Мир Феликса (СИ) - Мельников Евгений (прочитать книгу TXT) 📗
Когда я открыл глаза, мозг уже начинал работать эффективно: я понял, что жив, понял, что лежу на спине и что мне холодно. Перед глазами был свод темно-зеленого купола, а нос улавливал запах сырой травы и медикаментов. Вслед за осознанием реальности начали возвращаться воспоминания последних минут: я вспомнил Настин поцелуй, вспомнил схватку с Феликсом и наш план, но не мог вспомнить, какова была его цель. Вспомнил, что я теперь не в своем теле, но каким было мое тело и кем я был вообще, вспомнить пока не удавалось. Вероятно, укол транквилизатора замедлил регенерацию сознания.
Я запустил руку под рубашку и нащупал острые ребра. Мышечная память вступила в противоречие с осязательными воспоминаниями, и тут же из памяти явилось отражение щуплого тела в зеркале, а с ним — унылое, не довольное собой лицо. Затем медкомиссия в военкомате; заключение: не годен. И тут же — военные сборы, марш-бросок, пятнадцать подтягиваний, затем зал физкультуры и тщетная попытка подтянуться, злорадный смех одноклассников… Смех моих друзей над неказистым умником; я прошу их прекратить, ведь я и сам такой же умник, только чуть более веселый. Мои друзья: Сережа, Дима, Саша Ветров. Вспоминаю лицо друга и понимаю, что он мой враг. Карантин, эпидемия — события последних двух дней восстановились в моей памяти. Мои родители…, сердце облилось горячим раствором, и дыхание сбилось. Моих родителей больше нет. Но тут же вижу мою маму — пожилую женщину с тростью. У нее проблемы с ногами, она ждет меня дома и волнуется. Вспоминаются картины детства: новая школа в спальном районе; иду с рюкзаком к старому зданию в центре города — это моя школа; спортивная секция, потом пропадаю с друзьями во дворах, сижу за компьютером дни напролет, играю в игры, учу химию, играю в футбол со старшим братом, снова учу химию, но уже в другой комнате, отец мне помогает; отец бросил нас, когда мне было шесть, и вот, мне десять, мы едем с мамой, папой и старшим братом на море; две мамы, два отца, два разных детства… Вспоминаю, как поступил на биологический факультет, сдавал все курсовые первым, одногруппники смотрят на меня, как на инопланетянина. Чуть не завалил первую сессию — увлекся организацией вечеринок, пропадал в клубах и лагерях, ругался с родителями, успокоился, остепенился, начал писать музыку. Выиграл стипендию в немецком университете, но не поехал — не смог оставить маму. И снова вечеринки — стою за пультом, играю музыку, трезвый. Взялся за биологию, написал статью. И снова вечеринки, друзья, девчонки, море. Приступ астмы на даче — похоже, она со мной с детства.
Моя голова, казалось, вот-вот взорвется от потока противоречивых воспоминании, собирать их в две разные жизни было все равно что переплывать реку в нулевой видимости — конца не видно, и кажется, что сил больше нет, но все равно продолжаешь плыть, потому что другого пути нет. Нельзя сказать, что это было сплошным мучением, истошные усилия шли вместе с научным интересом, этот удивительный опыт слияния сознания пожелал бы пережить всякий пытливый ум. Мой мозг работал с невиданными доселе мощностью и выносливостью, для него это испытание было сродни марафону. Все чаще казалось, что я вспомнил абсолютно все, но воспоминания приходили, покуда я продолжал думать, и останавливаться я был не намерен.
