Коралловые четки - Вильм Антуан (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗

— Теперь спи, как велел доктор.

— Да мне не хочется спать, мама! Я хочу рассказать тебе, что было. Мне хочется, чтоб слышал господин Эрто.

— Ну, барышня, я позволю вам говорить лишь с условием, что вы заснете сейчас же, как только кончите. Скажите мне сначала, откуда вы узнали мою фамилию?

— Я знаю ее уже давно; но сейчас мой обычный посетитель сказал мне, что это именно вы сидите у моей постели.

— Ну хорошо, расскажите нам, что вы оба делали!

— Мой гость был очень печален. Это он усыпил и успокоил меня. Когда я покинула мое тело, то почувствовала себя восхитительно, но потом чуть не заплакала, увидев, какой он грустный. Чтобы утешить, я его поцеловала.

— Дочь моя! Что это ты говоришь? — сконфуженно сказала госпожа Франшар.

— Правду, мама. Я поцеловала его и просила не отчаиваться. В эту минуту господин Эрто начал говорить с тобой; мы слушали, и его слова ободрили нас. Я поняла, что он говорит правду и что напрасно я усомнилась в Пресвятой Деве; как послушная дочь, я предоставлю себя Ее покровительству.

— А что говорили вы потом, в то время, как я сидел молча? — сказал я, лукаво улыбаясь.

M-lle Франшар слегка покраснела, взглянула мне в лицо и просто ответила:

— Я утешала и ободряла моего друга: он не разделяет ни моей веры, ни моих взглядов на мои обязанности. Теперь я знаю, где найти силу, которая мне понадобится, не для того, чтобы противиться отцу, так как это было бы грехом, но чтобы предаться воле Божьей, не потеряв веры в его благость.

— Вы — хорошая христианка, — ответил я.

Встав, я положил руку ей на лоб и сказал дружеским тоном:

— Теперь спите, и никогда не теряйте надежды.

Я простился с госпожой Франшар, посоветовав ей отдохнуть, и пошел спать. Спалось плохо. Я тщетно пытался уяснить себе те действительно необыкновенные явления, которые мне пришлось наблюдать. Впечатление было слишком свежо, сложно и полно драматизма, чтобы я мог отнестись к нему вполне трезво. Затем я подумал о том, что можно будет сказать Франшару с целью поколебать его, и не нашел ни одного довода, способного сломить его упорство. Я предчувствовал, что моя попытка будет бесполезна, но все же остался при своем намерении. Я решил, что буду говорить как можно сдержаннее и рискну на предсказание. Ведь я хорошо понимал, что могу предсказывать наверняка: жених, Делиль, был человек светский, тихого и любезного нрава, ограниченного ума, слабой воли; так описывал мне его Дюссирон, хороший знаток характеров. Если видения m-lle Франшар не прекратятся после венчания, то роль мужа окажется довольно мудреной. Я не мог не рассмеяться при мысли о его вероятных бедствиях…

Было другое основание надеяться. Люси казалась очень чистосердечной: вполне вероятно, что у нее с женихом будет откровенное объяснение перед свадьбой. Тогда, может быть, Делиль откажется от своих прав на руку моей маленькой пациентки.

Такова была двойственная задача, которая заняла мой ум в эту бессонную ночь. В пять часов утра, раздраженный невозможностью от нее отвлечься, я встал, чтобы подышать холодным воздухом в парке и прогулкой успокоить возбуждение моих нервных центров. Я быстро оделся, сошел вниз, загремел задвижками и замками, запиравшими крепкую дверь «замка», и вышел. Ночь была ясная; луна блестела на западе; в ее лучах сверкал иней на ветках деревьев и на траве луга. Шум шагов привлек мое внимание: черная фигура приблизилась ко мне, и я узнал аббата Жога.

— Я так и думал, что встречу вас, — сказал он мне. — Вы, так же как и я, должны были не спать и испытывать потребность пройтись. Как себя чувствует m-lle Франшар?

— Я покинул ее несколько часов назад. Она совершенно поправилась. Может быть, день или два будет головная боль и усталость, а потом все пройдет.

— Я много молил за нее Пресвятую Деву, — сказал священник. — Она стоит того, чтобы быть счастливой.

