Кричащие часы (Фантастика Серебряного века. Том I) - Леман Борис (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗

Снять аппараты, лечь, уснуть… вот что настоятельно требовали мозг и разбитое тело. Изобретатель как будто не понимал моих слов; я сделал попытку отделить без его помощи присос от стены залы, но слабевшие все больше и больше руки не слушались. Надо было оставить все и лечь, лечь во что бы то ни стало.

Среди шума и говора мы добрались до будуара. Он был пуст. Я повалился на бархатный диван; товарищ мой сел было на стул, но затем сполз на ковер.

Из зала доносились звуки музыки. Я стал забываться сном.

— Что надо? — раздался надо мной хриплый, несколько раздраженный голос.

Я открыл глаза и увидел толстяка-хозяина. Около него, согнувшись в дугу, стоял седой дворецкий.

— Батюшка, осмелюсь доложить, беда! — прошамкал он.

— Что такое, что ты путаешь, старый дурак?! — закричал толстяк.

— Барышню увезли у нас…

— Что-о?! — проревел барин; глаза его выпучились, как у рака. — Лжешь ты!.. Кто, когда?!

— Сию минуту, батюшка: господин поручик Бельский в сани посадил и увез…

— Силой? Что ж ты не отбил? Где люди были?!

— Да не силой… сама ушла… и Аришку взяли!

— А, а!! — толстяк поднял оба кулака вверх и потряс ими; лицо его сделалось синим. И вдруг словно кто-то незримый ударил его по темени: голова его мотнулась вниз, губы перекосило и он, храпя, повалился на пол рядом с нами; старик-слуга хотел поддержать грузное тело барина и не мог.

— Эй, эй! — плачущим голосом закричал он, бросаясь в гостиную через приподнявшегося с пола моего товарища. — Барин кончаются!.. Сюда-а!..

Музыка оборвалась…. затопали сотни ног… Я потерял сознание.

Очнулся я только на другой день, раздетый, в постели. А еще через сутки мне сообщили, что мы с изобретателем угорели и его в чувство привести не удалось. В доме в ту ночь от неисправности труб вспыхнул пожар и он весь сгорел дотла, со всем добром и нашими аппаратами. Только нас и несколько портретов едва успели вытащить из огня. Спутника моего вынесли уже мертвым.

Среди спасенных портретов я узнал красавицу в розовом; она лукаво улыбалась мне.

С приятелем, которому принадлежал дом, я чуть не рассорился.

Этот господин самым серьезным образом начал меня благодарить за то, что я, хотя и невольно, избавил его от «старого хлама».

— Не подымалась только рука у меня, — сказал он между прочим, — а то уж я сам не раз подумывал, что хорошо было бы подпалить его со всех четырех углов!

Великое изобретение погибло!..

Сергей Минцлов

ПОСЛЕДНИЕ БОГИ

Ночь нас застала в горах высоко над Дельфами.

Мы, трое археологов, исследовали пещеры, во множестве находящиеся в диком хребте Парнаса. Возвращаться в сумерках по карнизам над пропастями было опасно и мы решили заночевать в ближайшем гроте.

Пока рабочие собирали сучья и разводили огонь, мы присели на краю обрыва отдохнуть и полюбоваться миром, расстилавшимся у наших ног.

Дельфы лежали далеко внизу на желтых, ниспадавших уступах горы; там производились раскопки храма Аполлона и приметны были червячки — люди, уже закончившие работы, но еще копошившиеся между остатками колонн и стен. В жалких лачужках крошечного селения Кастри, приютившегося на краешке одной из террас, зажигались огни. Позади нас, как волны в бурю на море, без конца и без счета вздымались отвесные горы с обнаженными вершинами: Парнас — хаос известковых гор с обнаженными серебряными вершинами, изрезанный пропастями и ущельями; все их заполняет лес, косматый и мрачный; вечная ночь стоит под его вековыми елями, густыми орехами и лаврами. Шум их и шум потоков — вот и все, что слышит там ухо. Изредка, впрочем, с грохотом срывается со скал камень и стопудовым мячом прыгает по откосам, с треском сокрушая все на пути своем.

Человека там нет и следа. Человек ушел вправо, вдаль от грозных суровых скал, в сплошное дымно-зеленое море оливковых рощ, сбегающих к лазурной бухте Коринфского залива, окаймленной красно-лиловыми утесами.

Когда-то здесь, в нынешнем царстве мертвых, ключом кипела жизнь; на ярусах горы, где уныло торчат теперь изъеденные временем бурые остатки стен, раскидывался знаменитейший в мире город Пифийского Аполлона.

О необъятных богатствах его свидетельствуют, начиная с Гомера, все современники; красноречивее их говорит запись о грабеже фокидцев, разбойнически захвативших храм; они вывезли из него золотых и серебряных вещей на десять тысяч талантов, то есть почти на сто миллионов рублей.

В храме висело, между прочим, и ожерелье прекрасной Елены, виновницы Троянской войны.

Чтобы судить о древности храма, напомню, что только перестроен он был в половине шестого века до P. X.

Все города соперничали в чести ставить в Дельфах мраморные изображения своих выдающихся людей: философы, победители на олимпиадах, полководцы, все талантливое и все события увековечивались в мраморе на этом всеэллинском Пантеоне.

Многие статуи покрывались золотом. Аллеи их и дымящихся золотых и серебряных жертвенников окаймляли все террасы, высились на каждой свободной пяди земли. Плиний, посетивший Дельфы после грабежа Нерона, увезшего пятьсот статуй, насчитал их три тысячи; Павзаний — путешественник второго века по P. X. — называет город сплошным скульптурным музеем. Знаменитейшие художники древности — Андросфен, Пракситель и Фидий — отделывали и украшали храм, театр и другие здания города любимейшего в Греции солнечного бога.

Не было кругом ни одного уголка земли, из которого не смотрела бы седая легенда!

Две исполинские скалы, почти касавшиеся друг друга вершинами у ног наших — были братья Федриады. Там, в узкой трещине между ними, гнездился когда-то страшный Пифон-змей, убитый Аполлоном; из-под них выбивается и впадает в пропасть Кастальский ручей — превращенная в ключ красавица-нимфа Касталия.

Источник Мнемозины, река забвения Лета, исчезающая под землей, пещера Трофония, Херонейское поле и т. д. — все это, кутаясь в сумерки, лежало ниже нас в окрестностях Дельф.

Было чего замечтаться, лежа над пропастью.

— А к нам кто-то на огонек идет! — проговорил один из товарищей.

Я оглянулся: путник, пробирающийся со стороны Парнаса, да еще в такое позднее время — явление необычайное!

По узкой тропинке подымался высокий грек в белой фустанелле и феске.

Подойдя к нам, приложил руку ко лбу и к груди и сел на выступ скалы неподалеку от меня.

Бритое, как у актера, сухое и морщинистое лицо незнакомца резко шло вразрез с одеждой его и напоминало скорее голландца или финна. На небольшом, прямом носу его были надеты сильные очки, делавшие преувеличенно-большими серые глаза. Он снял феску и под ней оказались седые, коротко остриженные волосы.

— Вы французы, господа? — обратился он к нам на безукоризненном языке Парижа.

Мы сказали, кто мы.

Старик как бы несколько удивился и обрадовался.

— Русские большая редкость в здешних краях! — проговорил он. — Внизу в Дельфах работают французы и я думал, что и вы из них. Вы тоже археологи?

Я сообщил ему все, что его интересовало и в свою очередь спросил о его имени и национальности.

— О! — неопределенно произнес незнакомец. — Я так давно живу здесь, что уже начинаю забывать, кто я и откуда! Меня зовут здесь Аггиос!

Старший рабочий принес эмалированный чайник с кипятком, чашки и коробки с консервами.

Увидев гостя, он чуть было не выронил из рук все принесенное, затем низко поклонился ему.

Незнакомец кивнул в ответ головой.

На плоском, большом камне устроился импровизированный стол; мы пригласили гостя разделить с нами трапезу и расположились ужинать.

— Вы, вероятно, заблудились в горах; где вы живете? — обратился к старику один из моих товарищей.