И вот мне вспомнилось, как я закончил университет и пришел на стажировку в Biohack; она была настоящим научным состязанием. Интересно, что я вспомнил две версии этой стажировки — в одной я преуспел, оставив конкурентов позади, в другой же чуть не дотянул, уступив двум гениям. После этого я устроился на работу в НИИ; так я вспомнил мою встречу с Феликсом. И тут меня будто ударило чем-то массивным, мощным и при этом невесомым, я испытал настоящий взрыв информации — Феликс появился предо мной, и я будто канул в омут его воспоминаний, провалившись сразу до самого дна. От первого детского воспоминания до начальной школы время пронеслось незаметно. Первый класс: белые рубашки, красные галстуки, пятерка по математике, но двойка по поведению; споры с учителем; я оставляю его в дураках, он не может с этим смириться и вызывает родителей в школу. Родители, как всегда, меня не слушают. В их мире взрослый всегда прав, даже если он идиот. Отдают меня в шахматный кружок, потом в музыкальную школу. Зачем мне аккордеон! Они всегда выбирают за меня. Вспоминаю и в сердцах злюсь на них, как будто это было вчера. Они и друг с другом не могут найти общий язык, постоянные склоки и язвительные уколы, меня зачастую просто не замечают. Закончилось все разводом. К тому времени я уже поступил в университет; сначала учился на программиста, бросил, поступил на биологический. В аспирантуре начал встречаться со своей студенткой, это были первые серьезные отношения. Первые три года все шло хорошо: она любила меня без оглядки, мне хватало времени и на нее, и на науку. Потом она начала требовать большего, ей нужно было все мое время. Если я шел на встречу с коллегами, я должен был вернуться в тот же день; вместо работы над собственными исследованиями, я обсуждал с ней детали предстоящей семейной жизни. Зачем вообще это нужно — кольцо, обязательства. Мы жили счастливо, пока в ее голове не засела эта липкая и едкая мысль о браке. Я не мог искоренить эту пагубную идею, как ни старался. Вот бы можно было помочь человеку думать так же, как я. Терпеть ее нападки было непросто, но она не вытерпела первой и ушла, назвав меня эгоистом. Это было в высшей степени несправедливо. Я наблюдал несправедливость повсюду: в том, как начальник отчитывал моего коллегу за то, к чему он непричастен, в том, как государство тратит деньги на бесполезное строительство и откладывает в сторону проблемы пенсионеров, в том, как полиция задерживает гражданина, который всего лишь отстаивает свои права. Я каждый день наблюдаю это и каждый день прохожу мимо. Если бы я только мог все изменить…
Удивительно, как внезапно и просто порой меняется наше сознание. Для этого не всегда нужно проходить через катарсис, зачастую все решает мысль, возникшая в голове по стечении обстоятельств. Я вспомнил один из тех дней, когда мое понимание мира расширилось одномоментно. В этот день не происходило ничего необычного, я просто шел по городской площади по своим делам. Я проходил мимо молодых людей, которые очень живо обсуждали какую-то важную для них проблему. Я не прислушивался к их разговору, но проблематика была мне ясна, там было что-то про притеснение городским правительством малого бизнеса. В целом, о чем они говорили, не имело значения, главное то, что я задумался об услышанном, развил это в своей голове и проникся проблемой. Затем я начал слушать, что говорят другие прохожие, я смотрел на лица тех, кто шел молча, и пытался понять их настроение. У каждого была своя жизнь, свои проблемы, идеи и воспоминания, одним словом, свой мир. Каждый мир пересекается с сотнями других миров, а их объединение образует невероятное по мощности информационное поле человечества, и мой мир — лишь крохотная крупица этого многообразия. Но как только я осознал это, как только ощутил себя частью необъятного информационного пространства, я как будто разросся — вырос не над ним, но внутри него; горизонты исчезли, и из крохотной части я моментально стал целым — я как будто стал всем. Когда мысли и проблемы всех людей на планете вдруг стали моими собственными, я понял, что достиг нового уровня в понимании мира. С этого момента я думал лишь о том, как сделать мою субъективную вездесущность объективной. Я развивал эту мысль весь день, пока не пришел к идее пси-вируса.
После столь длительного и интенсивного погружения в память Феликса я все же смог остановиться и сделать передышку. Я сделал то, что еще минуту назад мне казалось невозможным — поднял голову. Так я понял, что лежу на носилках в большой военной палатке. Рядом со мной было еще четверо носилок, они были пусты. Видимо, остальные усыпленные уже пришли в себя.
— Артур, порядок? — Вдруг прозвучал басистый голос у меня над головой. Это был здоровяк, рядом с ним был еще один, теперь знакомый мне экземпляр Феликса. — Ты в норме?
