Концепция лжи - Бессонов Алексей Игоревич (читать книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
– Но это ледяные, безжизненные миры. Как можно выдержать там столько времени?
– А как люди всю жизнь живут на Луне? Это дело привычки… У нас до сих пор дискутируют о том, как отреагирует психика астронавтов в многолетнем межзвездном рейсе – многие спецы считают, что половина экипажа свихнется еще задолго до финиша. Может быть, они и правы, хотя лично я с ними не согласен. За год на «Галилео» я очень многое понял. Астронавты делятся на две категории: сумасшедшие вроде меня, для которых космос – это вся их жизнь, и обычные летуны, жаждущие заработать денег и свалить на непыльную работенку.
– А ты хотел бы полететь к звездам? – спросила Жасмин, глядя почему-то в сторону.
Леон ответил не сразу. Хотел ли бы он полететь к звездам! А что, на свете существует какая-то другая цель, так же зовущая за собой? Цель, наполняющая смыслом каждый вздох?..
– Я все равно не успею, – тихо произнес он. – Жизнь коротка. Я только хочу это увидеть. Увидеть, и ничего больше. Тогда я буду знать, что не зря меня колотило все эти годы по Системе. Иногда ведь тоже становится кисло: особенно, когда у твоих старых друзей рождаются сыновья. Я смотрю на них, и мне начинает казаться, что всю свою жизнь я прожил лишь для себя одного…
– Ты еще успеешь, – засмеялась девушка. – И родить сыновей, и увидеть звездолеты.
– Может, ты и права, – согласился Макрицкий. – Если, конечно, после этой экспедиции меня наконец спишут по здоровью… похоже, что для космоса я скоро буду слишком стар – экипажи постоянно молодеют, сейчас в рейсы пускают вчерашних кадетов. Раньше все проходили через Луну и Марс, а теперь это уже не нужно, зато в тридцать лет ты считаешься стариком. Мне страшно думать об этом. Понимаешь, я так отчаянно стремился в космос, что одна только мысль о расставании с ним приводит меня в ужас. Хотя я знаю, что многие, даже мой отец, считают меня наивным идеалистом.
– Ты говорил, что у тебя богатая семья?
– Да, промышленность, финансы… много чего. Но для меня бизнес семьи не имеет особого значения. Приятно, конечно, что я могу тратить куда больше, чем обычный офицер моего ранга – но это, пожалуй, и все. Я немного оторван от своей семьи, хотя для нас это и не очень типично. Все равно большую часть времени я провожу довольно далеко от Киева!
Неожиданно Леон остро ощутил, что время спешит к полуночи, и сейчас пора решать – либо оставаться, либо валить восвояси. Ощутимых поводов к первому варианту Жасмин почему-то не высвечивала, напрашиваться же через процесс экспресс-ухаживания Леон не мог, ему претило – и происхождение, и погоны… он коротко вздохнул – без надежды, просто с горечью:
– Знаешь, я не хотел бы говорить об этом. По крайней мере, сейчас… наверное, мне пора.
Жасмин неожиданно протянула руку – он залюбовался ее сильными пальцами с тонкой игрой сосудов под слегка смугловатой кожей, – и провела тщательно отполированными ногтями по его ладони:
– Я вызову такси.
– Нет, – вдруг смешался Макрицкий, – я, наверное, пройдусь немного.
Жасмин вздернула брови.
– Но Рим не самый безопасный город на свете. Может быть, я вызову бодигардов, здесь это недорого, и пройдусь вместе с тобой?
– Охрану? – Леон вздернулся, и вдруг ощутил нечто вроде тошноты – сабля вместе с мундиром остались далеко, сейчас на нем было штатское платье, а рукопашная никогда не являлась приоритетной специальностью в его Академии.
Он сглотнул – Жасмин была права на все сто.
– Я пройдусь, – повторил он с улыбкой и накинул на руку свое элегантное пальто. – Может быть, мы сможем связаться… еще раз?
– Я была бы рада, – девушка показалась ему удивленной. – А когда?
– У меня есть кое-какие дела в этой поездке, – Леон больно куснул себя за десну. – Но никакие дела не могут занять вечность…
Спускаясь в лифте, он то и дело сжимал правый кулак, представляя себе ощущения от шершавой рукояти форменной сабли, и тихо матерился. Будь на нем мундир, он и в самом деле пошел бы пешком – по крайней мере, пару-тройку кварталов, и горе тому вечернему охотнику, который решился бы встать у него на пути – уж чем-чем, а традиционной козацкой шаблей Леон владел великолепно, всегда находя время для занятий с лучшими мастерами.
