Лалангамена (сборник) - Диксон Гордон Руперт (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗
Он приготовил себе немудреный ужин, поел и снова задумался над тем, как покормить существо и как ему помочь. Он принес его в дом, согрел его, но пошло ли это ему на пользу? Может, следовало сделать для него что-то другое? Этого он не знал.
Моуз было подумал, не обратиться ли к кому за помощью, но от одной мысли, что придется просить о помощи, даже не зная, в чем она должна заключаться, ему стало тошно. Потом он представил себе, каково было бы ему самому, если б, измученный и больной, он очутился в неведомом далеком краю и никто не сумел бы ему помочь из-за того, что там не знали бы, что он такое.
Это заставило его наконец решиться, и он направился к телефону. Но кого ему вызывать: доктора или ветеринара? Он остановился на докторе, потому что существо находилось в доме. Если б оно лежало в сарае, он позвонил бы ветеринару.
Это была местная телефонная линия, слышимость — хуже некуда, и, поскольку Моуз был туговат на ухо, он пользовался телефоном довольно редко. Временами он говорил себе, что телефон ничуть не лучше других новшеств, которые только портят людям жизнь, и не раз грозился выбросить его. Но сейчас он был доволен, что этого не сделал.
Телефонистка соединила его с доктором Бенсоном, и оба они не очень-то хорошо слышали друг друга, но Моуз все-таки ухитрился объяснить доктору, кто звонит и что ему нужна его помощь, и доктор обещал приехать.
Облегченно вздохнув, Моуз повесил трубку и немного постоял, ничего не делая. Но вдруг его поразила мысль, что в лесу могли остаться другие такие же существа. Он понятия не имел, кто они, что здесь делают, куда держат путь, но не вызывало сомнений, что тот, на кровати, был чужестранцем, прибывшим из далеких мест. И разум подсказывал, что таких, как он, может быть несколько, ведь в дальней дороге одиноко и любой человек — или любое другое живое существо — предпочтет путешествовать в компании.
Он снял с крючка фонарь и, тяжело ступая, вышел за дверь.
Ночь была темна, как тысяча черных кошек, и фонарь светил очень слабо, но для Моуза это не имело значения: он знал свою ферму как собственные пять пальцев.
Он спустился по тропинке к лесу. В этот час здесь было жутко, но Старый Моуз был не из тех, кто боится ночного леса. Продираясь сквозь кустарник и высоко подняв фонарь, чтобы осветить площадь побольше, он осмотрел поляну, где нашел существо, но там никого больше не оказалось.
Однако он нашел кое-что другое — нечто, похожее на огромную птичью клетку, сплетенную из металлических прутьев, которая застряла в густом кусте орешника. Он попытался вытащить ее, но она так прочно засела в ветках кустарника, что не сдвинуть с места.
Он огляделся, чтобы понять, откуда она попала сюда.
Вверху над собой он увидел сломанные ветви деревьев, через которые она пробила себе дорогу, а еще выше холодно сияли звезды, казавшиеся очень далекими.
Моуз ни на миг не усомнился в том, что существо, лежавшее сейчас на его постели около плиты, явилось сюда в этом невиданном плетеном сооружении. Он, правда, немного подивился, но не стал особенно вдумываться, ведь вся эта история казалась настолько сверхъестественной, что он сознавал, как мало у него шансов найти ей какое-нибудь разумное объяснение.
Моуз вернулся к дому и едва успел задуть фонарь и повесить его на крюк, как послышался шум подъезжающей машины.
Подойдя к двери дома, доктор несколько рассердился, увидев стоявшего на пороге Старого Моуза.
— Что-то вы не похожи на больного, — сварливо произнес он. — Должно быть, не так уж вам худо, чтобы тащить меня сюда посреди ночи.
— А я и не болен, — сказал Моуз.
— Тогда зачем вы мне звонили? — рассердившись еще больше, спросил доктор.
— У меня в доме кое-кто заболел, — ответил Моуз. — Может, вы сумеете помочь ему. Я бы сам попробовал, да не знаю как.
Доктор вошел в дом, и Моуз закрыл дверь.
— У вас тут что-нибудь протухло? — спросил доктор.
— Нет, это он так воняет. Сперва было совсем невмоготу, но теперь я уже попривык.
Доктор заметил на кровати существо и направился к нему. Старый Моуз услышал, как доктор словно бы захлебнулся, и увидел, что он, напряженно вытянувшись, застыл на месте. Потом доктор нагнулся и стал внимательно разглядывать лежавшее перед ним существо.