— Она завоевала мою симпатию, господин аббат. Я говорил в ее пользу госпоже Франшар так, как стали бы говорить вы сами. Пожалуй, не обошлось без лицемерия, так как я ссылался на Матерь Божию, не имея на то никакого права. Пресвятая Дева, если она существует, вряд ли могла выбрать в свои уполномоченные такого неверующего, как я.

— Не говорите так, господин Эрто, — тихо произнес аббат. — Вы сами сказали мне, что Бог судит нас по намерениям, а не по делам. Это — Отец снисходительный и добрый; наши собственные милосердие и доброта, какими бы великими мы их себе ни представляли, не могут дать понятия об его бесконечном милосердии и безграничной доброте. Он простит вас, человека доброго, так как прощает даже злых. Они злы по неведению. Бог дал вам миссию здесь, на земле, и не смотрит на ваши мнения или верования; вы — дитя Его, как все люди и как все живущее. Он просветит вас своею благодатью, когда пробьет ваш час.

— Аминь, батюшка, — смеясь, ответил я: мне показалось, что добрый священник проповедует ересь, называя Бога отцом всего живущего.

Аббат Жога, казалось, угадал мысль, потому что сказал:

— Св. Франциск Ассизский называл волка своим братом и молился вместе с птицами. Но я пришел не для того, чтобы читать вам проповедь. Я смотрю на вас, как на поборника за Пресвятую Деву, и пришел узнать, что вы сделали и что рассчитываете сделать для торжества Ее предначертаний.

— Я очень боюсь, что Пресвятая Дева не восторжествует сразу, господин аббат. Госпожа Франшар — на нашей стороне, но она даже не попытается противоречить мужу. M-lle Франшар выкажет мистическую покорность воле Божией, и если, как я надеюсь, она сделает положение своего мужа невыносимым, то будьте уверены, что не нарочно. Я думаю, что завел в ней одну пружинку, которая будет действовать сама по себе.

— Что вы хотите сказать?

— Не знаю, поймете ли вы меня, господин аббат, потому что, для выяснения моей мысли, мне придется затронуть область, совершенно чуждую вашим познаниям.

— Все-таки скажите, доктор!

— Если так, то скажу, но под печатью тайны, как на исповеди, мой дорогой аббат, — и, быстрыми шагами расхаживая с аббатом по безмолвным аллеям парка, я изложил ему следующее:

— M-lle Франшар — чрезвычайно чувствительная натура. У нее — нервная система редкой утонченности, и я уверен, что она представляет собой тип выше среднего. Через пятьсот или тысячу лет, если наша цивилизация не погибнет от какого-нибудь кризиса, подобные нервные системы будут более многочисленны. Число их будет возрастать по мере приближения человечества к совершенству, так как прогресс обусловливается непрестанным совершенствованием спинномозгового аппарата человека. Через тысячу или через десять тысяч лет, — я не знаю, — но несомненно, что со временем люди будут более чувствительны и более впечатлительны. Это не доставит им страданий, ибо человечество станет лучше: оно будет снисходительнее, терпимее и кротче; уважение к свободе каждого возрастет.

Теперь совсем не так: у человека всегда непреоборимое влечение подчинять других своей воле. Мы считаем необходимым заставлять других исполнять то, что нам кажется добром. Мы хотим обязать людей стать добродетельными и наказываем преступающих наш социальный катехизис, то есть свод законов. Я не критикую, господин аббат, а лишь констатирую факты. Но, не правда ли, вы согласитесь со мной, что у нас есть известные догматы и что мы наказываем тех, кто их нарушает? Мы заключаем в тюрьму жену, обманывающую своего мужа без оплаченного согласия последнего; туда же сажаем, без различия, убийцу, двоеженца и торговца контрабандными спичками.

Добрый священник вздохнул; я же продолжал так:

— Возвращаюсь к моей первоначальной теме: людям с нервной системой, чересчур утонченной, приходится плохо в среде современного человечества. Это самое относится к девице Франшар. Такие люди страдают гораздо более других; их расстраивают неприятности, незаметные для так называемого среднего человека; необходимое условие их изощренной чувствительности — неустойчивое равновесие их нервов, — легко нарушается; поэтому врачам простительно считать больными эти образчики опередившей нас эволюции. Девять десятых моих коллег диагностировали бы истерию у нашей милой девицы, которая совершенно свободна от этого неопределенного и малоизученного невроза.