– Найди мне машину, – приказал он заспанному ночному портье в холле отеля.
Глава 8.
Леон как раз доедал хрустящую утреннюю булочку, когда позвонил Форен.
– Мне надо бы с тобой встретиться, – сообщил он.
– Я в Риме, – лениво ответил Макрицкий. – Садись на рейсовый, они, кажется, идут из Парижа каждый час, и отзвонишься из аэропорта. У тебя что-то серьезное?
– Я пока не уверен… постараюсь, впрочем, к вечеру. Послушай-ка, вот еще что: не исключено, что тебя найдет один человек, его фамилия Трубников – он может быть тебе интересен.
Леон глотнул кофе.
– Интересен чем? Я не в настроении болтать с журналистами.
– Он не журналист, – Макрицкому вдруг показалось, что Форен задыхается, – он старый астронавт.
– Как ты сказал – Трубников? – насторожился Леон. – Не знаю такого.
– Ну, ты же не можешь знать всех на свете. В общем, я постараюсь к вечеру. Потом отзвонюсь…
Трубников, Трубников… Леон покатал незнакомую фамилию на языке и пожал плечами. Наверняка какой-нибудь древний пропойца, лелеющий на итальянских водах измученные почки – увидел в прессе скандал с Чизвиком, и решил вот поболтать за жизнь, поучить, понимаешь, молодое поколение. Что там, Юбер совсем с ума съехал, давать таким экземплярам мои координаты? И главное, зачем?
Макрицкий горько вздохнул и глянул на часы. Дело шло к полудню. Допив кофе, он провел вдоль рта ионизирующей «зубочисткой» и принялся одеваться – хотя куда сейчас идти, Леон не представлял совершенно.
Следующие несколько часов он бесцельно бродил по лабиринту Старого Рима, в четыре пообедал в небольшом ресторанчике с видом на пластифицированный для вечности Колизей, и в конце концов снова оказался в баре своего отеля.
– Плесни-ка мне русской, старина, – распорядился он, забравшись на традиционный высокий табурет перед стойкой. – К вечеру стало прохладно.
– О да, синьор, – согласился бармен, лысый до блеска, зато с баками не хуже Пушкина. – Вам чистой, или?..
– Чистой. Вон у тебя «Стандарт» на полке, так ее и лей, красавицу. И бутербродик с венгерским шпиком.
– О, синьор знает толк! Синьор из Восточной Европы? Обычно так закусывают или немцы, или…
– Синьор поляк, но «Выборовой» от вас не дождешься… поэтому лучше уж русскую, не джином же мне давиться.
В кармане у него задергался телефон. Леон поправил торчавшую в правом ухе горошину и тотчас же выключился из окружавшего его звукового фона.
– Я уже на борту, – сообщил ему Форен. – Где встречаемся?
– Я в «Монте-Кассино», – ответил Леон, – в баре. Это тихий отель, здесь не бывает ничего такого. Скажешь таксисту, они знают.
– Это где-то справа от Империале? – уточнил журналист.
– Да. Я жду…
Форен отключился. Макрицкий в задумчивости поглядел на стоящий перед ним стаканчик – он мог поклясться, что водки там не больше тридцатки. Как можно потреблять ее такими порциями? Впрочем, сам виноват: нужно было сразу заказывать двойную. Ах, Европа… когда ж мы научим вас пить? Он забросил в рот крохотный, едва крупнее пуговицы, бутербродик, попутно отметив, что сало действительно венгерское, обжигающее перцем, и потянулся за сигаретой.
– Синьор может курить за стойкой, – предугадав его вопрос, вскинулся бармен. – У нас не Америка, а хозяин отеля сам курильщик, так что пожалуйста.
И, чуть пригнувшись, ловко извлек откуда-то снизу стеклянную пепельницу. Леон щелкнул зажигалкой и открыл уже рот, чтобы заказать добавку, как бармен вдруг изменился в лице. Возле его руки вспыхнул голографический пульт, сетевой проектор, едва светившийся до того справа от стойки, увеличился втрое, и Макрицкий услышал взволнованный голос дикторши:
