Ночь молодого месяца (сборник) - Дмитрук Андрей Всеволодович (бесплатные версии книг txt) 📗
При открытом куполе земляне не могли «мигать» гравитацией — погибли бы сами, — потому гравиход беспрепятственно захлестнула налетевшая, словно по неуловимому сигналу, бешеная свора болотных жителей. Оставалось только удивляться, какая сила торпедировала со всех сторон эти неуклюжие сгустки мяса и перепонок… Стараясь не смотреть ни на что, кроме биопанели, Виола рывком, против всех правил, дала машине вертикальный взлет. Липкое и тяжелое ударило сзади по шлему, пенистые белые сосульки мазнули панель, оставив полосы слизи. Затем из-за спины сверкнула радужная вспышка выстрела и яростно закричал Улдис.
С надрывным свистом гравиход мчался вверх — присоски и клейкие тяжи лопались, соскальзывали с его боков.
— Ви, у меня пистолет забрали, — сорванным голосом просипел Улдис. — Просто из рук вырвали!
Она обернулась. Друг сидел мешком, уронив руки на колени, и жалобно моргал. Прямые рыжие пряди волос прилипли к его лбу. Улдиса хотелось приласкать, и одновременно он вызывал раздражение, как неудачный, непутевый и все-таки собственный ребенок. Скафандры отталкивали жидкость, но пол и сиденья были залиты багровой, в молочных разводах секрецией, густой, как кисель и, очевидно, смрадной.
— Как вырвали?
— Не знаю. Я одного расквасил, а тут… смотрю, уже весь пистолет опутан какими-то нитями, вроде грибницы. Ну и выдернули, ясно?
Ох, как ее раздражало это вечное «ясно»! Ничего еще не было ясно, а если бы и стало, то наверняка не в пользу Улдиса, — отношения сделались вынужденными, последние дни Виола была ласковой только из чувства морального долга. Ее отношения с людьми всегда определялись именно этим чувством.
Она протянула руку к Улдису — и отдернула. В шлеме друга отразилась радужная вспышка. Хорошо знакомая радужная вспышка пистолетного выстрела над головами, в стеганом ватном небе.
Промах.
Еще вспышка — гораздо ближе и ярче. Плазменная «пуля» взорвалась рядом, гравиход задрал правый борт, и к нему угрожающе рванулся снизу, на мгновение встав дыбом, шевелящийся мохнатый лес.
От толчка Улдис повалился прямо на биопанель, машина заплясала, заметалась, и физик, отброшенный Виолой на сиденье, завопил, пригибая голову ниже борта:
— Так вот кто здесь главный! С чем и поздравляю родную Землю и лично нас с вами…
Выстрел. Очевидно, беспорядочные рывки гравихода спасли его от попадания. Улдис ползком пробрался к Виоле, схватил ее кобуру. Виола, также пряча голову, молча боролась, не давала вытащить пистолет. Но физик был сильнее…
Едва освободившись от хватки друга, она заставила гравиход продолжать танец, и Улдис, успевший прицелиться, опять позорно грохнулся между креслами.
— Не смей, слышишь, ты! Я не собираюсь из-за тебя здесь подыхать!
— Прошу тебя, Ул, милый… — бормотала Виола, не снимая пальцев с панели и глядя только на приближавшуюся зеленую гладь. — Не надо, не надо, мы уже сейчас улетим отсюда, не стреляй, не…
Она не хотела оглядываться на Улдиса. Виоле было страшно, как никогда в жизни, и совсем не потому, что сзади красивыми замедленными прыжками догоняла машину стайка глазастых летунов…
— Имитаторы! — орал Улдис, лежа животом на крышке продуктовой камеры. — Я о таких читал — не помню, в какой звездной системе они водятся. Это никакой не разум! Они просто подражают моим действиям! Ясно?
Теперь его только радовало отсутствие купола. Поерзав, Улдис зацепился носками ботинок за опоры кресел, прицелился через кормовой борт. Он был охотником, был воином на тропе войны — до чего звонкое, полноценное ощущение! А главное, он впервые почувствовал себя сильнее Виолы. Где-то в подсознании шевельнулось предчувствие расплаты, но тотчас же сменилось отчаянной лихостью, злорадной насмешкой над самим собой: «чем хуже, тем лучше!» Это было глупо, по-мальчишески, но Улдиса «несло», как в юные годы, когда он специально говорил жестокие слова девушкам, которые ему нравились…
Он выстрелил — и попал.
Передний летун, тащивший пистолет в сетке белых нитей под парашютиком, вдруг вспыхнул, почернел, коряво растопырился, и оружие кануло вниз, намного обогнав в падении пепел стайки.
— Они только имитируют, Ви, это у них такая форма борьбы за существование, честное слово, я читал! — молодецки кричал Улдис, поскольку необходимость оправдаться безудержно росла. Шлемофон ответил только неровным дыханием подруги.
Над опушкой, где бахрома плавающих корней шевелилась в цветущей тине, Виола сбросила высоту полета. Машина почти коснулась днищем зеленых пузырей. За ней волочились мертвые эффекторы, прокладывая рваную черную дорожку чистой воды.
И тогда от опушки, от самых корней моргнула радужная вспышка, и гравиход завыл, получив смертельную рану. Встал на дыбы, грязный, облепленный тиной, — и забулькал, проваливаясь в болото…
Улдису совершенно не верилось, что вот пришла последняя минута его жизни, что сейчас перестанет существовать Улдис Гаудиньш, физик-абсолютист, любитель красных и желтых тонов в одежде, коллекционер немецкой гравюры XV века, единственный сын… Улдис Гаудиньш — единственная неоспоримая реальность. Я, автономная вселенная, объект Икс…
Он не был трусом, даже любил легкое чувство опасности. Часто, особенно в полетах, воображал себе последнюю минуту, но воображал ее какой-то возвышенной, Последней Минутой, героически-торжественной. А реальность оказалась иной. Организм застраховал себя от лишних страданий, наслав оцепенение на мозг. И Улдис стоял с пистолетом, уже по щиколотку в болотной жиже, стоял и почти безучастно смотрел, как, совсем близко ворочаясь в зелени, бурые многопалые «кисти рук» передают друг другу маленький блестящий предмет. Так готовили выстрел эти новые имитаторы, и летуны как ни в чем не бывало трясли парашютиками и поскакивали, чуть не задевая шлемов.
— Дай, — сказала Виола и отобрала пистолет. Улдис не сопротивлялся, даже закивал одобрительно, когда она выстрелила в сторону, — просто так, в белый свет, для демонстрации, — а потом швырнула их последнее оружие в тут же сложившуюся чашей морщинистую «ладонь». Он начинал кое-что понимать и почти не удивился, увидев, что защитники острова отступают, вся эта путаница агрессивного мяса тащится обратно к берегу, и даже летуны покинули свой пост. И еще внезапно уловил он нечто вроде системы в расположении «частей тела»: пальцы и рты как бы выброшены перед туловищем острова; за ними, ожидая добычи, страшная раздувающаяся горловина, и надо всем этим — глаза и уши. Зыбкое, но осмысленное единство, точно уцелевшие фрагменты портрета; намек на образ колоссального существа…
Виола приказывала катеру выслать второй гравиход, называла координаты. А Улдис, как и она, уже по колено в воде, завороженно смотрел на ее резковатый, почти мужской, но такой юный и совершенный профиль, с невысохшими ленточками слез на оливковых щеках, с буйными кольцами черных волос, которым тесно в пузыре шлема.
Неужели это она говорила, что не может уснуть, если не обнимет подушку?
Есть люди, созданные для космоса, для опасного мира вечных сюрпризов. И необязательно это самые эрудированные, самые логичные, даже самые талантливые в своей области. Необязательно — самые храбрые, выносливые, уверенные и веселые. Вероятно, все дело в том, что люди, созданные для космоса, умеют с ним договариваться. Может быть, это просто самые добрые люди? Так сказать, гении этики?..
Ему вдруг представилась странная, сказочная картина. Виола (без шлема, во всей красоте реющих волос) стояла, грудью и распростертыми руками заслоняя что-то огромное, бесформенное, какую-то пульсирующую громаду, местами непроглядно-темную, местами сияющую. Сгусток мрака и огней, покоя и бешеного движения.
Возможно, был там и объект Икс, отныне на долгие годы спасенный от всяких экспериментов, поскольку Земля не позволит опустошить под строительство даже клочок планеты, _на которой применима этика_. А может быть, стоит почаще вспоминать слова Виолы о проникновении внутрь Икса, развивать исследования именно по этому пути?
