Обладатель великой нелепости - Левандовский Борис (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
– Ну?.. – вырвалось у него помимо воли. Он с тревогой вглядывался в лицо девицы, которая наконец оторвала взгляд от листка с результатом.
– Конечно же, все нормально, – фыркнула та.
Герман напрягся – нормально?
– Что… что именно «нормально»?
– Да все в порядке! Результат отрицательный! – ее взгляд откровенно говорил: «Представление окончено, старый пердун…». В уголках глаз еще прятались едкие смешинки: об этом грех не рассказать всем знакомым – наверняка они надорвутся от смеха.
Герман и сам понял, что здесь его больше ничего не задерживает. Он машинально поблагодарил ехидную девицу (посмотрел бы я на тебя лет эдак через пятьдесят или хотя бы тридцать, сучка!), развернулся и заторопился к выходу. Пожалуй, «заторопился» – слишком сильно сказано. Взял курс.
Женщина-гренадер проводила его долгим пристальным взглядом.
результат отрицательный
На выходе Герман столкнулся с едва не налетевшей на него школьницей. Она задорно ему подмигнула и исчезла за спиной.
Герман последний раз в жизни переступил порог тест-пункта.
отрицательный
«Итак, ты выяснил, – говорил себе Герман. – Это не СПИД – теперь ты это знаешь.
Это Хворь – никому не известная. Возможно, она существует уже не одну тысячу лет, но, если о ней кто-то и знает, то, несомненно, очень узкий круг людей, специалистов или… А если его вирус как-то по особенному избирателен? Если последний, кто мог о нем что-то знать, умер еще в средние века? И за всю историю тысячи, может, миллионы людей являлись его носителями, но только единицы познали его реальную сущность на себе… может такое быть? Загадочная, ужасная ХВОРЬ…»
Герман сидел на скамейке недалеко от остановки трамвая. Отрезок в сто пятьдесят метров казался марафонской дистанцией; ноги все чаще отказывались повиноваться, перед глазами плыли темные пятна. На другом конце скамьи села пожилая женщина с двумя тяжелыми продуктовыми сумками; она минуту отдыхала и оставила Германа снова одного, смерив ироническим взглядом.
Неподалеку располагался уютный сквер, откуда тянуло приятной прохладой, доносились шум листвы на деревьях, голоса играющих детей. Начинал моросить мелкий дождь, предвещавший скорый приход зрелой осени.
отрицательный
Внезапно у Германа зародилась надежда, – что если современная медицина способна его спасти? Результат последнего теста, казалось, говорил, что у него имеется шанс. В таком случае, выбранная им тактика может оказаться банальным самоубийством!
Герман попытался представить.
Итак, он обращается за помощью и… что происходит дальше? Его подвергнут особому секретному карантину? Станут в срочном порядке изобретать специальную вакцину ради его спасения? Привлекут группу лучших экспертов по вирусологии? Задействуют самые современные…
НЕТ!
Тысячу раз – нет! Это откровенно утопическая картина. Бред сумасшедшего, причем самого наивного образца. Если он обратится к Специалистам, все будет выглядеть совершенно иначе.
Если его не пристрелят сразу, яйцеголовые раз и навсегда упекут его в какой-нибудь безумно засекреченный исследовательский центр (разумеется, с непосредственным участием военных) – из него сделают подопытное животное! Он пройдет через ад нескончаемых исследований, опытов, анализов, каждую минуту его жизни они превратят в бесконечный эксперимент и даже, когда он сдохнет, его тело до грамма, до последней молекулы будет изучаться еще многие годы. Они заставят его испражняться у них на виду в хитрую посуду, ссать в специальные колбы (вообще, черт знает еще во что!), чтобы потом всласть наковыряться в его дерьме, удовлетворяя свою тягу. Фанатики-ученые станут душить друг друга за право первым добраться до проб его тканей и крови, и будут кончать прямо в штаны, заглядывая в свои микроскопы. Нет, они раздерут его на тысячи мелких кусков, даже не дожидаясь, пока он умрет сам.
Вот что произойдет в действительности.
Им займутся… Добрые Доктора.
Вплотную.
«Они уже ждут тебя, Герман… Они уже все знают… и надеются, что скоро ты придешь к Ним сам… – зазвучал в его голове почти осязаемый шепот, тот, что был с ним во сне. – Они уже приготовили для тебя место в Сумрачной палате…»
Герман, в который раз за последние дни, почувствовал нарастающий страх. Оказывается, он еще не утратил способность бояться?
Неужели он и вправду верит, что однажды у его подъезда остановится машина с надписью на борту «добрая помощь»?
И Добрые Доктора постучат в его дверь.
Мелкий дождь прекратился, но теперь ему на смену пришли тяжелые крупные капли. Герман задрал голову, чтобы посмотреть на небо (шейные позвонки жалобно хрустнули); вверху большая клубящаяся туча наплывала на белое облако, «пожирая» его, словно темно-серый великан заблудившуюся овцу.
Есть ли в мире Добрых Докторов небо? Наверное, если оно существует, то сплошь затянуто такими же серыми зловещими тучами…
«Прекрати о них думать, – произнес голос вернувшегося Независимого Эксперта. – Прекрати. Они все равно не успеют добраться до тебя, ведь ты отлично знаешь, что произойдет вскоре. Разве нет?»
О! Это было нечто, невероятное событие – Независимый Эксперт уверовал в Добрых Докторов!
«Они не успеют».
– Спасибо, утешил… – пробормотал Герман, поднимаясь со скамейки.
Дождь уверенно перерастал в ливень.
Герман прошел несколько шагов и резко остановился; вокруг по асфальту колотили тяжелые капли. Его внезапно осенило.
Наплевав на все предосторожности, Герман пересек тротуар и поймал такси, чтобы по пути домой побывать еще в одном месте.
Глава 7
Карина: на пороге
Герман захлопнул дверь квартиры так резко, что осыпалась штукатурка, и что-то еще с глухим стуком свалилось в гостиной.
Кто-то спускался вниз по лестнице, причем шаги стали приближаться внезапно двумя или тремя этажами выше, как только он начал ковыряться ключом в замке; не было ни предварительного хлопка дверей, ни шагов, ни какого-либо другого движения вообще. Словно его специально поджидали… Кто? Зачем его соседям устраивать за ним слежку? Или…
Кажется, ему удалось заскочить в квартиру еще до того, как некто, спускавшийся сверху, достиг его этажа и успел рассмотреть его лицо. И не только.
Герман осторожно приложил глаз к дверному глазку.
На площадке, видимой словно через обратную сторону бинокля, – было пусто. Только на самой границе обзора Герман уловил какое-то движение, где начинался лестничный пролет, ведущий на четвертый этаж. Похоже на клочок материи. Расцветка была ему хорошо знакома.
«Все ясно», – он отошел от двери и направился в гостиную. Последние дни Герман в основном проводил в этой комнате.
На лестнице его караулила Лиза. Любопытно, сколько же времени она там его поджидала? Упавшим предметом в гостиной оказался портрет маленького Геры. Он валялся на полу, уткнувшись «лицом» в паркет. Герман машинально отметил, что поступил правильно, когда отказался от идеи заключить его в рамку со стеклом. Иначе сейчас оно бы разбилось, и по всей комнате разлетелась масса мелких острых осколков, собрать которые до конца не смогла бы никакая уборка; пара-тройка обязательно сумела бы притаиться, дожидаясь своего часа, чтобы затем нежданно впиться в незащищенную руку или ногу, напомнив тот гребаный день, когда повзрослевшего дебила на портрете посетила счастливая идея запихнуть его под стекло, как музейный экспонат – «вот какая у меня была рожа в двенадцать лет! – ну не замечательно ли? Просто обторчаться!»
Герман, кряхтя, медленно согнулся, чтобы поднять фотографию. Однако какое-то неприятное предчувствие заставило его оставить портрет в покое, словно он опасался увидеть, что и Гера стал каким-то образом меняться или действительно сейчас заговорит с ним.
Или произойдет что-то еще.
