Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов - Дозуа Гарднер (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗

Строительство дамбы в Кунда Кхадаре — этой гигантской насыпи из земли и бетона, похожей на подвязку на бедре Матери Ганга, — близилось к завершению. Протесты расположенного ниже по течению Бхарата и Соединенных Штатов Бенгалии звучали все резче, но стрелы башенных кранов поднимались и поворачивались, поднимались и поворачивались днем и ночью. Министр Парех и премьер–министр Шривастава совещались ежедневно. К ним присоединился министр обороны. Даже штатные пиарщики способны были учуять дипломатическую напряженность.

Был четверг. Я заранее назвал его отважным четвергом, чтобы заставить себя решиться и выступить. Гены не делают вас храбрым. Но я готовился тщательно, как мог; что означало — лучше, чем кто бы то ни было в Лок Сабха, включая министра Парекха. Шривастава со своим окружением вынужден был провести пресс–конференцию из министерства, чтобы заверить общественность Авадха, что Кунда Кхадар сделает свое дело и утолит бездонную жажду Дели. Все выглядели элегантно, будто на картинке: выщипанные усы, отглаженные брюки, рубашки свежие, как утро. Только не я. Я заранее выбрал позицию: недолгая суматоха в коридоре при появлении Шриваставы и компании его секретарей. Я понятия не имел, о чем они будут говорить, но знал, что говорить будут; Шривастава любил такие «брифинга на ходу», они придавали ему вид человека деятельного и энергичного. Я верил, что мои исследовательские способности и быстрый ум победят.

До меня донеслось бормотание. Компания вот–вот должна была завернуть за угол, я зашевелился, вжался в стену, пока процессия надвигалась на меня. Мои органы чувств просканировали пять бесед, уловили шепот Шриваставы, адресованный Банзалу, его парламентскому секретарю:

— Если бы я знал, что Макоули поддерживает нас.

Эндрю Дж. Макоули, президент Соединенных Штатов Америки. Вот и ответ.

— Если бы мы смогли заключить сделку о продаже всего произведенного продукта в обмен на частичную ратификацию Акта Гамильтона, — произнес я голосом высоким, чистым и пронзительным, будто птичий крик.

Свита премьер–министра проскочила мимо, но Сатья Шетти, пресс–секретарь, обернулся с грозным видом, чтобы испепелить болтливого выскочку–стажера. Он увидел девятилетнего ребенка. Он онемел, выпучив глаза. Он заколебался. Это колебание остановило всех. Премьер–министр Шривастава повернулся ко мне. Глаза его округлились, и зрачки расширились.

— Очень интересная мысль, — произнес он, и я знал: он понял, проанализировал и принял предложенный мною дар. Советник–брахман. Странный ребенок-ученый. Дитя–гений, малолетний гуру, маленький бог. Индия обожала их. Золотое дно для пиара. Его свита расступилась, и он шагнул ко мне: — Что вы здесь делаете?

Я пояснил, что стажируюсь у министра Пареха.

— И теперь вы хотите большего.

Да, я хотел.

— Как вас зовут?

Я назвался. Он кивнул:

— Да, свадьба. Помню. Значит, политическая карьера, верно?

Именно так.

— Вы, конечно, не откажетесь от лидерства.

Мои гены не позволят мне. Моя первая политическая ложь.

— Да, с идеями нынче у нас негусто. — С этими словами он отвернулся, свита сомкнулась вокруг него, и они устремились дальше. Сатья Шетти наградил меня злобным взглядом, и я выдержал его, пока пресс–секретарь не отвел глаза. Я еще увижу, как он сам и все его труды обратятся в прах, в то время как я буду по–прежнему молод и полон энергии. Когда я вернулся к своему столу, там уже лежало приглашение из канцелярии премьер–министра с предложением связаться с ними на предмет собеседования.

Я рассказал о своем великом достижении трем женщинам. Лакшми засияла от радости. Наши планы осуществлялись. Моя мать была озадачена: она больше не понимала моих мотивов, зачем мне идти на скромную и неприметную должность госслужащего вместо того, чтобы процветать среди светил политики. Сарасвати спрыгнула с дивана и закружилась по комнате, потом захлопала в ладоши и поцеловала меня в лоб, долго и крепко, пока ее губы не оставили там красный тилак [148].

— Пока все это весело, — сказала она. — Очень весело.

