские беседы. Что вы хотите?
Он встал. Стол сложил ножки, повернулся боком и скользнул в стену.
– Ганс, я окружил себя людьми, которые не очень меня любят, но среди них нет ни одного соглашателя или молчуна. Даже Байрам получил свое место, потому что возразил мне и оказался прав. Нам в комиссии нужны такие люди, как вы. Но Паркинсон – другое дело, и я имел полное право осадить его публично, потому что он публично потребовал моей отставки. Тем не менее, вы правы, Ганс, «зуб за зуб» – это ребячество. Двадцать лет назад, даже десять, я ни за что не стал бы никого унижать. Если человек полагается на рефлекс, как это делает большинство вместо того, чтобы думать головой, то, будучи униженным, он постарается отквитаться. Я хорошо это знаю. Но я старею, как вам всем известно… – Фон Ритер ничего не ответил. Смит продолжал: – Вы останетесь и поможете Байраму?
– Гм… Останусь, если вы будете хорошо себя вести. Он повернулся, чтобы уйти.
– Что же, это вполне справедливо, Ганс. Вы будете танцевать на моих поминках? Ритер оглянулся.
– С удовольствием, – ухмыльнулся он.
– Я так и думал. Спасибо, Ганс. До скорого… – Смит обратился к Байраму Тилу: – Какие у вас проблемы, сынок?
– Завтра прибывает помощник генерального прокурора для беседы по поводу покупки «Хоумкрафтс лимитед» нашим производственным сектором. Я думаю…
– Он будет говорить с вами. Если вы не сможете обработать его, значит, я сделал ошибку, выбрав вас для этой должности. Что-нибудь еще?
– На морском ранчо номер пять, на глубине пятидесятой отметки погиб человек. Акула.
– Он был женат?
– Нет, сэр. Родителей у него тоже нет.
– Хорошо, сделайте что-нибудь сентиментальное по этому поводу. У вас ведь есть видеоролики, где актер дублирует меня своим трогательно-искренним голосом. Когда мы теряем кого-либо из наших, общественность не должна думать, что нам на это наплевать.
– Особенно когда нам действительно наплевать, – добавил Джейк Саломон.
– Джейк, вы что, видите меня насквозь? Щедрые льготы в таких случаях – наша традиционная политика. Плюс разные мелочи, которые так много значат.
– И так хорошо выглядят. Иоганн, у вас нет сердца – одни пульты и механизмы. Скажу больше: у вас его никогда не было.
Смит улыбнулся.
– Джейк, для вас мы сделаем исключение. Когда вы подохнете, мы постараемся не заметить этого. Никаких цветов, не будет даже обычного портрета в траурной рамке в коридоре.
– Вам не суждено этому порадоваться, Иоганн. Я переживу вас лет на двадцать.
– Собираетесь танцевать на моих поминках?
– Я не танцую, – ответил юрист, – но ради такого случая, пожалуй, научусь.
– Не волнуйтесь. Я переживу вас. Хотите пари? Скажем, миллион к вашему любимому налогу? Ах, нет. Я не могу с вами спорить: чтобы выжить, мне нужна ваша помощь. Байрам, зайдите ко мне завтра. Сестра, оставьте нас наедине. Я хочу поговорить с моим юристом.
– Невозможно, сэр. Доктор Гарсиа настаивает на постоянном наблюдении.
Смит на минутку задумался.
– Мисс Подкладное Судно, манера моей речи сформировалась до того, как Верховный суд разрешил писать непристойные слова на тротуарах. Но я постараюсь выразиться достаточно ясно, чтобы вы поняли. Я ваш наниматель. Я плачу вам зарплату. Это мой дом. Я велю вам убраться. Это приказ.
Медсестра ничего не ответила. На ее лице появилось упрямое выражение.
Смит вздохнул.
– Джейк, я старею. Я забыл, что у них теперь свои правила. Пожалуйста, разыщите доктора Гарсиа – он где-то здесь в доме – и подумайте, как мы можем поговорить наедине, несмотря на эту слишком бдительную цербершу.
Вскоре пришел доктор Гарсиа. Осмотрев пациента и приборы, он согласился, что некоторое время можно обойтись телеметрией.
– Мисс Макинтош, перейдите к дистанционным дисплеям.
– Хорошо, доктор. Не могли бы вы послать за другой сестрой и освободить меня от моих обязанностей?
– Сестра, вы…
– Минутку, доктор, – перебил Смит. – Мисс Макинтош, извиняюсь за то, что назвал вас «мисс Подкладное Судно». Это ребячество, а с другой стороны – еще один признак прогрессирующей старости. Но, доктор, если она очень уж хочет уйти… а я надеюсь, что она передумает… в любом случае, выпишите ей чек на тысячу долларов. В качестве премии. Ее усердие заслуживает всяческого поощрения… а я иногда веду себя неразумно.
– Хм… Сестра, проводите меня.
Когда доктор и медсестра вышли, Саломон сухо сказал:
– Иоганн, вы кажетесь дряхлым, лишь когда вам это необходимо.
– Да, я действительно использую свои возраст и болезнь в корыстных целях. У меня нет другого оружия.