Когда он выпрямился и повернулся лицом к Моузу, только безграничное изумление помешало ему в тот момент окончательно выйти из себя.
— Моуз! — взвизгнул он. — Что это такое?!
— Сам не знаю, — ответил Моуз. — Я нашел его в лесу, ему было плохо, оно стонало, и я не мог его там бросить одного.
— Вы считаете, что оно заболело?
— Я знаю это, — сказал Моуз. — Ему немедля нужно помочь. Боюсь, что оно умирает.
Доктор снова повернулся к кровати, откинул одеяло и пошел за лампой, чтобы получше рассмотреть существо. Он оглядел его со всех сторон, боязливо потыкал его пальцем и многозначительно прищелкнул языком, как это умеют делать одни лишь врачи.
Потом снова прикрыл существо одеялом и отнес на стол лампу.
— Моуз, — проговорил он, — я ничем не могу помочь ему.
— Но вы же врач!
— Я лечу людей, Моуз. Мне не известно, что это за существо, одно ясно — это не человек. Я даже приблизительно не могу определить, что с ним, если вообще в его организме что-то разладилось. А если б мне все-таки удалось поставить диагноз, я не знал бы, как его лечить, не причиняя вреда. К тому же я не уверен, что это — животное. Многое в нем говорит за то, что это — растение.
Потом доктор спросил Моуза, где он нашел существо, и Моуз рассказал, как все произошло. Но он ни словом не обмолвился про клетку — сама мысль о ней казалась настолько фантастичной, что у него язык не повернулся об этом рассказать. Достаточно того, что он нашел это существо и принес его в дом, и незачем было упоминать о клетке.
— Вот что я вам скажу, — произнес доктор. — Это ваше существо не известно ни одной из земных наук. Сомневаюсь, видели ли когда-нибудь на Земле что-либо подобное. Лично я не знаю, что оно собой представляет, и не собираюсь ломать над этим голову. На вашем месте я связался бы с Мэдисонским университетом. Может, там кто-нибудь и сообразит, что это такое. В любом случае им будет интересно ознакомиться с вашей находкой. Они непременно захотят обследовать его.
Моуз подошел к буфету, достал коробку из-под сигар, почти доверху наполненную серебряными долларами, и расплатился с доктором. Добродушно пошутив над этим его чудачеством, доктор опустил монеты в карман.
Моуз с редким упрямством держался за свои серебряные доллары.
— В бумажных деньгах есть что-то незаконное, — не раз говорил он. — Мне нравится трогать серебро и слушать, как оно позвякивает. В нем чувствуется сила.
Вопреки опасениям Моуза, доктор уехал не в таком уж плохом настроении. После его ухода Моуз пододвинул к кровати стул и сел.
«До чего же несправедливо, — подумал он, — что нет никого, кто мог бы помочь такому больному существу, — никого, кто знал бы хоть какое-нибудь средство облегчить его страдания».
Сидя между плитой и кроватью, Моуз слушал, как в тишине кухни громко тикают часы и потрескивают дрова.
Он смотрел на лежавшее перед ним существо, и в нем вдруг вспыхнула почти безумная надежда на то, что оно выздоровеет и будет жить с ним. Теперь, когда его клетка покорежена, ему волей-неволей придется остаться. И Моуз надеялся, что так оно и будет, ведь даже теперь в доме уже не чувствовалось прежнего одиночества.
И тут до Моуза внезапно дошло, как здесь раньше было одиноко. Пока не умер Тоузер, было еще терпимо. Он пробовал заставить себя взять другую собаку, но не смог. Потому что не было на свете собаки, которая могла бы заменить Тоузера, и даже сама попытка найти другого пса казалась ему предательством. Разумеется, можно было взять кошку, но тогда он стал бы слишком часто вспоминать Молли; она очень любила этих животных, и до самой ее смерти в доме всегда путались под ногами две-три кошки.
А теперь он остался один. Один на один со своей фермой, своим упрямством и серебряными долларами. Доктор, как и все остальные, считал, что, кроме как в стоявшей в буфете коробке из-под сигар, у Моуза больше серебра не было. Ни одна живая душа не знала о существовании старого железного котелка, доверху наполненного монетами, который он спрятал под досками пола в гостиной. При мысли о том, как он провел всех соседей, Моуз хихикнул. Он много бы отдал, чтобы посмотреть на их лица, если бы они об этом пронюхали. Сам-то он никогда не скажет. Если уж им суждено узнать, обойдутся без него.