Моя сестра, моя великолепная сестра произнесла вслух правду, до понимания которой я лишь начал дозревать. Весело — вот и всё. Мать и отец предназначали меня для величия, для ослепительного успеха и богатства, власти и славы. Мне всегда хватало эмоциональной восприимчивости, если не словарного запаса, чтобы понимать: ослепительно могущественные и знаменитые редко бывают счастливы, успешность и богатство часто вредят их психическому и физическому благополучию. Все свои решения я принимал ради себя, ради собственного покоя, здоровья, удовольствия, сохранения заинтересованности на протяжении всей моей долгой жизни. Лакшми выбрала утонченный мир сложных игр. Я — круговерть политики. Не экономику; она была для меня слишком мрачной наукой. Но государство и отколовшиеся от него маленькие независимые осколки на границах Авадха, с которыми, я видел это, мы все так же неразрывно связаны, как и во времена, когда мы были единой Индией, и те страны, что за ними, и далее, и далее; это зачаровывало меня. Межгосударственный этикет служил мне забавой. Это было весело, Сарасвати. И я был великолепен. Я стал героем из комиксов моего детства, проницательным героем, Человеком–Дипломатом. Я спасал ваш мир столько раз, что вы и представить себе не можете. Моя суперсила состояла в том, чтобы увидеть ситуацию в целом, во взаимосвязях, и те неуловимые силы, влияющие на нее, которые другие, менее способные аналитики игнорировали. А потом я подталкивал ее, чуть–чуть. Малейший, легчайший толчок, одно крохотное поощрение или помеха, даже намек на то, каким путем может пойти политика, и видишь, как социальная физика сложного капиталистического общества постепенно увеличивает это все в масштабах посредством законов, и сетей, и социальных усилителей, медленно изменяя направление движения целой нации.

Те первые несколько лет я постоянно боролся за выживание. Сатья Шетти был моим злейшим врагом с того мига, как взгляды наши встретились в коридоре Министерства водных ресурсов. Он обладал связями и влиянием, был умен, но не настолько, чтобы понять: ему никогда не победить меня. Я просто продолжал позволять каплям меда из моих уст вливаться в уши Кришны Шриваставы. Я всегда был прав. Мало–помалу его кабинет и союзники Сатья Шетти поняли, что, помимо моей неизменной правоты, я еще и существенно отличаюсь от них. Я не искал высоких постов. Я искал, как лучше. Я был префектом–советником. И я грандиозно смотрелся по телевизору: карлик–визирь премьер-министра Шриваставы, трусящий перед ним, словно напоминание о днях Моголов. Кого, в той или иной степени, не занимает вундеркинд? Хотя мне и было тогда уже двадцать два года, половая зрелость — что бы это ни означало для меня лично — все еще маячила на горизонте нашего поколения брахманов, словно долгожданный муссонный ливень.

Именно вероломный муссон сделался движителем политики Авадха, в городах и деревнях, в домах и на улицах. Томимые жаждой народы иррациональны; они молятся и обращаются к странным избавителям. Великая технократия Соединенных Штатов Бенгалии, в качестве свидетельства национальной истерии, слепо уверовала в эксцентричный план отбуксировать айсберг из Антарктики до Сундарбана [149] в надежде, что масса холодного воздуха повлияет на меняющуюся климатическую модель и вернет сезон дождей в Индию. Странные дни, время слухов и чудес. Наступила эпоха Кали, и боги снова спускались к нам на землю, разгуливая в облике обычных мужчин и женщин. Американцы обнаружили что–то такое в космосе, что–то не из этого мира. В «цифровом раю» Бхарата, кишащем ИИ, расплодились искусственные интеллекты третьего поколения; легендарные сущности, чей интеллект превосходил мой в той же степени, в какой мой превосходит интеллект блох, досаждающих моим бедным котам. Саджида Рана, подвергнувшись политическому давлению возрождающегося индуистского фундаментализма, готовила упреждающий удар по Кунда Кхадару в качестве пиар–трюка. Этот последний слух, выуженный мною во время просмотра прессы Бхарата, я счел достаточно серьезным, чтобы потребовать встречи на уровне департаментов между моим министерством и его аналогом в Бхарате. Я говорил, что к тому моменту уже был парламентским секретарем Кришны Шриваставы? Не взлет, но постепенный, неуклонный подъем. Было все еще так легко ослабить хватку и упасть прямо в ждущие лапы моих конкурентов.